— Альфа мой сводный брат.

           Это заставило Амару резко повернуться к нему.

           Данте рассказал ей о своем посещении резиденции Альфы, об обнаруженной им информации, о трагедиях, которые его отец устроил для жизней людей. Он рассказал ей все, в том числе то, что он не знал, полностью ли доверяет этому человеку или нет. Они приближались к городу, дороги все еще оставались темными и пустыми.

           — Он был мил со мной, — напомнила ему Амара.

           — Он хотел трахнуть тебя, — поправил Данте, стиснув зубы.

           Амара почувствовала, как у неё вырвался смешок.

           — Это было бы забавно, учитывая, что вы братья. Я бы почувствовала себя скандальной.

           Прежде чем она произнесла последнее слово, Данте подъехал к обочине дороги, и выключил машину. Он расстегнул ее ремень безопасности, отодвинул свое сиденье и притянул ее к себе, заставляя ее сердце забиться в груди.

           — Повтори это еще раз, — выдавил он.

           Амара почувствовала что улыбается, когда устроилась над ним, ее бедра оседлали его бедра, положив руки на его грудь.

           — Ты ведёшь себя нелепо.

           Одна его рука обхватила ее полную грудь, а другая потянулась к ее заднице в захвате, который был не чем иным, как территориальным. В лунном свете его темные глаза блестели, как необрезанный обсидиан, рожденный пламенем, остывшим на ветру. Его мужской запах, тот одеколон, который она полюбила с тех пор, как впервые почувствовала его, проникал в закрытые помещения машины. Он овладел ее чувствами, зрением, звуком, запахом, осязанием — и она упивалась этим, ее сердце колотилось, но желание клубилось в ее животе в известном предвкушении. Это было не так, как было вначале. Их желание тогда было лесным пожаром, неизвестным, неожиданным, необузданным. Нет, теперь это была растопка, костер посреди снежной пустыни, растапливающий мороз, согревающий кости, освещающий тьму. Раньше они были вместе сто раз и будут вместе еще столько же.

           Учитывая все это, все годы и соприкосновения между ними, его рука, держащая ее грудь и задницу, посылала жар, пробегающий по ее позвоночнику, такой знакомый, такой восхитительный, желанный. Амара преуспевала в желании этого человека; она еще больше преуспела в желании его. В течение долгого времени после нападения она чувствовала себя нежеланной, не зная, найдет ли она когда-либо сексуальное удовольствие в своей жизни или избавится от стыда, если сделает это.

           Данте познакомил ее с искрой тепла еще мальчиком и научил справляться с этим как мужчина. Он был ее первым увлечением, ее первой любовью, первым поцелуем, первым любовником, которого она впустила в свое тело, ее первым всем.

           Но они также провели все эти годы, любя друг друга на расстоянии, за сотни километров, страстно желая и нуждаясь, но никогда не имея достаточно, любя в тени. Хотя было действительно смешно, что он чувствовал какую-то неуверенность в ней, она также это понимала. Их корни были крепкими, но дерево было срезано, и теперь начали расти новые листья. Чтобы они стали сильнее, потребуется время и забота.

           Она наклонилась к нему ближе, поцеловав уголки его губ.

           — Ты биение моего сердца, Данте.

           Его рука сжала ее задницу.

           — А ты мое. — он прижался лбом к ее лбу. — С нами все будет в порядке, правда? С этой жизнью, с ребёнком, друг с другом?

           Амара потерлась носом о его нос.

           — Все будет хорошо. Мы будем вместе. Вот что важно.

           — И ты будешь любить меня, когда я буду старым и седым?

           — Ты знаешь, что буду. Но ты будешь горячей чернобуркой, — усмехнулась Амара. — Я и ты.

           — Блядь, — усмехнулся он.

           — Данте? — прошептала она.

           — Хм? — он уткнулся в нее носом.

           — Я чувствую себя немного возбужденной, — призналась она, наблюдая, как он пристально смотрит на нее.

           — Попроси меня поцеловать тебя, — приказал он, глядя на нее темными глазами.

           Амара почувствовала, как у нее перехватило дыхание в ограниченном пространстве автомобиля.

