Сквозь зажмуренные веки проникал солнечный свет, птицы гомонили, как итальянцы за обедом, а в голове было столь блаженно и пусто, что если бы о нем снимали фильм, режиссер поставил бы картинку с гавайского пляжа и растамана, играющего на маленькой смешной гитаре. Не визуализировались ужасы, хоть вой.

Семён плотнее закрыл глаза, нахмурил брови и завопил, пытаясь изобразить страх, изумление, восторг и Бог знает какие еще эмоции.

– Я видел! Эти ворота просто фантастика! Они гигантские! И я почувствовал, как они обжигают!

– А символы? – похоже, она была озадачена его внезапным восторгом.

– Да, но я не смог их прочитать. – Отчего-то ему показалось, что подруга говорила всерьез, и это вызывало у него неловкое ощущение. Момент для выхода из игры настал.

На лице Даши отразилось недоумение, словно такое развитие событий было для нее неожиданностью. Однако она быстро справилась с собой и смастерила на ходу какую-то историю с участием Семёна в качестве главного героя. Время от времени эта история прерывалась задумчивыми паузами, которых раньше почти не случалось, но он списал их на трудности творческого процесса и не стал копаться в причинах.

Остаток лета прошел смазанно. Вскоре после того дня Даша вернулась в Питер, а Семён, погрузившись в учебу, забыл о странной беседе.

Глава 2

В те дни смартфоны еще только стояли на пороге и собирались позвонить в дверь. Не было «аськи», вконтактов и одноклассников. Друзья принимали как данность сезонный характер своего общения и не думали, что когда-нибудь их связь оборвется.

К следующему лету Сёма вспомнил о своем вранье и ждал случая покаяться. Он знал номер домашнего телефона сестры Даши, но общаться с ней и ее супругом стеснялся. Его коммуникативных навыков хватало лишь на скомканное приветствие и просьбу позвать подругу к телефону. Поэтому с наступлением очередных каникул он начал регулярно выносить мусор, чтобы иметь возможность заглянуть в окна на втором этаже соседнего дома. Он надеялся увидеть знакомый профиль и временами звал подругу протяжным голосом, как рыцарь, прозябающий под узкой башенной бойницей с торчащей наружу косой принцессы.

Принцессу он не дозвался, но однажды в окне появилась хозяйка квартиры и сообщила, что Даша пока не приехала и когда будет – неизвестно и, пообещав передать, что Сёма ее искал, скрылась за белым тюлем.

Лето ушло, а Даша не объявилась. Он принял это обстоятельство на свой счет и ужасно расстроился, но все равно ждал, пытаясь не причинять неудобств жильцам квартиры. Впрочем, преданность его улетучилась вместе с осенними листьями, но на следующий год он опять буравил взглядом заветные окна. Чтобы разнообразить бдение, он брал с собой книги и садился с ними на холме под тем окном, что выходило на боковой фасад.

Школьное задание на лето давалось тяжело. Большинство авторов, приговоренных ко включению в образовательную программу, были подвергнуты обструкции критика-Семёна. Особенно досталось Достоевскому. Он больше других был наказан презрением неокрепшего детского сознания за несусветное занудство чуждых душевных терзаний Раскольникова. «Обломов» же после ехидного намека одной из маминых подруг на отсутствие у него самого шила в известном месте и вовсе воспринимался как личное оскорбление. Немного извинить это дремучее варварство могло разве что ожидание встречи, которое заставляло каждые пять минут бросать торопливый взор на прямоугольник с цветами на подоконнике и делало чтение отрывочным и поверхностным.

Возле тридцать третьего дома стоял небольшой грузовичок. Сновали люди c коробками и мебелью. В доме появились новые жильцы.

Сёма не придавал этому значения, пока в одном из тех самых окон не показались фигуры седого поджарого мужчины и невысокой черноволосой девушки. Дашин отчим и сводная сестра о чем-то беседовали с молодым человеком, которого Сёма не знал. Седовласый и незнакомец пожали друг другу руки и покинули поле зрения, а их место в оконном проеме заняла девушка с очевидными признаками грядущего пополнения.

