Старинная история. Бабье лето. Жарко еще, прозрачно и ягоды. И девки. Девки с фермы. И стоишь внизу, а она одной ногой на одном суке, а другой ногой на другом суке, а ты стоишь внизу, как раз где надо, и голову задрал, а там, во мглистых потемках, розовых от просвечивающей юбки, такое сложное зрелище, составленное из мягких ляжек, байковых трусов, заплат не заплат, перетяжек от резинок, перевязок от подвязок - это сейчас можно всё предположить, а тогда - все неразличимо, неопределимо, перемешано - может, рубашка всё перемешала, может, она даже в истлевшие трусы засунута и по бокам ляжек торчит бязевыми косынками... Не знаю. Не помню. Не могу рассказать. А девка поджимает ногу к ноге, уйди, бесстыдник, а ты говоришь а я к тебе вот залезу а ты попробуй только еще мал и глуп и не видал больших залуп ты видала что ли вот и залезу а с ветки свалишься с сука навернешься а не свалюся барсук повесил яйца на сук видишь видишь не свалился да я тебя сейчас а ну убери руки спихну сейчас... И кофты у них битком набитые, и вся женская их выжженная байковая знойная одежда полна мягкостью и мякотью, и постоишь так рядом на суке, и тебе, может, перепадет что, поприкасаешься, и во всех кронах идет возня на шатких сучьях и ветках, и горячие девки, чувствуя себя в безопасности, позволяют пацанам вроде бы многое, но особенно тоже не даются, и хохочут вслед съехавшим по стволам и отдавившим на твердых желваках коры желваки своих налитых ядер, не говоря уж про ободранные об кору после самого мягкого на свете ладони, и заливаются вдогонку идущим во вторую смену в школу, и кричат: "Завтра приходите лапаться, токо у матки спроситеся!..".
- Я больше не могу, это даже не изверги!
- Нет плохих учеников, есть плохие педагоги!
- Знаете, я бы в них, как в немцев - из гранаты!
- Неплохо сказано - из гранаты...
- А ведь мы с вами, товарищи, призваны, я подчеркиваю, призваны воспитать учеников в духе...
- Нет, это уже не люди!
- А Макаренко? Ему было ку-у-уда трудней!
- Нет, я не могу! Я вхожу в класс и уже плачу! И, знаете, они... мне больно делают...
- И это бесстыдство!
- Сталин, Киров, Жданов в своей известной работе...
- Я понимаю - дореволюционная педагогика плоха! Но раньше были розги!
- Розги лечат мозги...
- Не могу, не могу, не могу! Вот сейчас кончится перемена... не могу, не пойду, дайте закурить... не могу, не настаивайте, я вам даже намекнуть не берусь, ч т о они хотели, чтобы я увидела...
- Га-аа-а... Увидели, не умерли же... Ладно, звонок! Пошли...
- Не могу, не хочу, не буду!..
- Слушайте, перестаньте рыдать, вы же, как вы говорите, не институтка! Еще в учительской истерик не хватало! Возьмите себя...
Слышится подавленный всхлип. Кто-то пьет спасительную воду.
...Существует такое повальное весеннее увлечение - "отмеряла". В наших местах употреблялось три способа перепрыгивания через человека. Самый старинный, почтенный и веселый - чехарда. Забава почти чеховская. Папа, мама, мальчики в гольфах, гости в чесучовых костюмах ловко скачут друг через друга по дорожке, ведущей из вишневого, скажем, сада к вешним, скажем, водам. Или к расстеленной на траве скатерти. Скачут и дурачатся. Луг. Пчелы гудят. Бабочки болтаются в воздухе. Всё в пыльце. Улыбка на лице. Барышня в чепце. Слезинка на конце... ресницы. От смеха! От счастливого смеха...
Такова чехарда. Однако в другом пейзаже она бессмысленна - упрешься не в вешние воды, а в забор или, если на школьном дворе играть, в угольную кучу. И откуда - барышни, чепцы, вдовцы, отцы и дети? Нету этого ничего. Характер игры пропадает. А если так, чего тогда говорить?
