Из того, что однажды сказал ей Данте, она знала, что комната для допросов находится в подвале. Направившись вправо, она открыла единственную дверь и спустилась по ступенькам тренировочного центра в подвал. Пространство медленно появилось в поле зрения вместе с людьми. Вин стоял в углу комнаты, а Данте сидел в кресле напротив другого мужчины.

           Все взгляды обратились на нее, когда она вошла.

           Данте замешкался, и его охватила яркая вспышка раздражения и гнева, но Амара подняла подбородок, заставляя его сказать. Вена сбоку на его шее вздулась, но он молчал.

           Амара почувствовала, как ее накатила спокойная волна силы. Это было ради нее, ради дочки, ради мира, в который она ее приводила. Хотя их мир никогда не будет хорошим, чистым и спокойным, она может внести свой вклад в его улучшение. Она так много пережила, что смогла справиться с этим противостоянием.

           Ощущение безмолвного присутствия Данте придало ей силы. Он всегда так поступал, с того дня, когда оказался у ее больничной койки, до того момента, когда он разозлился на нее, он делал ее сильнее, заставлял чувствовать себя в большей безопасности, заставлял ощущать поддержку. Он был одной из главных причин, по которой она была такой же здравомыслящей, как и он, что она держалась за жизнь, несмотря на худшую из своих травм, которые она вылечила. Он называл ее своим маяком, но он всегда был ее маяком, стойко выдерживая самые ужасные штормовые ночи, освещая темноту, давая ей понять, что берег близок.

           Подвал больше походил на темницу, которую она себе представляла, темный, сырой и убогий. Стены были тускло-серыми, высокий потолок поддерживался каменными колоннами, желтые лампочки висели через каждые два фута, придавая месту жалкое сияние.

           Вин стоял в углу, с твердым лицом, скрестив руки на груди, — у стола с несколькими видами оружия, что у Амары скрутило живот.

           Амара перевела взгляд с них на мужчину, который сидел на стуле посередине, связанный и смотрел на них всех. Чисто выбритый, хорошо одетый, лысый мужчина в очках в роговой оправе. Тот самый мужчина, фото которого ее похититель показал ей по телефону много лет назад. Ее отец.

           Амара остановилась в нескольких метрах от него, глядя в его оливковые глаза, каждое воспоминание о ее нападении всплывало в ее сознании.

           — Мистер Икс здесь.

           Он был там.

           — За что ? — спросила она хриплым голосом.

           Это то, что она хотела знать. За что он так с ней.

           Ксавьер улыбнулся ей теплыми глазами.

           — Их первым приказом было убить тебя, девочка. Я не знал, что это ты. Но когда я увидел тебя там, такую красивую, сломленную, я оставил тебя в живых.

           Красиво сломанную? На нее нападали, пытали, изнасиловали. С нее содрали кожу, поливали кислотой ее мышцы, кровь покрывала все ее тело. Во всем, что ей пришлось пережить, не было ничего даже отдаленно красивого.

           — Значит, если бы это была какая-то другая невинная девушка, ее бы пытали, изнасиловали и убили?

           — Да.

           Он был больным на голову.

           Абсолютно больным.

           Амара почувствовала, как желчь из желудка поднимается к горлу.

           — А мать Данте? Ты убил ее по той же причине, по которой похитил меня? Что она подслушала разговор, которого не должна была слышать?

           Он улыбнулся теплой улыбкой, от которой у Амары пробежали мурашки по коже.

           — Ты хоть представляешь, насколько обширна и глубока наша организация? Есть некоторые очень важные люди, связанные с нами в очень влиятельных местах. Вот почему у нас простая политика защиты, никаких свидетелей. Все, кто с нами не работает, ничего о нас не знают.

           — Значит, за эти годы ты убил многих невинных людей?

           — Конечно.

           Амара покачнулась на месте, когда все это обрушилось на неё. Она была лишь одной из многих. Мать Данте была лишь одной из многих. Многие умерли, и никто ничего не знал. Кто, черт возьми, эти люди?

