Ненормативная флексия -у может быть спровоцирована нормативной в однокоренных словах, например, в саду → в зоосаду: Все забудешь: имя и беду, Поезд жизни, лязгнувший на стыке… В Доме скорби, как в зоосаду, В час обеда – радостные рыки. Ольга Бешенковская. «В Доме скорби свечи не горят…» 187. У Александра Левина в стихотворении о коте форма на дому противопоставлена ее фразеологической связанности:
Толстый Василий лежал на дому, розовым носом спускаясь во тьму. Запахи лавра, лаванды и роз Толстый Василий имел через нос. Ах, Толстый Василий, твой дом на холме розовым носом сияет во тьме. Великий надомник, сиятельный князь, ты наш во тьме негасимый вась-вась. Александр Левин. «Толстый Василий» 188. Норма предполагает флексию -у в предложном падеже слова дом (с предлогом на), когда речь идет о работе, которая выполняется за зарплату дома (она и называется надомной работой), или когда говорится врач (портниха, нотариус) принимает на дому189. В тексте же предлогу на придается буквальное пространственное значение, а следующей строфе подвергается деконструкции слово надомник. У Владимира Строчкова форма в … полкé является элементом цитаты из песни, звучавшей в фильме Евгения Карелова «Служили два товарища»190 (первые три строки стихотворения со всеми их диалектно-просторечными грамматическими формами полностью совпадают со строками песни): Служили два товарища, ага. Служили два товарища, ага. Служили два товарища в однем и тем полке. Сидели два товарища тихонько в уголку. Один из них был Эрихом, ага. Один из них был Эрихом, ага. Один из них был Эрихом, Марией был другой. В угле они сидели и оттуда ни ногой. Вот Эрих и Мария, и ага, Вот Эрих и Мария, и ага, Был умных два товарища, а третий был дурак. Служили оба-трое, ну а третьим был Ремарк. Служили два товарища примером, ага, а третий был, паскуда, офицером, да-да. И были два товарища, к примеру, два бойца, а третий был писатель, ламца-дрица-гоп-ца-ца. Вот пуля прилетела, и ага, другая прилетела, и ага, и третья прилетела, и подумала, ага, и мимо пролетела: глаз нецелкий у врага. А первая-вторая, и ага, попали вдвох в товарищей, ага, и вот уж два товарища лежат в земле сырой, и нет уж двух товарищей, а третий стал герой: зарыл он двух товарищей, ага, забыл он двух товарищей, ага, а вспомнил двух товарищей – и написал роман. Изрядное чудовище товарищ был Ремарк. Владимир Строчков. «Служили два товарища, ага…» 191. В четвертой строке автор демонстративно не рифмует полкé — уголке, а вместо этого продолжает грамматическую тему ненормативного предложного падежа формой в уголку. Далее включается семантическая игра с омоформами слов угол и уголь: В угле они сидели и оттуда ни ногой. В конце текста появляются абсурдная синтаксическая рассогласованность фразы (Был умных два товарища) и абсурдное числительное оба-трое. Весь этот грамматико-семантический карнавал порожден тремя именами Ремарка, автора знаменитого романа «Drei Kameraden», в русском переводе «Три товарища», а также устойчивым представлением о том, что в персонажах романов воплощаются разные черты личности авторов. В стихотворении Марии Степановой грамматическая аномалия в своем уму основана, прежде всего, на фразеологическом подтексте: Было, не осталося ничего подобного: Сдобного-съедобного, скромного-стыдобного. Чувства раздвигаются, голова поет, Грязно-белый самолет делает полет. Ничего под праздники не осталось голого: Ты держись за поручни, я держусь за голову, У нее не ладятся дела с воротником, И мигает левый глаз поворот-ни-ком. (Горит золотая спица, В ночи никому не спится. – ЮКОС, ЮКОС, Я Джордж Лукас. Как вам теперь – покойно? Что ваши жёны-детки? Все ли звездные войны Видно в вечерней сетке? Спилберг Стиви, Что там у нас в активе? Софья Коппола, Где панорама купола? Ларс фон Триер, Хватит ли сил на триллер?) Лётчица? наводчица; начинаю заново, Забываю отчество, говорю: Чертаново, Говорит Чертаново, Банный, как прием? Маша и Степанова говорят: поём. А я ни та, ни ся, – какие? я сижу в своем уму, И называть себя Марией горько сердцу моему, Я покупаю сигареты и сосу из них ментол, Я себя, как взрывпакеты, на работе прячу в стол, А как стану раздеваться у Садового кольца — С нервным тиком, в свете тихом обручального кольца — Слёзы умножаются, тьма стоит промеж, Мама отражается, Говорит: поешь. Мария Степанова. «Было, не осталося ничего подобного…» 192. Резкая грамматическая аномалия по отношению к норме (сижу в своём уму) провоцирует читателя искать аналогии, то есть ассоциативный подтекст в самом языке. Можно сказать, что эта форма суммарно производна от нескольких устойчивых сочетаний. Некоторые из них содержат нормативное или узуальное окончание предложного падежа -у в рифмующихся словах (то есть в тексте М. Степановой имплицируется рифма): в дому, работать на дому, сидеть в своем углу, некоторые – лексику, вошедшую в строчку Степановой: слово ум – ты в своем уме?, держать в уме, жить своим умом, сходить с ума, слово сидеть: сидеть дома, сидеть в своем углу. Флексия -у, присоединяемая к слову ум (заметим, что при этом получается слово-палиндром), содержится в выражении делать что-либо по уму, то есть делать правильно, хорошо, однако в этом случае слово ум стоит не в предложном, а в дательном падеже. вернутьсяПравда, без контекста или знания ситуации непонятно, у кого дома это происходит. вернуться«Перевод популярной фронтовой немецкой песни Der gute Kamerad („Хороший товарищ“) […] Сейчас на эстраде ее исполняет группа „Любэ“ в составе трех куплетов – именно в таком виде она точно соответствует немецкому первоисточнику: Служили два товарища, ага… Служили два товарища, ага… Служили два товарища в одном и том полке. Служили два товарища в одном и том полке <…>» (http://a-pesni.org/drugije/sluzili2.htm). В Антологии военной песни, составленной В. Калугиным, эти формы изменены на нормативные: Служили два товарища в одном и том полку (Калугин 2006: 528). |
