– Тебе что, не нужна прибыль? – Вырвалось из меня после долгого молчания.
– От не налитого стакана пива мы не обеднеем, Эш. – Томми ухмыльнулся. – Да, и не забывай, впереди выходные – выручка будет намного больше, чем за эту неделю.
– Почему? – Я действительно не понимал о чем он говорит.
– Ты правда забыл? – Моя голова кивнула. – Праздники, Эш. Праздники. Пускай мы и находимся на отшибе самой питейной улице Дублина, но в день святого Патрика здесь не протолкнуться.
Как я мог забыть? Ежегодно в Ирландию, а в особенности в столицу, съезжаются как граждане страны, так и туристы. Наряженные дети и взрослые во все зеленое принимают участие в парадах, делясь счастьем с окружающим миром. Нескончаемые улыбки, громкий смех, музыка, бьющая из пабов и тонна алкоголя, льющегося в стаканы. Кажется, никто не грустит в такой день, словно существует закон или запрет на грусть в день святого Патрика.
– Опять толпы приезжих… – Без всяких эмоций тихо проговорил я.
– И много счастливых лиц, Эш. Тебе бы не помешало.
– Ты мне так и не нальешь?
– Не думаю, – Томми посмотрел на часы. – До конца моей смены осталось десять минут.
– И что с того?
– Если я налью тебе еще один стакан, то мне придется оставлять твое, – Его указательный палец был направлен в мою сторону. – пьяное тело в баре. Как бы я тебе не доверял, Эш, делать мне этого совсем не хочется.
– Тогда потащишь меня в свой жалкий дом! – Сказал, осознав, что еще ни разу не оказывался в его кровати.
– Иди к себе, Эш. – Он забрал грязный стакан и поставил его в раковину.
– Да ладно! Что в этом такого? Ты мог бы пополнить мой список парней. – Томми лишь ухмыльнулся и продолжил намывать грязный стакан, ничего не ответив на мое предложение.
Я встал со стула и поплелся в туалет, где непривычно было вдыхать запах чистящих средств, а не въедающуюся и пробирающую до костей рвоту. Скромное зеркало, дешевая кафельная раковина, две закрытых кабинки – весьма типичный набор для такого места. Зеркало отражало худого, длинного человека, с уставшим взглядом и скромными складками морщин вокруг глаз. Веснушки теснились на сухой коже, пытаясь выглянуть из-за ярко рыжих волнистых локонов, спадающих на лицо. Черная мешковатая одежда прятала отсутствие каких-либо мышц, свисая до колен. Раньше, мне всегда говорили, что яркий цвет волос, чистая кожа и добрая улыбка несли за собой несокрушимую энергию молодого организма. Но сейчас, глядя в зеркало, я и сам понимал – меньше сорока пяти не дашь.
А какие варианты у меня были? Оставаться жизнерадостным и беззаботным после того, что он сделал? Наслаждаться моментом и ни секунды не тратить на размышления о прошлом? Забыть про всю ту боль, пропитавшуюся в кровь за семь долгих изнуряющих лет? Я просто не мог… Не мог побороть себя, воспоминания и чувства… Приходилось бежать от них, причинять себе боль физически, лишь бы не ощущать эмоциональную.
Раня тело, наша внутренняя боль становится не такой уж и невыносимой. А после долгих лет самобичевания это перерастает в привычку, зависимость. Руки сами тянулись к ножу или лезвию в момент паники и отчаяния. Они продолжали работать, пока теплой крови, стекающей по коже, не становилось больше; пока бушующее чувство одиночество со временем не утихало и не становилось лучше.
Пускай, я был пьян, но не на столько, чтобы не справиться с небольшим, крохотным, но острым лезвием бритвы… Руки потянулись к краю черной толстовки, ткань приподнялась, и в отражении зеркала показался большой медицинский пластырь, наклеенный на том месте, где худая кожа вплотную прилегает к тазовой кости. Он впитал в себя утреннее кровопускание в порыве того же гнева, одолевавшего меня сейчас. Холодный металл коснулся кожи и тут же разрезал его пополам. Капельки крови превратились в небольшой поток, освобождающий от боли. Боль никогда не уходила, она была всегда. Слово вечный спутник на пути, гиперопекающий своей “заботой”. Несколько раз на дню мне приходилось прибегать к такому выходу, чтобы хоть как-то облегчить свое состояние или притупить восприятие. И это помогало. Только ненадолго…
Кровь устремилась вниз и врезалась в стягивающую резинку нижнего белья. Пришлось Вытереть ее рукой, пока она не впиталась в мои трусы слишком быстро. Достав новый пластырь, я отодрал защитную пленку и наклеил его на место свежих порезов.
