— Амара, что...
— У меня не было месячных уже несколько недель, — прошептала она, ее испуганные глаза устремились на него.
Она видела, как он впитал ее слова. Он знал, что ее цикл очень регулярный, знал ее месячные. Черт, он обычно рассчитывал свой приход согласно им. Его осенило значение этих слов. Она могла увидеть, как это щелкнуло, когда они были вместе в последний раз, и в его глазах вспыхнул огонь, которого она никогда, ни за все время, пока знала его, не видела.
Он не сказал ни слова, просто впитал всю информацию, которую обрабатывал его мозг, его глаза не отрывались от ее.
— Успокойся, — наконец заговорил он твердо. — Освободись от веревок, и я вытащу нас отсюда. Ни один ублюдок в этом месте не тронет ни тебя, ни моего ребенка. Но тебе нужно перестать нервничать.
Амара тоже это понимала. Она также понимала, что он был зол на такие проклятия. Данте Марони не ругался в компании дам; он был слишком воспитан для этого.
Она сглотнула, закрыла глаза, глубоко вздохнула и кивнула.
— Ты не собиралась об этом мне сообщать? — спросил он после нескольких минут молчания, все его тело было неподвижным, на грани.
— Наверное, я бы рассказала, но через некоторое время, — призналась она. — Я просто...
— Ты просто что? — процедил он сквозь зубы.
— Прости меня за то, что защищаю моего ребенка, пока ты притворялся мертвым, не предупредив меня, мудак! — выпалила она, ее горло сжалось, гнев совпал с его гневом, годы отчаяния просочились в ее голосе. — Как ты думаешь, это легко, Данте? Жить в одиночестве в городе на вражеской территории, без друзей, без защиты, без каких-либо обещаний в течение многих лет, ты действительно думал, что я позволю своему ребенку пройти через это?
— Нашему ребёнку, — прорычал он. — А ты думала, что мне было легко, Амара? — спросил он ее спокойным голосом, а глаза горели. — Ты думала, мне было приятно притворяться мертвым? Что, я был в восторге все эти годы, живя вот так? Что я не работал и не истекал кровью каждый чертов день, чтобы построить для нас будущее?
Амара почувствовала, как ее губы задрожали, сердце жаждало дотянуться до него.
— Это было нелегко для нас обоих, Данте. Именно поэтому я хотела, чтобы нашему ребенку было легко. Он или она не должны платить за наш выбор. Долгие годы мы с тобой ждали друг друга, но я чувствую, что где-то заблудились. Цель стала настолько важной, что мы забыли о путешествии.
Ее честность заставила его замолчать на долгую минуту.
— Я приказал убить своего отца, — тихо сказал он ей. — Я смотрел, как он истекает кровью, как зарезанная свинья, и курил. В течение многих лет это было моей целью. Поворачивать границы его империи в мою пользу, манипулировать людьми, делать себе имя, все для того, чтобы однажды, когда его не станет, я смог бы дать тебе и нашим детям все, что вы заслуживаете.
Ее сердце сжалось от искренности его слов.
Это было одной из вещей, которые ей всегда нравились в Данте, он никогда не стеснялся своих эмоций. Он чувствовал то, что чувствовал, и не парился, если кто-то его как-то называл, и никто не осмеливался, потому что Данте Марони уже стал легендой, самым мужественным из мужчин в их токсичном обществе, самым могущественным, потому что он точно знал, что он чувствовал, и не лгал себе насчет этого.
— Как только мы выберемся отсюда, — сказал он ей твердым голосом и с горящими глазами, — У нас с тобой будет долгий, очень долгий разговор о том, как держать дерьмо друг от друга подальше.
Ой ой. Что-то в его тоне закололо ее шею, поднимая волосы. Она внимательно посмотрела ему в глаза, увидев боль и ярость, но также и желание, которое, как она думала, не имело ничего общего с их разговором. Сердце заикалось, она глубоко вдохнула.
— Данте...
— Ты не сказала мне, Амара, — ответил он, сжав челюсти.