Вторая разновидность перепрыгивания - "козел". В этом случае кто-то, согнувшись и уперев руки в колени, встает к остальным боком: он "водит" и вправе, стоя высоко, подкидывать перепрыгивающих, каковые, касаясь его спины руками, проделывают разные обязательные сложности. "Баранки козлу" - это утыкают в склоненного кулаки, "вилки козлу" - это растопыренные пальцы, "пришпорить козла" - стукнуть его в прыжке каблуком по заду. Или ниже зада, что больнее. Но тогда можно и другой ногой по голове, хотя в таком случае может возникнуть свара: "козел" запротестует, приятность развлечения нарушится и недолго самому стать "козлом". Поэтому главное - чистота выполнения. Есть еще "ложки козлу", есть фигура "огулять козла" - она полупристойная, и, надо думать, учительница физкультуры Валентина Кирилловна, совсем молоденькая женщина, поэтому в "козла" не играет, хотя не в пример чинной чехарде "козел" - игра демократическая, общедоступная и легко осуществимая, как на школьном дворе, так и на близлежащих тротуарах. Возможное же в ней мелкое изуверство столь незначительно, что сродни, скажем, случайному попаданию гуттаперчевым мячиком, пущенным Соней в Наташу Ростову, хотя в их время гуттаперчевых мячиков не было, и сказал я это к примеру.
Играть в "козла" Валентине Кирилловне в общем-то интересно. Небольшая боль от "баранок" или "вилок", или даже удар каблуком ниже зада, когда она высоко задирает обтянутый шароварами круп, ее вполне устраивает, чтоб не сказать будоражит, хотя никто об этом не догадывается, тем более ученики. Такого даже они, будучи хоть и непотребными, но и нетребовательными детьми натуры, еще не постигли. А вот фигура "огулять козла" и для нее, и для прыгающих невыразимо желанна. Однако урок физкультуры есть урок физкультуры, и Валентина Кирилловна педагогично, хотя и в ущерб себе (почему в ущерб, узнаем; через пару страниц возникнет компенсация) соглашается после разминок, приседов и вольных движений поиграть в "отмерялу".
А это уж забава действительно спортивная! Самая что ни на есть спортивная, потому что, если играть умело и честно, развиваются прыжок и волевые качества. Тут выигрывает, то есть почти не водит, то есть не дает через себя перепрыгнуть, сильнейший.
Прыгают на этот раз с черты и тоже через по жребию согнувшегося - но задом к прыгателям - человека. Когда все перепрыгнут, тот, кто согнулся, перемещается вперед, туда, куда поставил ногу последний прыгающий. Затем все прыгают снова. Однако в зависимости от того, насколько далеко оказался от черты водящий, оговаривается условие перепрыгивания: или - разбежавшись прямо с черты (прыжок "без одного"), или, произведя после черты один шаг (прыжок "с одним"), два шага ("с двумя"), три ("с тремя"), но до такого обычно не доходит.
Допустим, кто-то настаивает, что огромное расстояние, образовавшееся между чертой и согнутым водящим, взять "без одного", сиганув с черты, невозможно. Это шанс для водящего перестать водить. Он предлагает маловеру согнуться вместо себя и "доказывает", что прыгнуть возможно, и всем вменяется прыгать "без одного". Тот же, кто сомневался, либо тоже героически "берет", либо в последний момент опасливо тормозит, испугавшись снести с лица земли водящего и самому побиться. Или разгоняется сломя голову, отталкивается и всей своей массой восьмиклассника врезается в бесстрашный зад водящего, если, потеряв высоту, не застревает на согнутом и тем опять же не обрекает себя водить, то есть встает, согнувшись, на черту. И все повторяется известным уже образом.
Надо сказать, что прыжок, когда он на пределе - то есть, когда от последнего толчка, будь то с черты или с дополнительного шага, между тобой и водящим огромное непреодолимое расстояние, - выглядит вполне атлетически. Замечательно толкнувшись, подросток, почти юноша, летит, вытянув свои уже почти мужские руки, и кажется - толчка не хватит, не дотянутся руки до согбенной цели, но они дотягиваются, плотно ударяют ладонями по приготовившейся к худшему спине, пружинистый удар помогает довзметнуть уже терявшее полет тяжкое твое тело, руки на заячий манер оказываются меж раскинутых циркулем ног, и через мгновение ты опускаешься на мигом сомкнувшиеся собственные свои стопы, которые, между прочим, уже сорок второго размера.
Почти все время водит Валентина Кирилловна, задорная и свойская, ибо ей, хотя она, вытянув подъем и безупречно втягивая колени, замечательно, словно через коня в зале, прыгает через водящего, все же нелегко бывает "доказать" экстремальные расстояния "без одного" или "с одним", так что она великодушно и долго водит.
