– Я говорил это, когда ты баловался, – Эо улыбнулся. – Ну, хорошо, давай немного почитаем, а потом я поиграю с тобой, как будто я пришёл к тебе в гости, а ты будешь угощать меня этими… как их?

– Крендельками?

– Да. Ими. Кстати, тебе тоже не мешало бы больше читать. Вчера ты написал слово «квадрат» через три «а» – кавадрат. По-человечески так не говорят.

– Зато так говорят по-детски, – надувшись, ответил Снежанец.

– Не обижайся, малыш! – ласково сказал Эо. – Но ведь я не смогу отдать тебя в школу, люди этого не поймут, они просто не поверят, что ты живой. Выход один – заниматься самообразованием. Вон там, ни нижней полке, книга. Посиди и почитай. А потом поиграем, хорошо?..

Снежанец забрался на стул, встал на задние лапки и потянулся к полке. От напряжения у него распушился хвост.

– Уф, – сказал он, – что это? – двумя лапками Заяц подхватил книгу, которая готова была грохнуться на пол.

– Платон, – сказал Эо и опустил глаза.

– А у моих штанишек хлястик оторвался, ты пришьёшь?

– Конечно, – вздохнул Эо и замолчал.

Снежанец уселся в своём углу и открыл книгу. Несколько минут в доме царила тишина, только слегка шуршали переворачиваемые страницы. Но почитать им так и не пришлось. Оба чтеца вздрогнули, когда неожиданно раздался телефонный звонок.

– Кто это? – спросил Эо у Зайца.

Снежанец прикрыл на мгновенье свои раскосые глаза, а потом ответил:

– Ольга Михайловна, твоя знакомая. У неё проблемы с сыном.

Эо поднял телефонную трубку и быстро перекинул её в другую ладонь: трубка была раскалена до красна.

– Что случилось, Ольга Михайловна? – вместо приветствия спросил Эо, оборачивая трубку подвернувшимся полотенцем.

– Эо, я просто не знаю, что делать. Вы не могли бы приехать. Это связано с Коленькой. Тут такое. Это… это не телефонный разговор. Пожалуйста, Эо.

– Да, конечно, Ольга Михайловна. О чём речь, сейчас подъеду. Не волнуйтесь.

Эо положил раскалённую трубку в раковину и пустил воду. Когда шипение прекратилось, он насухо вытер пластмассу и начал одеваться.

– Покорми Принцессу, когда придёт, – из коридора крикнул Эо Снежанцу. – Я скоро вернусь.

Эо вышел из дома. Заяц снова перебрался в большое кресло и прикрыл свои раскосые глаза лапкой.

За бронированной дверью послышались быстрые шаги. В глазке потемнело, потом рассвело. Но всё же спросили:

– Кто там?

– Цыгане, – улыбнулся Эо.

Дверь открылась.

– Вы всегда шутите, Эо! – придерживая руками запахнутый на груди халат, Ольга Михайловна пропустила входящего в коридор. Она жалко улыбнулась: – Проходите вот сюда, пожалуйста. Вы давно у нас не были.

Эо снял куртку в коридоре и вошёл в зал.

– А где же Коленька? – Эо удивлённо поднял брови. – Я думал.

– Он в своей комнате, – почему-то шёпотом ответила Ольга Михайловна и выглянула в коридор. Комната мальчика была где-то в глубине квартиры.

– Что случилось с малышом? – спросил Эо и, присев на диванчик, приготовился слушать.

– Вы знаете, – полушёпотом заговорила Ольга Михайловна, беспокойно теребя край халата, – пока ему не исполнилось пяти лет, всё было нормально. Ну, эти детские болячки, болезни – всё как у всех. А тут. Я даже побоялась рассказать соседке. Иначе узнает весь дом, будут показывать пальцем. Сумасшедший! – нервно выдохнула она. Слезинка покатилась по её щеке.

– Пятилетнего мальчика назвать сумасшедшим. Что же он такого натворил, Ольга Михайловна? – улыбнулся Эо. – Если это шалость.