Он знал.
Она не имела понятия как, но он узнал.
— В течение многих лет, — продолжал он, ярость на его лице соответствовала огню в ее венах, — Ты принимала меня внутрь своего тела, приветствовала меня в своей постели, позволяла мне брать тебя всеми возможными способами. Но. Ты. Никогда. Не. Говорила. Мне.
Слезы потекли из ее глаз.
— И я кое-что заподозрил. Я должен был, блядь, спросить. Знаешь, почему я этого не сделал? Потому что я тебе доверял. Верил, что ты расскажешь мне, если что-нибудь подобное произойдёт. А ты не сделала этого, поэтому я никогда не предполагал, потому что не хотел оскорблять воспоминания о твоем опыте.
Он убивал ее.
— Данте...
— Мы оба допустили ошибку, Амара, — сказал он ей, его глаза горели. — И мы должны признать это. И поговорить об этом, простить друг друга и двигаться дальше. Я не оставляю тебе выбор. Все эти годы я не работал из-за такой банальной вещи, как отсутствие общения, чтобы сломить нас.
— Это не тривиально, — пробормотала Амара.
— Да, тривиально, — сказал он ей. — Мы уходим отсюда. Мы, блядь, воссоединяемся. Ты действительно думала, что я тебя отпущу? После десяти лет борьбы за нас, ты действительно так думала, Амара?
Амара сжала кулаки.
— Ты причинил мне боль.
— Да, ну, я мудак.
От того, как он это произнёс, у нее вырвался неохотный смешок. Его губы дернулись, прежде чем он снова протрезвел.
— Знаешь ли ты, — продолжал он, обжигая ее своим темным взглядом, — Что пока мы с Тристаном убивали ублюдков, которые похитили тебя, я искал человека, отдавшего приказ, в течение многих лет? Это был мой тайный проект, и работа под прикрытием заставила меня понять, что мне следовало уделить ему больше времени. Потому что все это связано, и я был слишком сосредоточен на Ищейке Марони. Гребаный мертвый ублюдок.
Боже, ей было больно. Ей было больно за него, за себя, за все, через что они прошли из-за одного мужчины. Второй раз в жизни Амара была рада чьей-то смерти.
— Ты не мог знать, Данте, — мягко сказала она ему, желая облегчить боль, исходящую от него. — Нет твоей вины в том, что он сделал. Как бы, это не было, в этом нет твоей вины.
— Я Марони, Амара, — сказал он ей, и она поняла, что изменение в его поведении уже приведены в действия. Он был наследником, принцем, который теперь занял трон. — Я его кровь.
— Да, — кивнула она, сдерживая его взгляд. — Но не все, что тебе дано, делает тебя тем, кем ты являешься. Все зависит от того, как ты с этим справляешься. Главное не оружие, а тот, кто владеет им, обладает силой, а ты, Данте Марони, — могущественный мужчина.
— Блядь, я хочу поцеловать тебя прямо сейчас, — выругался он, его глаза запылали на неё.
Амара почувствовала, как у нее перехватило дыхание, и впервые почувствовала, как подергиваются ее губы.
— Сначала встань со стула, придурок.
Его губы на секунду открылись, прежде чем он снова заговорил.
— Ты правда думаешь, что они затащили меня сюда против моей воли? Что я был бы достаточно глуп, чтобы рискнуть собой, если бы это не было моим планом?
Амара почувствовала, как ее сердце быстрее забилось, ее глаза посмотрели на веревки, крепко обмотанные вокруг него.
— Что ты имеешь в виду?
— Мой отец долгое время работал с Синдикатом, — объяснил он ей. — И не один. Организация не хотела бы, чтобы кто-то неугодный находился у власти. Кем бы ни был их крот, он ждал возможности уничтожить меня.
— Так что, ты преподнес им это на блюдечке, отправившись одиночку в Лос Фортис, — закончила Амара, точно понимая, что он говорил.
Боже, как она могла забыть, что он такой хороший игрок? Что-то родственное гордости наполнило ее.