– Кофе? – предложил я. Вика знала, что кофе я завариваю исключительный.

– Не плохо бы.

Пока возился с туркой, отметил боковым зрением, что Вика за моей спиной ходит туда-сюда. Подумал, зубного врача боится.

Приняв чашку, она перешла в гостиную. Мне пришлось проследовать за гостьей. Пока пили кофе, вели светскую беседу. Мне показалось, Вика и сама болтает что попало, и меня тоже почти не слушает. Вдруг она спросила:

– Ну а как ты вообще живешь, Василий Снигирев, один? – Она поднялась с кресла, в котором сидела.

– Нормально, – выдал я самый остроумный на свете ответ. И добавил: – Стал чемпионом своей квартиры по выполнению комплекса ГСУ (готовка-стирка-уборка). Варваре за мной не угнаться.

– Жалеешь, что с Зиной развелся? – Задавая этот вопрос, Вика вдруг уперлась ногой в диван, на котором я сидел, и посмотрела мне в глаза сверху вниз. Решила поиграть в следователя, что ли? Я невольно скосил глаза на ее ногу в прозрачном чулке, по которой юбка, и без того «символическая», еще дальше уползла наверх. Нога мне понравилась, но я постарался на нее больше не смотреть. Не стал отвечать, что это Зина со мной развелась, а не я с ней. Решил отшутиться:

– Все ночи провожу теперь в слезах и раскаянии.

Вика подняла повыше подбородок, смерила меня оценивающим взглядом и внезапно отколола такой номер: сделав упор на ногу, которой я залюбовался, встала на диван во весь рост, так, что мои колени оказались между ее длинных ног и, уперев руки в боки, посмотрела на меня с видом победительницы. Я не успел сообразить, что означает сей акробатический этюд, лишь пропищал шутовски, испуганно:

– Зачем же ты через меня переступила? Теперь больше не вырасту!

– Еще как вырастешь! – С этими словами Вика уселась верхом на мои колени и мягко и властно впилась своими губами мне в губы так, будто ее прадедушку звали не Иван Петрович (или Иван Сидорыч), а граф Дракула!

– С ума сошла?! – оторвал я ее от себя.

– А что, нельзя? – Она снова обвила мою шею руками. – Нельзя с ума сойти? – прошептала в самое ухо и опять принялась целовать.

И что мне оставалось делать? Брыкаться, как девочке? Совратить голодного мужика – дело нехитрое. Чтобы не потерять лицо, пришлось брать инициативу в свои руки. Я перевернул совратительницу на спину, вдавил ее плечи в диван и спросил:

– Ты уверена?

– А то! – Она дунула на прядь своих волос, упавших на лицо…

Когда Вика удалилась, я попытался истолковать, что это такое было? Дать морально-нравственную оценку случившемуся. И понял, что это – бардак! Меня просто изнасиловали! Ладно, хоть будет, что вспомнить на старости лет, как той бабушке, что пережила налет…

Виктория же на этом не успокоилась и, позвонив мне через несколько дней, призналась, что у нее… опять болит зуб!

– Нет! – захрипел я в трубку, подражая одному из любимых артистов. – На это я «пойтить» не могу! Я не стоматолог!

Вика заржала, как дурочка, и дала отбой. А потом мы встретились с ней у Зинаиды. Улучив момент, когда ее сестра оставит нас наедине, коварная свояченица приставила ладонь к щеке и выразительно посмотрела на меня, – мол, болит! Я переменился в лице, а она расхохоталась. Она издевалась надо мной! Она звонила, предлагала встретиться, но я отказывался. Кажется, Вика в итоге оскорбилась. Что за дела! У нее, черт возьми, есть муж! – думал я. Что, если Боря узнает? Нет, я не столько мордобоя боялся, сколько выглядеть идиотом. Ничего подобного в отношении Вики у меня никогда прежде и в мыслях не было. Она же почти родственница!

А если узнает Зинаида? Еще посчитает, что я таким способом решил ей отомстить! А при чем тут я?..

Раскрыв для Вики соболезнующие объятия, я ощутил под своими ладонями ее упругие плечи, вспомнил, как вдавливал их в свой диван, и неожиданно испытал вовсе не благочестивое волнение. Вот идиот!

Оставив Вику, прошел в зал, где находился гроб – к счастью, закрытый. И это добавляло таинственности уходу из жизни Викиной матери. Представить себе плутоватую, жизнелюбивую Галю-Биржу неживой я не мог.