– Какая шалость, Господь с вами, Эо! – Ольга Михайловна замахала руками. – Если бы шалость. Это, видимо, началось уже давно, но я обнаружила… вот… буквально на днях. Он… сидел в своей комнате… играл, как всегда, в свои игрушки. Я замечала, конечно, что ему скучны его сверстники, соседские мальчики. Ну, так скучны, как будто он уже старше их, гораздо старше. Но страшного-то в этом ничего нет. Он всегда был необщительным ребёнком… даже в свои пять лет. Ну и пусть себе играет один, если ему не скучно, если ему так нравится. Так вот, подхожу я к двери в его комнату: дверь закрыта. Чтобы не испугать его случайно, тихонечко приотворяю её и осторожно заглядываю. Вот опять, как тогда, волосы на голове зашевелились. Коленька сидит на полу в центре комнаты один, а больше никого нет, вернее, я не вижу, но такое ощущение, что комната полна детьми. Игрушки вокруг него движутся, кубики поднимаются в воздух, кто-то невидимый ставит их друг на друга, паровозики едут в разные стороны, как если бы кто их двигал руками. Но даже не это меня поразило. Коленька сидит, смеётся, вертит головкой и разговаривает, понимаете… разговаривает с кем-то. И тут я слышу имена: он называет их по именам. Таких имён, Эо, я ни разу не слышала, это неземные какие-то имена. И у меня возникло ощущение, что он видит тех, с кем разговаривает, и они, я думаю, отвечают ему, но я не слышу их. И всё это показалось мне таким странным… страшным… что закралась мысль: а не безумие ли это?.. Потом мне стало плохо.

– А мальчик? – спросил Эо, поднимаясь.

– В том-то и дело, что мальчик совершенно спокоен, ему… это… интересно. Он играет. Я даже никогда его не видела таким весёлым… полным сил.

Эо встал с дивана, подошёл к окну и несколько минут молча глядел в наступающие сумерки. Потом обернулся к женщине и посмотрел ей прямо в глаза:

– Что вы собираетесь делать?

– Но… но это же невозможно! – заторопилась Ольга Михайловна. – Я боюсь привести гостей… соседи… скажу, что мальчик сошёл с ума, его надо лечить. Это надо вылечить!..

– От чего? – спросил Эо серьёзно.

– Ну, как от чего? – оторопела Ольга Михайловна. – Это ведь ненормально.

– Почему? – спросил Эо.

Ольга Михайловна сжала губы.

– Значит, вы не поможете. А если… сейчас много сенсов. – сложив умоляюще руки, женщина смотрела на Эо.

– Ваш мальчик видит, значит, он необычный мальчик, может, ему уготована особенная судьба.

Эо нервно заходил по комнате.

– Мне нужен обыкновенный ребёнок, – перебив Эо, Ольга Михайловна отвердела в словах, – я не готова. Если никто не поможет, то я сама.

– Господа присяжные заседатели, здесь отсутствует лист в рукописи, и, чем закончилось дело. Впрочем, мы можем узнать это у самого обвиняемого.

Возгласы неодобрения в зале.

– Любимая, ты похожа на цветок, – сказал Эо, закрывая входную дверь.

– Эо, почему так трудно жить здесь, на Земле? – широко открытые глаза Принцессы были как синие озера.

– Потому что мы мало любим друг друга, – ответил Эо.

– Ты пишешь большую вещь? – спросила Она.

– Я черпаю из себя, поглядим, что получится, – потягиваясь, Эо встал из-за стола и прошёлся по маленькой комнате.

– Всё уже сказано, зачем говорить ещё, милый? – два стебелька обвили шею Эо.

– Понимаешь, – сказал он, глядя в синюю бездну её глаз, – это зов изнутри. Похоже на бомбу или молитвенный крик ужасающей мощи. Вот ты живёшь тысячелетия, и внутри тебя всё это складывается, уплотняется, прессуется: время, пространство, события, знания, птица, слова, тысячи восходов и закатов, шум древнего моря и танец облаков, – а потом всё это доходит до какого-то предела, когда этот ком нужно выбросить, отдать, подарить, освободиться от него, иначе он может разорвать тебя – и… вдруг получается маленький стишок, один-единственный, или сказка, но очень красивая. Такие вещи должны помогать жить другим. Это не для себя. Не для денег. Для денег или для славы – мертворождённое. Ты помнишь, Пушкин говорил: «Бесславья бойся.» Если ты меня простишь, то я бы уточнил: не бойся бесславия среди людей, славу искать для Бога и во Имя Его – вот дело, достойное поэта, человека.

– Ты говоришь красивые вещи, – прошептала Принцесса.

– Это не я, – ответил Эо, – это мой внутренний.