Сантиметр за сантиметром самым тщательным образом я обследовал помещение. Все впустую. Или же… Но можно ли считать это находкой? Под лежащим на полу небольшим персидским ковром лежала карта, игральная карта. Это была семерка червей, точно такая же, как все семерки во французских колодах карт[31], правда, мое внимание привлекла одна маленькая деталь. У каждого из семи красных знаков масти, имеющих форму сердца, в самой верхней точке виднелась аккуратная круглая дырочка, ее могли проделать тонким шилом.

Вот и все. Игральная карта и письмо, найденное в книге. Достаточно ли, чтобы утверждать, что все это мне не приснилось?

Все утро я обыскивал гостиную – это была очень большая комната, отличавшаяся по размерам от других сравнительно небольших помещений особняка, ее убранство выдавало несколько странный вкус ее создателя. Наборный пол выложен из крохотных разноцветных камешков, образующих крупные симметричные узоры. Стены покрыты такими же мозаичными панно с изображением аллегорических сцен в стиле помпейских или византийских или наподобие средневековых фресок: Бахус, оседлавший бочку, император с окладистой бородой, увенчанный золотой короной, с мечом в правой руке.

Под потолком, как в мастерских художников, находилось единственное большое окно. Оно всегда оставалось открытым на ночь, вероятно, через него злоумышленники и проникли в дом по приставной лестнице. Но никаких доказательств опять же я найти не смог. От ножек лестницы должны были остаться отпечатки на утрамбованной земле во дворе, но их не было. Трава на пустыре вокруг дома тоже должна была бы быть примята, но и на ней не осталось никаких следов.

Признаюсь, что мне даже в голову не пришло обратиться в полицию, настолько абсурдными и неубедительными выглядели факты, которые я мог привести. Меня бы просто подняли на смех. Но на следующий день была моя очередь вести колонку в разделе хроники газеты «Жиль Блас»[32], где я тогда сотрудничал. Одержимый впечатлением от происшедшего, я подробно изложил свое приключение.

Статья имела успех, но я понимал, что всерьез ее никто не принял, ее считали скорее выдумкой, нежели реальным происшествием. Супруги Сен-Мартен подняли меня на смех. Однако Даспри, имевший некоторый опыт в подобных делах, пришел навестить меня, попросил ввести в курс дела и внимательно все осмотрел… Впрочем, он не добился никаких результатов.

Тем не менее как-то утром в один из последующих дней раздался звонок на воротах, и Антуан доложил, что меня хочет видеть какой-то господин, но имя свое тот назвать отказался. Я попросил провести его ко мне в гостиную.

Это был мужчина лет сорока, жгучий брюнет с волевым лицом, его чистая, хотя и поношенная одежда свидетельствовала о претензии на элегантность, которая шла вразрез с довольно вульгарными манерами.

Не тратя времени на преамбулу, он сообщил мне хриплым голосом, с произношением, выдававшим его социальное положение:

– Месье, я путешествую, и мне в кафе попалась на глаза газета «Жиль Блас». Я прочел вашу статью. Она меня заинтересовала… даже весьма.

– Благодарю вас.

– И я пришел.

– Правда?

– Да, поговорить с вами. Факты, о которых вы рассказали, приведены точно?

– Абсолютно точно.

– То есть вы ничего не выдумали?

– Ни единого слова.

– В таком случае, возможно, я могу сообщить вам кое-какие сведения.

– Слушаю вас.

– Нет.

– Что значит, «нет»?

– Прежде чем говорить, я должен убедиться, что мои сведения верные.

– Что значит – убедиться?

– Я должен остаться один в этой комнате.

Я с изумлением посмотрел на него:

– Я не совсем понимаю…

– Эта мысль пришла мне в голову, когда я читал вашу статью. Некоторые детали удивительным образом совпадают с другой невероятной историей, о которой я узнал случайно. Но если я ошибаюсь, мне лучше хранить молчание. Единственный способ узнать правду – это остаться одному…

Что таило в себе подобное предложение? Позднее я вспомнил: когда этот человек говорил со мной, вид у него был встревоженный, лицо выдавало волнение. Но в тот момент, хотя и я был удивлен, но не усмотрел ничего особо странного в его просьбе. К тому же меня подстегивало любопытство!