Под стеной, на диване и стульях, сидели знакомые. Я узнал свою бывшую тещу. Впрочем, тещи, – полагал я, – как и сотрудники КГБ, бывшими не бывают. Тем более, что с ее дочерью мы продолжали интеллигентно дружить, подражая нашим «звездам». «Звезды», они там все в своей тусовке – бывшие мужья, жены. Дети общие бегают. Так сразу, наверное, и не вспомнить, кто чей ребенок… Отметил среди сидящих в «карауле» у гроба еще лошадиное лицо Пепе Длинный Чулок, возвышающееся над остальными. Кивнул, одними губами прошептал: «Здравствуйте». Посмотрел в молчании некоторое время на полированную крышку гроба, соблюдая приличия, и вышел, уступая место иным желающим проститься.

Через чье-то плечо узрел в кухне Бориса. Подавил желание кинуться к нему, чтобы потрясти руку так, словно по-прежнему являюсь для него славным свояком, а не пособником его супруги в наставлении рогов. Узнай такое Борис, он сам, наверное, захотел бы согнуть в бараний рог если не меня, то свою супругу. А скорее всего – обоих.

Боря на вид был еще в форме, хотя и слегка располнел. Сказывалась спокойная жизнь, очевидно. Прежде он то и дело мотался по командировкам, в том числе и на Северный Кавказ. Нет, не воевал. Доставлял технику и пополнение. Но Вика все равно волновалась. Какой тогда была Чечня!

Выйдя в отставку, Борис устроился инженером в речной порт. Зимой там работы почти не было, платили копейки. «Двушку» на окраине, которую ему повезло получить перед дембелем, сдавал студентам в наем. Еще капало немного.

Вика зарабатывала побольше супруга в своем автосалоне, являющемся дилером всех на свете производителей четырехколесных коней, в котором она занимала должность менеджера по персоналу. Поэтому она играла первую скрипку в семье. Но тоже была вынуждена прогибаться перед матерью, поскольку жили они с мужем в ее квартире. Их сын Леха проживал отдельно от родителей со своей девушкой. Брак пока не регистрировали. Жениться без «испытательного срока» нынче стало непринято. Оно, конечно, разумно, – считал я, – но несколько унизительно для девушки. Ей приходится притворяться, будто не хочет замуж. Тогда как любому ясно, девушка, которая не хочет замуж, это так же невероятно, как солдат, который не хочет девушку…

Я лишь скупо кивнул Борису, и он кивнул в ответ. Не стал пробираться к нему, повернул в другую сторону и присоединился к своим.

Подумал, что теперь Борис и Вика смогут, при наличии доброй воли, поменять Борисову «двушку» на окраине и Галину «трешку» в верхней части на весьма приличное современное жилье. Подивился своим рациональным мыслям. О чем это я? Человека не стало!

Сразу переключился на воспоминания. Как шумно и весело бывало в этой, Галиной, квартире, нынче заполненной притихшими людьми, по праздникам! Хоть Галя умела все организовать так, чтобы самой не очень тратиться, кто на это тогда обращал внимание? Хорошее было время. Полно детей, которые вечно на мне висли. Сказывался опыт. Будучи студентом, я несколько смен отработал вожатым в пионерском лагере. Биржа, которая всем давала прозвища, называла меня «Усатый нянь». Какая Варя тогда была маленькая и смешная!

Выросшая, но для отцовского взгляда не менее забавная Варвара, едва забежав после поминок домой, поспешила дальше, к друзьям и приключениям. Я же был обречен сидеть в пустой квартире. Быть может, кто-то когда-то тихонько прошептал мне в спину: «Чтоб тебе пусто было»? С большой долей вероятности я мог бы даже предположить, кто именно это сделал, если вспомнить, кому чаще других доводилось видеть мою спину. Этот человек, в общем-то, сам и сделал первый шаг к тому, чтобы его слова сбылись. Шаг – в прямом смысле.

К счастью, помимо ушедшей жены, у мужчины еще остаются соседи. Хоть время коммунальных квартир миновало, значение соседей преуменьшать не стоило бы, – считал я. В отличие от супруги, соседи никуда не уходят. И, хотя некоторых порой хотелось бы послать очень далеко, это никакого отношения не имело к Генке Панкратьеву, который часто спешил мне на выручку. Он же и постарался, чтобы мое жилище не было совсем уж пустым.