На слове «Прощай» моя рука дрогнула.

Я старательно выводила буквы на клочке бумаги. Крепко зажала шариковую ручку между пальцами, пытаясь писать ровно. Она скользила по белому листу, синие чернила создавали буквы – нехитрые закорючки, которые, словно по мановению волшебной палочки, сливались в слова. Их было не так уж и много, этих слов. Из них создавались предложения, содержание которых не понравились бы никому. Остановилась. На мгновение задумалась: чтобы делала я, если бы лично получила бы такое письмо?

Перед глазами все плыло. Я старалась держаться, часто моргала, чтобы не проронить ни слезинки на бумагу. Шмыгнула носом и это показалось мне слишком громко. Как в вестибюле вокзального помещения какого–либо крошечного районного городка. Мне как–то довелось побывать на таких вокзалах. Там стоит такая тишина, что каждый звук, даже тихий, усиливается в тех стенах и становится громким–громким.

Черт! Все же одна слезинка не удержалась на ресницах. Сорвалась, как горе–скалолаз с вершины горного пика. Джомолунгмы там, или Чогори. И упала на самый краешек бумаги. Тыльной стороной ладони быстро смахнула соленую каплю. Откинулась на спинку стула и сокрушенно вздохнула. Ох… Не думала, что будет так тяжело.

Так, Полина. Соберись. Глубокий вдох, выдох. Время покончить с этим всем!

Ладонями протерла глаза. Хорошо, что сегодня я не пользовалась тушью. Иначе письмо писала панда. Улыбнулась, представив черно–белого медведя, который сидит за столом и держит в косматой лапе ручку. Все. Больше никаких слез!

Взяла лист и безжалостно разодрала его пополам. Сложила половинки в кучу и порвала еще раз. Повторяла до тех пор, пока плотный слой бумаги уже не хотел поддаваться. Положила на столешницу кучку рваных кусочков, которые еще мгновение назад были моим прощальным письмом. Вот так. Нечего демонстрировать свою слабость и следы грусти.

Вырвала из тетради в клеточку новый лист и повторно приступила к письму. За несколько минут мои мысли были изложены на бумаге. Ровным, мелким почерком чернилами синего цвета.

На этот раз слово «Прощай» я написала спокойно и уверенно. И смело поставила точку в конце.

Свернула бумажку вдвое и сунула в белый конверт. Пальцы ощутили его легкую прохладу. Никогда раньше не обращала внимания на это. Разве важно, какой температуры бумага? Безразлично относилась к таким мелочам. Оказывается, он холодный. Держала бумажный конверт в руке и гладила кончиками пальцев, ощущая гладкую поверхность. Прямоугольный кусочек мартовского снега, который еще не успел растаять на фоне нежного весеннего тепла. Именно таким он мне показался. Холодные слова, которые были внутри, остужал его еще больше.

Положила свою прощальную записку на столешницу. Она лежала между моими руками, которые как два заборы загораживали ее с обеих сторон. Оглянулась вокруг. Осмотрела помещение кухни, в которой проводила в последнее время много времени. Если вы подумали, что я училась готовить или справляться в кондитерском деле, то спешу вас разочаровать. В последние недели я часто сидела именно за этим столом и обдумывала свою жизнь, свое прошлое, думала о будущем. Преимущественно ночью, когда жизнь стихала на шумных улицах родного города.

Темнота помогает слышать собственные мысли. Иногда они бывают невыносимыми, что хочется закрыть уши ладонями. Но это никак не помогает. Сидела с выключенным светом, в пижаме, подогнув под себя босые ноги и курила. Много курила. Созерцала за оранжевым огоньком, как он плывет маленьким ярким корабликом в черных водах тьмы. Чувствовала себя его капитаном. Пила горький кофе, без крошки сахара. Приятный вкус, от которого я даже не кривилась. Проводила параллели своей жизни с этим черным напитком. Очень, очень похоже. Так же горько и без крошки сладкого. До оскомины противно.

Тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Пора покончить с этим. Зажала в кулаке порванные клочки бумаги – остатки первой попытки – и положила их в карман.

