Препарат я получил, но убедить фермеров оказалось не легче, чем меня самого.

– Чего вы ей в шею-то колете? В ногу надо, в ногу!

Или:

– И вы что, уже кончили? А ногу мне ей чем мазать, а?

Это говорили буквально все, и я отвечал не без запинки, потому что в глубине души разделял их сомнения.

Но, ах, как магически мы все переменили точку зрения, едва выяснилось, что молодой человек ни в чем не уклонился от истины! Очень часто корова уже к вечеру свободно наступала на пораженную ногу, опухоль спадала, боль исчезала. Колдовство, да и только!

Это был колоссальный шаг вперед, и я все еще пребывал в радостном опьянении, когда приехал посмотреть корову Роберта Максвелла. Воспаленный опухший сустав, мучительные скачки на трех ногах, зловонные выделения – ну, словом, классическая картина.

Вид был скверный, что привело меня в особый восторг: как я успел убедиться, именно в худших случаях при тяжелой хромоте и поражении всей межкопытной ткани выздоровление наступало наиболее быстро.

– Уж придется повозиться! – буркнул ее хозяин, невысокий человек лет сорока с большим хвостиком. Он отличался кипучей энергией и принадлежал к наиболее любознательным фермерам в наших краях. Обязательно выступал на собраниях дискуссионного клуба, всегда готов был набраться нового и поделиться собственным опытом.

– А вот и нет, мистер Максвелл, – ответил я небрежно. – Теперь мы ограничиваемся инъекцией, ногу же не трогаем. Даже без повязки обходимся. С этим навсегда покончено.

– Что же, хорошее дело. Задирать коровам ноги радость невелика. – Он нагнулся к больной ноге. – А куда вы эту инъекцию делаете?

– В шею.

– Как – в шею?

Я ухмыльнулся, в который раз смакуя это безыскусное удивление.

– Совершенно верно. В яремную вену.

– Ну что же, каждый день жди чего-нибудь новенького! – улыбнулся Роберт Максвелл и пожал плечами. Но возражать не стал. Просвещенные фермеры вроде него в споры никогда не вступали. Только тупоголовые упрямцы все сами знали – и получше некоторых прочих.

– Просто подержите ее за морду, – сказал я. – Вот-вот, а голову ей чуть поверните. Отлично! – Я прижал яремную вену пальцем, она вздулась, как садовый шланг, и я ввел в нее иглу. Раствор МБ поступал в кровь около двух минут. Затем я извлек иглу. – Вот и все, – сказал я не без самодовольства.

– И больше ничего?

– Абсолютно ничего. Выкиньте из головы. Через два-три дня корова хоть танцевать сможет.

– Прямо уж и не знаю! – Роберт Максвелл взглянул на меня с легкой усмешкой. – Вы, молодые ребята, все время мне что-нибудь новенькое преподносите. Я вот фермером родился, но вы такие штуки отчебучиваете, что мне и не снилось.

Неделю спустя мы с ним встретились на собрании дискуссионного клуба.

– Ну, как корова? – спросил я.

– Как вы и сказали. Здоровехонька. Да, это ваше снадобье гниль сразу убирает. Что верно, то верно. Ну просто волшебство.

Я весь надулся гордостью, но тут его лицо посерьезнело.

– Только у нее на шее такой желвак вздулся!

– Там, где я сделал укол?

– Ну да.

От моего счастливого настроения не осталось и следа. Что-то было не так. Может быть, раствор попал под кожу? Да нет, когда я извлек иглу, из нее так и била кровь.

– Странно, – сказал я вслух. – Откуда бы ему взяться?

Роберт Максвелл кивнул:

– Вот и я голову ломаю. Как вы уехали, я эту корову обрызгал раствором от мух. Он в ранку от иглы попасть не мог?

– Не-ет… Думаю, что нет. Я ни о чем подобном не слышал. Надо на нее посмотреть.

Отправился я к Роберту Максвеллу прямо с утра. Он ничего не преувеличил. Однако заметная припухлость на шее не ограничивалась местом инъекции. Она тянулась над яремной веной, которая была напряжена и на ощупь казалась совсем твердой. Вокруг припухлости нарастал отек.

– У нее флебит, – сказал я. – Моя инъекция каким-то образом занесла в вену инфекцию.

– Как это?

– Сам не знаю. Что раствор под кожу не попал, я уверен, а игла была стерильной.

Фермер внимательно оглядел шею.