Дашины близкие вышли из парадной. Мужчина, прищурившись, вдумчиво курил, пока его дочь внутренне прощалась с домом, где провела, должно быть, немало прекрасных лет. Ее лицо было красиво в печали. После они завернули за угол дома и ушли по направлению к автобусной остановке.

Сёма переварил все это и с тяжелым сердцем побрел к дому. Он потерял надежду, но сила привычки заставляла его посматривать на те окна в редкие дни, когда он выносил мусор.

Глава 3

В комнате с потертыми обоями «в пастельных тонах» и пёстрым ковром, который некогда был символом достатка, а теперь доживал последние дни, мягко светила единственная лампочка в старой люстре. Восемнадцатилетний юноша лежал на узкой кровати закрыв глаза и ощущал этот свет частицей разума.

Звуки грозы и мощного ливня наполняли комнату.

Уставший после футбольного матча Семён равномерным дыханием под песни Сплинов на кассетном плеере пытался достигнуть нирваны и провалился в какой-то странный сон. До сих пор ему частенько грезились диковинные твари или запутанные сюрреалистические сюжеты без единого намека на логику и смысл, но в этот раз все было иначе.

Из уютной постели в родной квартире он переместился во двор, огороженный высоким ржавеющим забором с колючей проволокой. Лил мерзкий ледяной дождь, ветер хлестал по оголенному торсу – он почему-то был одет в одни штаны. Под ногами были лужи, целое болото из размокшей липкой грязи. В общем, помесь Питера с российской глубинкой.

Он скукожился рядом с почившим стареньким грузовичком и трясся так, будто попал в Ледовитый океан. Волосы на руках поднялись дыбом, а сами руки стали похожи на замороженных цыплят. Изо рта шел пар.

Оглядевшись по сторонам, насколько позволяла плотная стена ледяного душа, он пришел к выводу, что в этом малоприятном месте он не один. Какие-то скрюченные тени жались к ржавым останкам тракторов и комбайнов. Похожее кладбище сельскохозяйственной техники ему довелось видеть в деревне у дедушки, только там на небе были редкие облака, а на душе – легкая печаль и желание прокатиться.

Вдруг тени пришли в хаотичное движение и превратились в грязных и тощих людей, переступивших черту между обычным страхом и ужасом спасающихся от лесного пожара зверей. Все они были напрочь лишены волос и обожжены, у многих слоями слезала кожа. Большинство было обезображено наростами. Раздувшиеся до невероятных размеров отдельные части тел гротескно выделялись на общем фоне близости голодной смерти. По доносившимся стонам он нашел нескольких, кто просто неподвижно лежал в мокрой жиже, терпеливо ожидая конца. Некоторые стонать уже не могли. Но были и те, кто лихорадочно слонялся по огороженному колючей проволокой пространству, словно в бреду или горячке, напрягал последние из последних резервов, чтобы продлить свое существование хоть еще на миг. Очевидно, им был известен сценарий дальнейших событий.

На авансцене появилась группа людей в костюмах химзащиты серо-болотного цвета с красными повязками на рукавах. Вальяжно чавкая высокими сапогами по грязи, они двигались шеренгой, соблюдая дистанцию около пары метров. Руки в резиновых перчатках покоились на автоматах, но временами поднимались в воздух, чтобы жестами скоординировать действия.

Когда они приблизились к свалке, вальяжность растворилась без остатка. Ловкими и экономными движениями профессионалов они принялись выуживать из кабин, кузовов, капотов и прочих укромных мест до смерти перепуганных «тварей дрожащих». Короткий удар прикладом автомата, тычок кинжалом с металлическим орлом на деревянной рукояти – и очередной несчастный получал билет на встречу со Всевышним.

Иногда жертвы пытались убежать. Точнее, уйти. Или уже уползти… В этих случаях люди в сером развлекались как могли: чертили в грязи финишные ленты, после пересечения которых «спортсменов» ждала жуткая награда, заключали пари, подбадривали беглецов гулкими криками через противогазы и тычками высоких резиновых сапог.