Солнце клонилось к западу, когда одетый в штатский светло-серый костюм бывший гауптман Генрих фон Гольдринг вышел за ворота лагеря. И тотчас же им овладело давно знакомое чувство настороженности, которое всегда приходило перед опасностью.

Ничего, собственно, не произошло: широкая бетонированная автострада, отполированная бесчисленными шинами, поблескивала на солнце. Ни единого прохожего или велосипедиста – никого, кто мог бы за ним следить. Тогда откуда это ощущение все возрастающей опасности?

«Повинуясь чьей воле и по каким причинам мне дали увольнительную? Может, хотят соблазнить свободой и тем усилить желание вырваться из лагеря? А что, если хотят проверить, нет ли у меня здесь каких-либо связей? Что, если они догадываются, кто таков на самом деле гауптман фон Гольдринг?»

Мысленно обдумывая все неожиданности, могущие на него свалиться, Григорий не заметил, как вошел в город. Кривая узенькая улочка. Она тоже пустынна. Впрочем, нет!

У газетного киоска словно промелькнула тень… Нечто неуловимое – ее Григорий скорее почувствовал интуитивно, чем увидал…

Надо спокойно пройти мимо киоска, потом оглянуться или даже купить газету.

Беззаботно насвистывая, Григорий миновал киоск, потом остановился, словно что-то припомнив, пошарил рукой в кармане, нащупывая мелкие монеты. Теперь можно оглянуться. Как это неприятно – все время чувствовать, что в твою спину впились чьи-то глаза!

Быстро обернувшись, Григорий увидел у киоска молодого парня. Прежде чем тот закрыл лицо газетой, Григорий заметил: тусклые волосы, узкий лоб, внимательный взгляд водянистых глаз. Настороженность мигом исчезла. Ясно. За ним ведут наблюдение. А коли так – бояться нечего: пусть убедятся, что, кроме развлечений, его ничто не интересует.

«Работают весьма примитивно!» – весело подумал он. Насвистывая все ту же песенку, услышанную вчера в кино, Григорий свернул в боковую улицу, потом в следующую. Молодого человека с водянистыми глазами он больше не видел.

«Очевидно, передал наблюдение. Ну, что ж, и этот будет хлопать глазами перед начальством».

Уже без всяких предосторожностей Григорий вошел в первое попавшееся кафе.

Посетителей было мало, и он смог выбрать удобный столик у окна. Отсюда хорошо были видны все, кто входил в зал, а через стекло – и прохожие на улице.

Низенький, круглый, как бочонок, хозяин кафе лениво вышел из-за буфетной стойки.

– Что прикажете?

– Бутылку лимонада, свежих яблок и хорошую сигару.

Хозяин кивнул и направился к стойке. Пересекая зал, он на минуту остановился, пропуская нового посетителя. Рассмотреть его Григорий не успел, заметил лишь, что тот высок и строен. Нет, это не тот, что был у киоска. Впрочем, впереди много времени, чтобы разобраться, что это за птица. Отвернувшись к окну, Григорий равнодушным взглядом проводил одного-двух прохожих, потом также равнодушно повернул голову и поглядел в сторону стойки, на соседние столики…

Высокий, стройный человек, только что вошедший в зал, снял шляпу и вежливо поклонился.

– Герр Кронне? – удивился Григорий, узнав своего бывшего начальника по комендатуре.

Воспоминания об Италии, о последних днях войны молнией пронеслись в голове и исчезли. Нет, Кронне не мог знать ничего о плотине, о гибели Бертгольда, да и вообще о событиях, происшедших в Кастель ла Фонте.

– Я рад, герр Гольдринг, что вы уже приноровились к новым обстоятельствам, – сказал Кронне, пересаживаясь к столику своего бывшего подчиненного. – Ведь раньше, даже будь я в штатском, вы бы назвали меня герр оберст, не так ли?

– Это завуалированный упрек?

– Наоборот, абсолютно искренняя похвала. – Кронне криво улыбнулся. – Тем более, что я не надеялся увидеть вас живым и здоровым…

«Случайная встреча или…» – думал Григорий, всматриваясь в лицо вылощенного и, как всегда, вежливого Кронне.

