— Самое трудное еще впереди! — сообщил он.
— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, — ответил Арон.
— С подобными ответами из вас выйдет превосходный адвокат, — ехидно заметил он. — Стараться не надо, надо просто делать, и все.
Фестрал кивнул. Это его, похоже, успокоило, и он снова обратился ко всей группе:
— Вам следует запомнить две вещи. Во-первых, наши имена определяют то, какими мы будем, а мы, в свою очередь, определяем то, какими будут наши имена.
Он остановился и взглянул на них.
— И, во-вторых, простейшее из имен настолько сложно, что вашему разуму не дано даже охватить его границы, не говоря уж о том, чтобы постичь его настолько, чтобы произнести.
Повисло молчание. Иладин выжидал, глядя на них.
Наконец один из учеников схватил наживку.
— Но если это так, как пони вообще может сделаться именователем?
— Хороший вопрос, — сказал Иладин. — Самый очевидный ответ — это невозможно. Что даже простейшее из имен выходит за пределы наших возможностей.
Он поднял копыта.
— Не забывайте, речь идет не о тех малых именах, которые мы употребляем в обыденной жизни. Не о названиях, таких как «дерево», «огонь» или «камень». Я говорю о другом, — он достал из-под стола речную гальку, темную и гладкую.
— Опишите мне форму этого камня во всех подробностях. Расскажите мне о тяжести и давлении, которые сформировали его из песка и ила. Поведайте о том, как он отражает свет. Как мир притягивает к себе его массу, как подхватывает его ветер, если подбросить его в воздух. Расскажите, как следы железа, присутствующие в нем, откликаются на зов. Все это и еще сотня тысяч деталей и составляют имя этого камня, — он протянул им его на копыта.
— Вот этого маленького, простенького камушка, — Иладин опустил копыто и взглянул на них.
— Теперь видите, насколько сложна даже эта простая вещь? Если бы вы потратили целый месяц на изучение этой гальки, быть может, вы бы узнали о ней достаточно, чтобы очертить внешние границы его имени. А может быть, и нет. Вот суть проблемы, с которой сталкивается именователь. Мы должны понять то, что недоступно нашему пониманию. Как же это сделать?
Он не стал дожидаться ответа. Вместо этого просто взял часть той бумаги, которую принес с собой, и раздал каждому из них по нескольку листков.
— Через пятнадцать минут я брошу этот камень. Я стану вот тут, — он поставил ноги, — лицом туда.
Магистр расправил плечи.
— Я брошу его снизу вверх с силой примерно в три хвата. Я прошу вас рассчитать, куда именно он полетит, с тем, чтобы вы могли в нужный момент подставить копыта и поймать этот камень.
Иладин положил гальку на стол.
— Приступайте!
Арон добросовестно взялся за дело. Он чертил треугольники и дуги, считал и выводил формулы, которых не помнил наизусть. Вскоре он отчаялся, придя к выводу, что задача не имеет решения. Слишком много неизвестных, слишком многое рассчитать было просто невозможно.
После того, как ребята минут пять промучились в одиночку, Иладин предложил им поработать в группе. Тут Арон впервые обнаружил, насколько София талантлива в расчетах. Её вычисления были настолько серьезнее его, что он даже не понимал большей части того, что она пишет.
Они всемером дискутировали, спорили, пробовали, терпели неудачу, пробовали снова. К тому времени, как миновало пятнадцать минут, отчаялись все.
Иладин окинул их взглядом.
— Ну, что скажете?
Некоторые из жеребят попытались было дать приблизительный ответ или наиболее точную догадку, но Иладин жестом заставил их замолчать.
— Что вы можете сказать точно?
После небольшой паузы София ответила:
— Мы не знаем, куда упадет камень.
Иладин одобрительно затопал копытами.
— Отлично! Да, ответ верный. Теперь смотрите! — он подошел к двери и высунул голову в коридор.
— Генри! — окликнул кого-то магистр. — Да-да, ты. Поди-ка сюда на секундочку.
Он отступил от двери и впустил в аудиторию одного из посыльных Кирдана, парнишку лет шести.
Иладин отошел на несколько шагов и повернулся лицом к мальчику. Он расправил плечи и улыбнулся безумной улыбкой.
