— Укуса? — переспросил Векша.
Сизый соизволил оторваться от котелка и показать учёность:
— Иномирцы так размножаются. Кусают, впрыскивают в рану семя — и вот. Человек эту хрень вынашивает, потом яйцо, лицехват…
Лиличка скривился от отвращения:
— Фу, блядь. Диких просто вирусняком заразили, никого они не вынашивают, что за пиздец? Ты «Чужого» пересмотрел?
— Нет. Хотя может быть. Я человек учёный, информации… много потребляю, — ничуть не смутился Сизый. Он как-то умудрялся звучать сурово и важно с набитым ртом.
— Сизый, котелок дай, — попросил Ходок и, не дожидаясь, ответа, потянул тот на себя. Сизый отпустил свою прелесть с глухим недовольным храпом.
Задрал уже жрать.
Ходок, не удержавшись, взял и себе немного мяса.
Вкусно.
— Так там вроде женщина была, — снова подал голос Векша. — У диких женщины есть? Просто разве в Чистилище есть кто-то… ну, кроме Катюни?
— Дохуя. Ты чем меня слушал, — Лиличка неодобрительно цокнул. — Если твой друг не пиздабол, то он всего-то Кляксу встретил, местную сестру милосердия. И уже обосрался.
— Клякса всего год как укушена. Она ещё не серая. — Ходок каждый раз ругал себя за ненужные реплики, но почему-то чем дальше, тем сложнее было остановиться. Особенно, когда Брик после каждой так напрягал плечи, сжимал кулаки в старых перчатках и поджимал губы недовольно. Злился. Злился, что пойман на лжи.
— А по-моему всего полгода. Хотя твои сведения явно точнее. Ты ж, блядь, всех баб здесь перетрахал, а, Артур? — выдал Лиличка беззлобно… И похлопал по плечу.
Векша с Сизым покосились на них с подозрением — своего имени Ходок никому не называл, в том числе Брику. И этот неуместный комментарий про «баб», когда по факту он может знать только про Риту, помогавшую спровадить на тот свет его бывшего лучшего друга… Зачем Лиличка это делает, что ему надо? Либо пусть молчит, либо пусть раскроет их обоих, и уж тогда кто быстрее щёлкнет предохранителем и нажмёт на спуск — за тем будет и правда.
Врезать бы ему по самодовольной роже…
— Год, — отрезал Ходок и сбросил чужую руку. Лиличку от неожиданности повело в сторону, но он удержал равновесие и лишь недовольно хмыкнул. — Сейчас же у нас сентябрь?
Вопрос повис в сухом воздухе. Все застыли на миг, будто поставленные на паузу. Тени на лицах менялись как-то слишком резко даже для кострового освещения. Сквозь треск горящих веток вновь прорвался тягучий, неестественный звук неисправной лампы.
Они ни разу не подложили веток в костёр за всё время своего здесь пребывания.
— Вроде… Вроде да, — первым откликнулся Векша с привычным своим оптимизмом. Будто и не было только что тихого голоса, растерянного взгляда и слёз.
— Хех. Что ещё как не сентябрь? — повторил Сизый и сыто крякнул.
— Тебе там не напекло? — поинтересовался Лиличка с притворным сочувствием.
Сука.
Ходок мог бы достать коммуникатор и проверить, но честно говоря, ему очень не хотелось это делать.
Лиличка подцепил из общего котла немного мяса, проглотил, едва прожевав. Обтёр заляпанные жиром перчатки о камуфляжную куртку, и произнёс, глядя в глаза Векши с оценивающим прищуром:
— Надо просвещать молодое поколение. Вот вы все, зелёные, как про бабу в Чистилище разговор — сразу лепите, чтобы показать типа тоже в теме: «О, Катюня?». А на деле и про неё нихуя кроме имени не знаете. Катюня ж персонаж эпический, из того же разряда что Монгол, Шевцовы, Каин, который нынче Некрологом стал, Домовой — про них все слышали, но мало кто может рассказать. А я могу. Могу рассказать про охоту на «Полярис», если интересно, — он повернулся к Авторитету с немым вопросом.
Знакомые позывные разошлись по телу неприятным холодом. Что опять задумал Брик? Неужели, дурак, и правда сейчас их раскроет? Опасно. Слишком уж опасно… Хотя, может, дедку такое будет не интересно?..