Металлические ножки стула мерзко скрипнули по кафелю. Меня дернуло. Невольно зажмурилась. Ей богу, как пенопластом по стеклу. Такой звук не на мои нервы. Кожа мгновенно покрылась мурашками. Осторожно заложила стул к столу, пытаясь избежать мерзкого звука.

Прошла в коридор, ступая босыми ногами по ламинату. После холодного кафеля он был похож на летний песок, такой же нежный и приятный для кожи. Если закрыть глаза и открыть кран в душе, то можно легко представить себя где–то на диком пляже жаркого острова Бора–Бора. Пальмы… Легкий бриз… Сочные фрукты… и покой. Блаженство, а не жизнь! Не то, что здесь – в запыленном душном городе!

Ай, а это что такое?! Бляха–муха! Пока мечтала о заморской стране, не увидела кожаный саквояж, который стоял на полу. Зацепилась за него, пошатнулась и заехала левой ногой в плинтус. Аааа, жесть, как неприятно! Пальчики на ноге застонали от боли. Я упала попкой на красную сумку и принялась их разминать. Совсем забыла о сумках в коридоре!

Через несколько минут боль утихла. Наконец можно обуться. Замшевые туфли–лодочки на невысоком каблуке идеального насыщенного синего цвета оказались на обеих моих ножках. Все необходимое я упаковала. Остальное оставила, мне оно не пригодиться. Окинула взглядом на прощание стене квартиры, которые до сегодняшнего дня были моим домом. Когда я пересеку порог, все изменится навсегда. Пути назад у меня не будет.

Как перед экзаменом глубоко вдохнула, поднялась. Надела черные ручки саквояжа на изгиб руки, поправила синюю футболку под черным пиджачком. Разгладила руками брюки на бедрах. Любимые черные брюки, которые только приобрела более года назад. Качество замечательное, как и их состояние. Посмотрела на себя в зеркало, висевшее на стене напротив входной двери. Выгляжу супер! Наклонилась ближе, заглянула в карие глаза. Слава богу, не успели покраснеть от слез. Вовремя взяла себя в руки. С косметички выудила розовый блеск. Серебристый колпачок местами протерся, как и название. Но разобрать буквы все еще можно. «Bourjois». Качественная марка косметики. Ловкими движениями нанесла его на губы. Сомкнула, протерла ними взад–вперед и улыбнулась собственному изображению. Мммм, обожаю этот аромат клубники на губах! Расческой привела в порядок волосы, осторожно зачесав длинные шоколадные пряди.

Ну, вот. Полина готова к новой жизни!

Рука потянулась к ручке от чемодана, как неожиданно зазвучала песня на смартфоне. Надо ответить, хотя и не очень хочется. Не стоит привлекать излишнего внимания соседки. Она сразу выглянет и начнет допрос: куда и почему. Окей, посмотрю, кто звонит.

На экране засветилось лицо подруги. Сначала было желание сбросить вызов. Но какая–то неведомая сила подтолкнула меня провести пальцем по экрану и принять вызов.

– Поль, привет!

– Прив… – я даже не успела договорить.

– Поль… тут такое… – голос девушки дрожал, она тяжело дышала. – Саша разбился!

Несколько лет до событий,

произошедших в прологе

– ААААААА!

Мой громкий крик пролетел над головами одноклассников и выскочил на улицу через открытое окно. Его услышали даже жители соседних многоэтажек. А с верхушки елки, растущей во дворе, под самыми окнами моего класса, взлетели испуганные голуби. Глаза всех присутствующих в классе в одно мгновение сконцентрировались на мне.

– Придурок! – выкрикнула я, сжав кулаки. Каждая мышца напряженных рук дрожала. Я держала их вдоль тела. Ногти впились в кожу, настолько сильно я сжимала пальцы.

– Красавица, что ты так разошлась? – одноклассник Сашка растянулся в дурацкой улыбке, а его руки держали пустую баклажку полтора литровой минералки.

– Ты… ты… – слова давались мне тяжело, потому что мозг кипел от ярости. Я хватала воздух ртом, а сказать не могла и слова. Боже, какой стыд!