           Она почувствовала, что Данте положил ей за спину свою большую руку, удерживая ее на изгибе ее талии, и она наклонилась к нему, радуясь поддержке.

           Когда она успокоилась, он встал, посадил на свое свободное место и подошел к другому стулу.

           — Я хочу убить тебя, Ксавьер, — спокойно сказал Данте мужчине, от которого она родилась, придвигая стул рядом с ней. — Я хочу убить тебя за то, через что ты заставил пройти мою мать и брата. Я хочу убить тебя за то, через что ты заставил пройти мою женщину. Я хочу убить тебя за то, через что ты заставил пройти столько невинных людей.

           — Но ты не убьешь.

           Ксавьер расслабился на своем стуле.

           — Но я не убью, — согласился Данте. — Несколько лет назад я бы убил. Теперь ты больше полезен мне живым, чем мертвым. В тот день, когда ты перестанешь быть мне полезен? Возможно, ты уснешь и никогда не проснёшься. Или, может, ты нальёшь себе стакан воды и вместо этого выпьешь кислоту, которая сплавит твои органы изнутри. Или, может, ты проснёшься привязанным к стулу с ножами в коже. Или, черт возьми, если я буду в милосердном настроении, может, отпущу тебя в продуктовый магазин и по дороге ты попадешь в ужасную аварию. Я имею в виду, кто знает?

           Черт, он был хорош. Амара видела, как ее отец немного напрягался при каждом слове, даже когда хранил молчание.

           — Тебе все ясно? — спросил Данте, снимая пиджак.

           — Да, — тихо сказал ее отец.

           Данте кивнул, медленно закатывая рукава рубашки на предплечьях.

           — А теперь давай поговорим, как взрослые плохие парни. Дети, которых мой отец послал двадцать лет назад, где они?

           Ксавьер пожал плечами.

           — Откуда мне знать. Тогда я был простым солдатом в Наряде. Потом они повысили меня в звании.

           — Ты можешь это выяснить?

           — Возможно, да. Но молодые редко выживают.

           — Хм, — закончил Данте закатав рукава, глядя на Вин. — Дай мне пистолет, пожалуйста.

           Вин тихонько подошёл к столу, взял пистолет и передал его.

           Данте положил его себе на колени и вынул сигарету.

           — В этой группе детей была трехлетняя рыжая девочка, — начал Данте. — Мне нужна она, и ты найдёшь всю информацию про неё.

           Ее отец промолчал.

           Данте выпустил клуб дыма.

           — Зачем вы похитили нас несколько недель назад и доставили в то же место?

           Ксавьер посмотрел на свои руки.

           — Это место, которое мы снова начали использовать несколько лет назад. Ее не должны были брать, только тебя. Ребята думали, что она залог.

           Отвращение Амары, вероятно, отразилось на ее лице, потому что Ксавьер посмотрел на нее и сказал:

           — Мне никогда не суждено было быть отцом. Некоторые мужчины просто не такие.

           — И это твоё оправдание? — её тон был недоверчивым.

           — Это правда. Дети становятся такими, какими являются их родители. У Нереи была дерьмовая мать, которая оставила ее со мной, и она росла тяжело; у тебя была хорошая мать, которая воспитывала тебя, и ты выросла доброй. А я? Меня вырастил чудовищный человек, и вот кем я стал.

           Амара покачала головой, не в силах поверить в то, что слышала.

           — Мы не наши родители, Ксавьер. Дети... как полевые цветы. Их можно посадить в одном месте, но они вырастут там, куда ведут их сердца. Нас определяет не то место, где мы посажены, а то, где мы цветем.

           Мужчина рассмеялся.

           — Ах, ты наивная девчонка. Какой роскошью, должна быть, эта невинность. Да, ты прошла через ад, но моя дорогая дочь, ад намного больше, чем ты когда-либо думала. Этот мир намного больше, глубже и темнее, чем ты думаешь. В тех местах, где я был, я не мог быть кем-то другим, кроме того, кем я являюсь.