Зародившаяся было надежда быстро покинула Ходока: Авторитет с готовностью кивнул любимцу из вечной своей темени, разрешая начать новый рассказ…
Проснувшись, Ходок сначала не увидел ничего, кроме кроваво-золотого венца зажжённой сигареты. Постепенно зрение привыкло к темноте: вывело серыми контурами массивную тушу лежащего с рюкзаком под головой и сладко сопящего Сизого, асимметричный и чересчур высокий шалаш не горящего костра, коробки вокруг, прислонившегося к одной из них Лёню Брика, в чьих укороченных пальцах тлела та самая сигарета… Подсвеченное тревожным огоньком лицо испещрили морщины, оно было задумчивым и бесконечно усталым.
Что-то напрягало в окружающей обстановке, чего-то не хватало.
Точнее, кого-то не хватало.
Чувства возвращались в каком-то странном порядке. После зрения — слух: едва-едва слышное шуршание погибающей с каждой новой затяжкой бумаги, вой гуляющего по лестнице, ведущей к выходу из бункера, сквозняка… Перекличка неисправных люминесцентных ламп… Хруст ломаемых в одной из смежных комнат костей, смешанный с треском разрываемой плоти. Лёгкий, но горький и противный запах дешёвого табака, донёсшийся первым, почти мигом затерялся в тяжёлом, давяще-приторном смраде разложения.
Казалось, с каждым вдохом кислород лишь покидает лёгкие. Ходок задыхался — мучительно, безнадёжно до паники, потому приподнялся на локтях, силясь добраться до относительно свежего воздуха.
Лиличка на движение отреагировал мгновенно.
— Почему ты не спишь? — прошелестел он едва слышно. Несмотря на громкость, Ходок без труда уловил в праздном, казалось бы, вопросе странные нотки.
Опаска. Настороженность. Изумление.
— Хотя, похуй на самом деле, — губы Брика скривились в невесёлой улыбке. — Но тебе же будет лучше, если снова ляжешь и закроешь глазоньки.
— Где… — произнёс беззвучно.
Лиличка понял.
— Где кто?
Ходок едва-едва покачал головой. Он не помнил, кто ещё здесь должен был быть. Так странно… Почему он чувствует себя таким слабым?
Время шло. Влажный хруст не прекращался. Огонёк неумолимо приближался к сжатому изуродованными пальцами фильтру.
— Ты не можешь больше молчать, Артур. Иначе замолчишь навечно, — наконец выдал Брик. Нарочито безразлично. До жути неуместно.
И затушил сигарету о пустующий ящик Векши.
========== Байка… восьмая? Нет, не восьмая. А какая? Не вспомнить… От Лилички. Кто убил Шелкопряда? ==========
Пять лет назад появился «Полярис», а четыре года назад он всех уже конкретно так заебал. Глава их, Шелкопряд, он же олень Димасик Шевцов, с самого начала с головой не особо дружил, а тогда вообще с катушек слетел.
«Полярники» не любят сейчас об этом болтать — много вопросов у людей появляется. Но та горстка отбитых фанатиков, которые основали «Полярис», были нихуя не отколовшимися смертниками, решившими с какого-то до истины докопаться, а… Есть варианты? Нет?.. Ну блядь, пораскиньте мозгами, какие тут ещё люди остались во время Разрыва?.. Работники лабораторий. Из «Ра», которая наверху, из «Митаса» на юге, говорят, ещё на востоке, в Светоче одна. Нормальные учёные съебались, как жареным запахло, а всякая шелупонь — лаборанты, охрана — решили в героев поиграть, чтоб карму почистить. Таких десятка два-три набралось и главными с какого-то хуя выбрали Шевцовых, хотя Димасик — просто ссаный охранник, да ещё и ебанутый.
В Чистилище кроме «полярников» — одни уголовники, которые, по мнению сиятельного Шевцова и его бойцов были недо-люди. Сначала «Полярис» отлавливал и беспределил прям конкретных мразей, как со мной было, но как Шелкопряд с «Добрыми» побрехался и мост взорвал, у него в башке чего-то щёлкнуло — он решил, что валить надо сразу, пулей в лоб вместо «здрасьте», причём всех без разбору, кто не свой. В то время если «полярника» встретишь — ты гарантировано труп. Зато, блядь, сейчас смертник «доброго» заметит по дороге на базу — уже в штаны наложит: как же, они ж «светляки» заберут. Хотя «добрые» прежде чем стрелять сначала долго языками чешут да и идущих в Виску без навара не трогают — нахуй надо патроны тратить, если не окупятся. Всегда так было, не звери же… И не «Полярис».