– Эш! Я закрываю бар! – Дверь в туалет резко открылась. Я рывком опустил край толстовки, включил воду и судорожно начал смывать следы «преступления». – Что случилось? С тобой все в порядке? – Спросил он в недоумении, глядя на утекающую в водосток кровь.
– Закрой дверь, Том! Я сейчас выйду! – Руки начали трястись, ноги – подкашиваться еще сильнее, чем раньше. Разум протрезвел за несколько секунд из-за страха. Всегда бы так – никакого похмелья.
Томми ушел, но оставил дверь приоткрытой. Его шаги и звон ключей раздавались эхом по всему бару, нагоняя больший страх на резко протрезвевший ум. Оставалось лишь надеяться, что он не начнет задавать лишних вопросов, чтобы услышать оправдание увиденному. Это сейчас было бы совсем некстати. Никто не должен знать о том, что творится внутри. До этого момента всегда удавалось скрывать проблемы под идеально отточенной маской, которую чаще всего небрежно срывал алкоголь. Он обрывал все возможные варианты отступления от ситуаций, касающихся моего состояния. К огромному несчастью, нажирался я на протяжении семи лет часто, из-за чего был не в силах играть очередную роль. Может, с алкоголем и стоит завязать, хотя бы полгода назад, но это уже вошло в привычку – каждый вечер уровень промилле повышался, порезов становилось еще больше, как и разрушающих изнутри мыслей в голове.
Я плеснул холодной водой прямо в лицо, и, не воспользовавшись бумажным полотенцем, вышел из туалета, оставив капельки освежающей воды на коже. Сердце отчаянно пыталось вырваться из грудной клетки, но сознание не переставало перебирать самые непонятные и странные отговорки, которые могли бы успокоить Томми, а самое главное – меня. Сложно поверить, но в последний раз я так переживал, когда охранник в небольшом магазине подозревал меня в краже, хотя я и не собирался ничего воровать. Просто не мог определиться, что же лучше взять: печенье с маком или с ванилью. В итоге тот мужчина чуть ли не в спину мне дышал, и пришлось выйти из магазина, так ничего и не купив.
Все тело Томми выглядело напряженным: широкие плечи опустились вниз; шея вжалась и укоротилась вдвое; руки лежали скрещенными на груди, и я прекрасно видел невероятно огромные плечелучевые мышцы, которые стали еще больше. Челюсть была напряжена на столько, что на висках выскочила вена. Его взгляд устремился в пол, и я не мог понять какие чувства он испытывал: напряжение из-за того, что мое пьяное тело отсрочивает закрытие смены или обеспокоенность моим состоянием и отсутствие каких-либо идей, как решить эту проблему. Его вид наводил еще больший страх. Нога вдруг начала отбивать странный ритм, а руки опустились и начали теребить толстую связку ключей от бара.
Я опустил голову, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом и, придерживаясь за свежую рану рукой вышел на улицу. Повреждение кожи быстро дало о себе знать, отражаясь на лице измученной миной. Не самый приятный процесс перехода ментальной боли в физическую, но один из действенных. В моей голове мысли постоянно крутились вокруг тех чувств, что разрушали изнутри. Возможно ли полное избавление от боли и, если да, то что поспособствует этому? Что нужно сделать, лишь бы не переживать постоянно события прошлого, когда ты был по-настоящему счастлив и мечтал, чтобы момент длился вечно?
Но единственный ответ, к которому я приходил каждый раз –смерть. Сколько раз не пытался убедить свой разум, что все однажды наладится, ответ никогда не менялся. Он звучал слишком громко, эгоистично и пафосно для такого слабого человека как я… Но если подумать – когда нет сознания, чувств, самого человека, то соответственно не будет и боли. Она не сможет разрушить то, что уже мертво. Разве это не выход? Думая о конце, в мое сознание незаметно закрадываются и пускают корни только два чувства: облегчение и страх. Нужно сделать лишь последний «рывок», и ты станешь человеком, который больше никогда не ощутит муки разрывающегося сердца и души, навсегда свободным от боли и разочарования. Никаких проблем. Никакой боли. Чем больше ты думаешь о смерти, тем более рациональными становятся твои доводы и мысли. Но с другой стороны… Где-то глубоко внутри меня затаился осколок надежды, иногда сверкающий тусклым светом и озаряющий только лучшие части сознания, за который я, хоть и слабо, но держался.