           — Поцелуй меня.

           — Моя грязная чертова девочка, — пробормотал он, его рука выскользнула из ее задницы, скользнула под платье, протянула ее между ног сквозь трусики, в то время как другая рука щипала ее твердый сосок.

           Тепло пронзило ее грудь, устремившись вниз прямо туда, где его пальцы чувствовали ее, и на его руке собралась влага.

           — Ты промокла, — прорычал он, раздвигая ее трусики и погружая в нее два пальца.

           Амара застонала, ее голова откинулась назад, когда она схватила его за голову, бедра двигались о его пальцы.

           — Оседлай мою руку, малышка, — подбодрил он ее низким, хриплым, идеальным голосом.

           Амара беспричинно двигала бедрами, чувствуя, как его большой палец касается ее клитора, попеременно нажимая на него. Поднимая и растирая, свернувшаяся змея бесстыдного удовольствия сжалась внутри нее, маня испытать ожидающий ее экстаз.

           — Сделай мокрой мою руку, грязная девочка. Давай. Эта киска моя, Амара, — Данте взял ее второй сосок в рот поверх ее платья, глубоко посасывая его, заставляя ее выгибаться назад, когда ток пронизывал ее тело. — Эти сиськи мои. — он подвинулся, чтобы поцеловать ее в шею. — Этот шрам мой.

           Ее ноги раздвинулись, когда она еще больше уселась, вращая бедрами, и его рот завладел ее губами. Он крепко поцеловал ее, пожирая рот, посылая электрический разряд по нервам, ее сердце учащенно билось, внутренние стенки пульсировали вокруг его пальцев. Его язык скользнул по ее губам, сцепившись с языком, прежде чем всосать его в свой рот. Влажность поцелуя, грязность соединения, неряшливость звуков возбуждали ее еще больше.

           Она отстранилась, чтобы перевести дыхание, тяжело дыша, когда взорвалась из ниоткуда, ее оргазм обрушился на нее, заставляя занервничать, забиться и задрожать, когда ее внутренние мышцы сжимались вокруг него, дрожь бегала вверх и вниз по позвоночнику, ее глаза закатывались.

           С бешено колотящимся сердцем она открыла глаза, когда Данте убрал пальцы и поднес их ко рту, не отрывая глаз, облизывая один палец, его язык пробовал ее соки, и жар снова скрутился в ее животе, быстрее, чем следовало. Он притянул ее голову ко рту, заставляя ее пробовать себя на вкус. Их губы бились и сталкивались друг с другом, прежде чем он отстранился, поднял ее и усадил обратно на место.

           Амара пристально посмотрела на его эрекцию в брюках, и он усмехнулся.

           — Я не собираюсь трахать тебя здесь, малышка. Не там, где кто-то мог бы подкрасться к нам, и я был бы полностью в тебе, если бы заметил.

           Амара наклонилась к нему, когда он снова завел машину, скользнув рукой по его груди, схватила мочку его уха между зубами и потянула.

           — Амара, — предупредил он, когда ее рука скользнула по его длине, расстегивая молнию на его брюках. — Ребенок.

           — Продолжай ехать, мистер Марони, — прошептала она, прежде чем наклониться к его члену и взять его в рот, доставив своему мужчине удовольствие, когда он каким-то образом вез их домой.

                                        ***

           Одна из вещей, за которую Амара была чрезвычайно благодарна, — это отсутствие утреннего недомогания во время беременности. После первых нескольких дней сильного истощения и болезни она пришла в норму, и малыши не доставляли ей никаких проблем.

           Ее сердце сжалось, вспомнив, что теперь остался только один ребенок. Она не знала, будет ли эта мысль всегда оставлять ее с чувством пустоты, но счастливой, но она все еще была свежей. Потирая свой еще плоский животик, Амара посмотрела в зеркало на свое платье, чувствуя, что вот-вот вырвется из него. Розовая ткань, которая когда-то обтягивала ее грудь, теперь была натянута до последнего стежка в высоком декольте. Еще несколько миллиметров, и она, наверное, уже не влезет в эту вещь.