– Теперь, барон, кратко расскажите, как вы попали сюда из Кастель ла Фонте, как поступили с секретными документами? – Кронне спрашивал тихо, вежливо, но просьба звучала как приказ. – Очевидно, давала себя знать давняя привычка командовать.

– Документы я, конечно, сжег, даже ликвидировал кое-кого из нежелательных свидетелей, поэтому и прибыл сюда позднее, чем большинство офицеров из лагеря военнопленных.

– Вам повезло – я побаивался, не попали ли вы в руки гарибальдийцев… А где сейчас Бертгольд, его, то есть и ваша, семья?

– Судьба Бертгольда меня очень беспокоит… Буквально накануне капитуляции он имел неосторожность выехать в Северную Италию. Что касается моей невесты и ее матери, то… Знаю одно: они выехали в Швейцарию. Так что не теряю надежды их разыскать.

Григорий старался произнести эту фразу как можно более взволнованно, но прозвучала она довольно сухо. Верно потому, что отвращение к Лоре и жене бывшего группенфюрера он пронес через всю войну.

– А вообще каковы ваши планы, герр Гольдринг?

– Никаких, буквально никаких. Сейчас я просто боюсь заглядывать в будущее. Германия? Существует ли сейчас вообще это понятие? Сможем ли мы, вконец уставшие люди, вернуть ей былую силу и славу?

Ироническая улыбка пробежала по губам Кронне.

– Вы, барон, чересчур молоды, у вас не хватает опыта и умения ориентироваться в международной обстановке. Прошедшая война нас кое-чему научила, и мы не повторим ошибок, приведших к краху. Вас я считаю подлинным патриотом, и это позволяет мне быть откровенным. Итак: борьба, которой мы с вами посвятили жизнь, только начинается! У меня есть основания это утверждать.

– Я не спрашиваю о них, герр оберст. Но потом, когда меня освободят из лагеря… – Голос Григория прерывался от волнения.

– Если вы согласны принять участие в этой борьбе…

– О, герр Кронне, нет, герр оберст! Разрешите забыть, что мы оба в штатском, и называть вас именно так!

– Не так громко, Гольдринг! Я найду возможность повидаться с вами в лагере или в городе…

– Вот этого я никак не могу гарантировать.

Григорий рассказал Кронне историю с увольнительной, не скрыв того, что он получил ее совершенно неожиданно.

– Понимаете, никаких признаков, что меня собираются демобилизовать. Тогда что означает эта увольнительная и дадут ли мне ее еще раз?

– Попробую разузнать, – спокойно пообещал Кронне и поднялся. – К сожалению, должен вас покинуть. До новой встречи, которая обязательно состоится, герр… гауптман!

Беседуя с Кронне, Григорий внимательно следил за тем, что происходит вокруг.

Обстановка в кафе менялась. Зал заполнялся посетителями, живее заскользили между столиками официанты. Но атмосфера солидного бюргерства не нарушалась до тех пор, пока в зал не ввалился пьяный американский солдат. Расстегнутый ворот рубашки, всклокоченные волосы, красное лицо – все говорило о том, что солдат посетил сегодня не одно такое заведение и не раз приложился к рюмке или кружке пива. Заказав целую батарею бутылок и швырнув на стол несколько пачек сигарет, солдат с пьяным упрямством принялся угощать всех, кто находился в это время в кафе. Посетителей, сидевших за соседними столиками, он просто дергал за рукав, в тех, кто сидел подальше, швырял сигареты. Увидев, что несколько человек поднялись со своих мест, солдат загородил проход, перенеся свой столик к самой двери.

– Из кафе выйдет только тот, кто выпьет кружку пива и выкурит сигарету! – горланил он, хохоча.

Кронне солдат пропустил, но юношу, шедшего следом за ним, силой усадил рядом с собой. Тот, испугавшись, залпом выпил пиво и, схватив сигарету, выскочил на улицу. Остальные посетители не решались последовать его примеру. Сбившись кучкой возле стойки, они требовали, чтобы хозяин кафе выпустил их черным ходом.

Григорий был уверен, что ему, как и Кронне, удастся спокойно выйти из кафе. Расплатившись, он медленно направился к двери.

– Э-э, нет! Так не пройдешь! – крикнул солдат и схватил Григория за руку. – Пей! – приказал он, протягивая до краев наполненную кружку.

Тяжелый запах водочного перегара заставил Григория отшатнуться.