– Но на абсцесс ведь не похоже?

– Нет, – ответил я. – Это не абсцесс.

– А твердый валик, который к челюсти идет, это что?

– Тромб.

– Что-о?

– Тромб. Большой сгусток в вене.

Мне эта маленькая лекция ни малейшего удовольствия не доставляла: ведь причиной всему был я!

Роберт Максвелл посмотрел на меня вопросительно:

– Ну и что будет? Что надо делать?

– Обычно через неделю-другую создается дополнительный кровоток. То есть другие вены берут эту работу на себя. А пока я проведу курс смешанных сульфаниламидных порошков.

– Ну что же, – сказал фермер. – Она вроде бы и не замечает ничего.

Это был единственный проблеск надежды. Корова, пока мы переговаривались, спокойно на нас поглядывала, а теперь вытянула из кормушки клок сена.

– Пожалуй, это ее действительно не беспокоит. Мне очень жаль, что так получилось, но дайте ей время – и все пройдет.

Он почесал корову у основания хвоста.

– А если горячей водой обмывать, не поможет?

Я замотал головой:

– Ради бога, не касайтесь ее шеи! Если тромб разбить, это может плохо обернуться.

Я оставил порошки и уехал, но меня угнетало знакомое чувство, появлявшееся всегда, стоило мне свалять дурака. Я крепче сжал баранку и выругался себе под нос. Что я мог натворить? Шприцы одноразового пользования тогда еще не появились, но мы с Зигфридом всегда тщательно кипятили свои шприцы с иглами, хранили их в медицинском спирте и с собой брали тоже в коробочках со спиртом. Остальное от нас не зависело. Может быть, все-таки раствор от мух? Вряд ли, вряд ли…

Я попробовал утешиться мыслью, что корова выглядит совершенно здоровой. Со временем все пройдет бесследно. Но факт-то оставался фактом: у коровы была самая обычная копытная гниль, пока не вмешался Джеймс Хэрриот, дипломированный ветеринар. И теперь у нее флебит яремной вены.

Утром Хелен только-только посадила меня завтракать, как затрезвонил телефон. Звонил Роберт Максвелл.

– Корова-то сдохла, – сказал он.

Я тупо уставился в стену перед собой и только через несколько секунд сумел выдавить хриплое:

– Сдохла?..

– Угу. Утром вхожу в стойло, а она лежит. Словно ее громом пришибло.

– Мистер Максвелл… я… э… – Мне пришлось откашляться. – Я очень сожалею. Ничего подобного я не ожидал.

– Ну а причина в чем? – Голос фермера был спокойно-деловитым.

– Объяснение есть только одно, – ответил я. – Эмболия.

– А это что?

– Значит, от тромба отделился кусок и кровь его унесла. Когда такой комочек попадает в сердце, обычно наступает смерть.

– A-а! Вроде бы похоже.

Я сглотнул.

– Мистер Максвелл, мне хотелось бы еще раз сказать, что я очень сожалею…

– Да что там… – Небольшая пауза. – В хозяйстве и не такое случается. Я же просто хотел вас предупредить. Доброго вам утра.

Я повесил трубку. В горле у меня поднялся комок, и, вернувшись к столу, я молча уставился в тарелку.

– Джим, что же ты не ешь? – спросила Хелен.

Я грустно поглядел на ломоть домашней ветчины.

– Прости, Хелен. Не могу. У меня кусок в горло нейдет.

– Это что-то новое! – Моя жена улыбнулась и придвинула тарелку поближе ко мне. – Я знаю, как близко к сердцу ты принимаешь свою работу. Но прежде аппетита она тебе не портила.

Я тоскливо пожал плечами:

– Но я же никогда раньше коровы не убивал.

Правда, полной уверенности у меня не было – и сейчас нет, – но мысль эта терзала меня еще очень долго. В принципе, я стараюсь следовать наполеоновской рекомендации – «сбрасывайте с себя тревоги вместе с одеждой» – и с бессонницей не знаком, однако еще много ночей меня преследовали набухшие яремные вены с плывущими в крови тромбами, и я просыпался в холодном поту.

И еще меня продолжал ставить в тупик мой последний телефонный разговор с Робертом Максвеллом. Почти любого человека такая потеря привела бы в ярость, и Роберт Максвелл имел вполне законное право отделать меня на все корки. Но он не только не был со мной груб, но даже ни в чем меня не упрекнул.