— Лови! — воскликнул он и кинул мальчишке камень.
Удивленный жеребенок поймал камень налету.
Иладин разразился бурными аплодисментами, потом поздравил ошеломленного мальчика, отобрал у него камень и выпроводил того за дверь.
Магистр снова обернулся к аудитории.
— Ну вот, — сказал Иладин. — Как же он это сделал? Как он сумел в один миг рассчитать то, чего десять блестящих членов академии не сумели вычислить за четверть часа? Быть может, он разбирается в геометрии лучше, чем София? Или считает проворнее, чем Юреш? Быть может, стоит его вернуть и сделать Адептом?
Они рассмеялись и почувствовали себя спокойнее.
— Я что хочу показать. У каждого из нас есть разум, который мы используем для своих сознательных поступков. Но есть и другой разум, спящий. И он настолько могуч, что спящий разум шестилетнего мальчонка способен в секунду осуществить то, чего бодрствующий разум студентов не может сделать за пятнадцать минут.
Он широко развел копытами.
— Ваш спящий разум достаточно обширен и неизведан, чтобы вместить имена вещей. Я это знаю потому, что временами это знание прорывается на поверхность. Инисса произнесла имя железа. Ее бодрствующий разум этого имени не знает, но ее спящий разум мудрее. Нечто внутри Софии понимает имя камня.
Иладин указал на Арона.
— Арон знает имя ветра. Если верить тому, что пишут давно умершие мудрецы, его путь наиболее традиционный. Именно имя ветра искали и ловили те, кто стремился стать именователями много лет назад, когда здесь этому учили. Шесть лет назад к нам пришла гостья из дальней страны и обучила нескольких избранных именам. Но этого оказалось мало, чтобы достичь и использовать их нужны годы, но у нас другого не было. Поэтому я отправился с гостьей и пять лет обучался. Вернувшись, я могу использовать имена и чувствовать кто на что способен, — он ненадолго умолк и пристально посмотрел на ребят, сложив копыта на груди. — Я хочу, чтобы каждый из вас подумал о том, какое имя вам хотелось бы обрести. Это должно быть скромное имя. Нечто простое: железо или огонь, ветер или вода, дерево или камень. Нечто, с чем вы ощущаете родство.
Иладин подошел к большой доске, висящей на стене, и принялся писать список названий. Почерк у него был на удивление аккуратный.
— Вот необходимые книги, — сказал он. — Прочитайте хотя бы одну из них.
Через некоторое время один из учащихся поднял копыто, но потом сообразил, что это бесполезно — Иладин по-прежнему стоял к ним спиной.
— Магистр Иладин, — осторожно спросила София, —, а которую из них нам нужно прочесть?
Он оглянулся через плечо, ни на миг не прекращая писать.
— Да какая разница? — сказал он, явно раздраженный. — Возьмите какую-нибудь. А остальные пробегите по диагонали. Посмотрите картинки. Понюхайте их, в конце концов, — и снова отвернулся к доске.
Они переглянулись. Тишину нарушал только стук мела.
— Но какая из них наиболее важная? — спросил Арон.
Иладин с отвращением фыркнул.
— Не знаю! — ответил он. — Я их не читал.
Он написал на доске «Эр Станес Волке» и обвел название кружочком.
— А насчет этой я даже не уверен, есть ли она в архивах, — магистр пометил ее вопросительным знаком и продолжал писать.
— Вот что я вам скажу. В «книгах» ни одной из них точно нет. Я нарочно в этом убедился. Вам придется разыскивать их в хранилище. Вам нужно будет их заслужить.
Он дописал последнее название, отступил на шаг и кивнул самому себе. Всего в списке было двадцать книг. Три из них он пометил звездочками, еще две подчеркнул, а глядя на последнее название, сделал печальную гримасу…
И вдруг удалился, вышел из аудитории, не сказав на прощанье ни единого слова, оставив их размышлять над природой имен и гадать, во что же они такое вляпались.
Закончив писать, Арон знал, чем займётся вечером в архивах. Он убрал пергамент и направился к выходу, не смотря на то, что колокол ещё не ударил, говоря об окончании занятия. Но так как магистр удалился, получается, что у него есть время на обдумывания всего произошедшего.