Я ответил:

– Договорились. Сколько вам потребуется времени?

– О, не больше трех минут. Через три минуты я вернусь к вам.

Я вышел из комнаты. Спустившись вниз, я достал часы. Прошла минута. Две… Почему мне было так не по себе? Почему эти мгновенья казались мне столь решающими?

Две с половиной минуты… Две минуты и три четверти… И вдруг раздался выстрел.

Я кинулся вверх по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, вбежал в гостиную и закричал от ужаса.

Он неподвижно лежал на левом боку в центре комнаты. Из головы вытекала кровь вперемешку с мозгом. Рядом валялся еще дымящийся револьвер.

Он дернулся в конвульсии, и все было кончено.

Но еще сильнее, чем это устрашающее зрелище, меня потрясло другое, поэтому я даже не сразу позвал на помощь и не опустился на колени, чтобы проверить дышит ли он. В двух шагах от него лежала карта – семерка червей.

Я поднял ее. В семи верхних точках семи красных сердечек были проделаны крохотные дырочки…

Полчаса спустя прибыл комиссар полиции Нёйи, потом судебный медик, потом начальник сыскной полиции господин Дюдуи. Я, разумеется, постарался не дотрагиваться до трупа. Ничто не должно было помешать выявлению улик.

Расследование продолжалось недолго, прежде всего еще и потому, что сначала не обнаружили вообще ничего или почти ничего. В карманах убитого не было никаких документов, на одежде – никаких бирок с именем, на его белье не оказалось вышитых инициалов. Короче говоря, ничего, что помогло бы установить его личность. А в гостиной все стояло как раньше. Мебель и все предметы были на своих местах. Но все же этот человек явился ко мне не только с намерением покончить с собой, полагая, что мой дом лучше подходит для этой цели. Этому жесту отчаяния предшествовал какой-то мотив, который он обнаружил за те три минуты, пока находился один.

Что именно? Что он увидел? Что потрясло его? В какую страшную тайну он проник? Угадать было нельзя.

Но в последний момент была найдена улика, показавшаяся нам крайне значительной. Когда двое полицейских нагнулись, чтобы поднять тело и положить на носилки, они заметили, что левая рука, до того судорожно сжатая в кулак, вдруг расслабилась и из нее выпала скомканная визитная карточка.

На ней было написано: «Жорж Андерма, улица Берри, 37».

Что это значит? Жорж Андерма – крупный парижский банкир, основатель и президент «Банка металлов», давшего огромный толчок развитию металлургической промышленности Франции. Он вел роскошный образ жизни, имел собственный железнодорожный вагон, автомобили, конюшню скаковых лошадей. Его приемы пользовались огромным успехом, а мадам Андерма славилась своим изяществом и красотой.

– Неужели это имя покойного? – спросил я.

Начальник сыскной полиции наклонился над телом.

– Это не он. У месье Андерма бледное лицо и волосы с проседью.

– Но тогда что значит эта карточка?

– У вас есть телефон, месье?

– Да, в вестибюле. Пройдите, пожалуйста, за мной.

Он поискал имя в телефонной книге и попросил соединить его с номером 415–21.

– Месье Андерма у себя? Будьте любезны, передайте ему, что месье Дюдуи просит его срочно приехать в дом сто два по бульвару Майо. Дело неотложной важности.

Двадцать минут спустя месье Андерма уже выходил из своего автомобиля. Ему разъяснили причины, потребовавшие его присутствия, потом отвели в гостиную, где лежал труп.

Секунду его лицо выражало волнение, потом он тихо произнес, словно говорил сам с собой:

– Этьен Варен.

– Вы его знали?