По поводу же соседа рассудил, что если тот и шпион, то какой-то странный. Ежели ищет какого-то Нестора (то ли Махно, то ли Летописца), почему спрашивает прямо, в лоб? Кто же ему, шпиону, признается? То ли опыта у немца мало, то ли учили плохо. Вот и попался.
В коридоре послышались шаги, и замполитрука привстал. Предупредить? Нет, кажется, удаляются. Стихли… Отбой тревоги!
Вспомнилось, что завтра, так же топая сапогами, придут по его душу, но Александр эту мысль отогнал подальше. Думать о таком определенно не стоит. Легче точно не станет.
Опанас, твоя дорога —
Не дальше порога…
– Поговорить надо! – прозвучало за левым ухом. Фридрих, подобравшись совершенно бесшумно, наклонился, кивнул в сторону мусора, где только что ковырялся.
– Туда!
* * *
Вблизи стало заметно, что куча приобрела первоначальный вид. Аккуратный немец умудрился уложить деревяшки точно на прежние места. Белов решил ничему не удивляться. Странный парень!
– Скоро за мной придут, – негромко заговорил Фридрих. – Они по ночам работают, впрочем, как и наши. Система старая и надежная. Сначала бьют, ни о чем не спрашивая, потом дают часок отлежаться и приводят в кабинет…
– …К доброму следователю, – замполитрука кивнул. – И у нас точно так же.
Фридрих понимающе хмыкнул.
– НКВД! Всего четыре буквы, но какой в них глубокий смысл. Гегель бы позавидовал… Плохо то, камрад Белов, что никакие признания не спасут. Протокол подпишешь, а тебя снова бить примутся. Добрый следователь выслушает, посочувствует, ты ему еще что-то расскажешь. А тебя снова бьют. Пока не сдохнешь – или под трибунал не отдадут.
Бывший студент покосился на дверь.
– Что и следовало ожидать.
Кто нос сует куда не след,
Тому немало будет бед.
[27]– Как? – не понял сосед. – Это ты про меня? Сам сочинил?
– Не сам. Ганс Сакс, «Шванк о невидимой голой девице», в других изданиях – «Шванк об аптекаре». Но что в лоб, что по лбу.
Прищемят нос ему у нас.
На сем Ганс Сакс кончает сказ.
– Ты все-таки немец, – рассудил Фридрих. – Стихи читаешь прямо как наш школьный учитель. Жаль, если на пшеков работаешь. Мне крышка, но и тебе не жить. С собой заберу.
Александр пожал плечами:
– А если на пшеков работаешь ты?
Сосед мотнул головой:
– Tausend Teufel! Теперь ты понял, почему эти мазуры нас вместе посадили? Мы же никогда друг другу не поверим, так и будем смотреть, как нас по очереди сюда без сознания вносят и водой отливают.
Задумался, сжал левую в кулак.
– Ладно! Пятьдесят на пятьдесят, шанс не такой и маленький… Бежать надо сейчас, камрад Белов, после первого же раунда здешнего бокса мы только на четвереньках передвигаться сможем…
Замполитрука вспомнил падающие на пол обрывки бумаги.
– …Поэтому говори «да», а я скажу, что делать. Но учти, пока отсюда не выберемся, я – главный. Ты кто по званию? Четыре звездочки, это, кажется, фельдфебель? Так вот, у меня и звание выше, и опыта больше.
– А почему про Нестора спрашивал? – не утерпел бывший студент.
Фридрих усмехнулся.
– Идеомоторика, микродвижения мышц. Лицо, руки… Как ты расслабился, когда о раках вспомнил! Такое сыграть, конечно, можно, но… Но об этом как-нибудь потом. Итак… Да?
Александр Белов прикинул, что всякий ответ плох. Бежать-то ему, считай, и некуда. Но становиться бифштексом… Нет!
– Да!
– Тогда сыграем в польский преферанс. С болваном.
* * *
От двери вниз – две ступеньки, дальше цементный пол. Немец прямо напротив входа в трех шагах, Белов слева, если от входа смотреть, тоже в трех. Оба сидят, но по-разному: замполитрука в комок сжался, руками колени обхватив, Фридрих же стал похож на Будду из Музея этнографии, что в Ленинграде на Стрелке – руки на коленях, прямая спина, глаза прикрыты.
Режим полного молчания. Слушают. Но пока в коридоре тихо.
На «болвана» замполитрука, конечно, обиделся, но рассудил, что сосед в чем-то прав. Болван в преферансе не деревянная чурка, а условный партнер. Всегда говорит «пас», не участвует в торговле, его карты не открывают. Но если придется вистовать или ловить мизер…
Шинель он снял, простелил на полу. Сидеть удобнее – и двигаться тоже. Что холодно и сыро, не беда, можно потерпеть до начала игры. Правила же простейшие. Первое: игроков только четверо, не больше. Фридрих уверен, что на допрос (на приготовление бифштекса) поведут двое, сержант или взводный с пистолетом в кобуре и обычный солдатик с карабином.
…«Сержант» по-польски так и есть – «Sierżant», взводный же – «Plutonowy». В позапрошлом веке в Русской армии тоже были не взводы, а плутонги. Очередная зарубка в памяти, больше по привычке, чем для пользы дела. Как титулуется, не важно, главное, чтобы не успел выстрелить ни он, ни Szeregowy[28]. Это второе правило, первый же выстрел – проигрыш.
Немец рассказал, что здешнее отделение Экспозитуры создано совсем недавно, как раз с началом событий на советско-польской границе. Потому и обжиться не успели. И мусор в подвале не убрали, и свою охрану не привезли. Караулы несут солдатики местного гарнизона, пехота, а не конвойные волки. Воевать, может, и обучены, но в чистом поле, а не в полумраке подвала.
…За окнами – серый сумрак. Еще немного, и придет Мать-Тьма. Значит, должны включить свет, маленькую электрическую лампочку над дверью. Это не страшно, не ослепит, зато послужит сигналом.
Александр внезапно понял, что голова уже не болит, кровь не стучит в висках, пальцы на руках теплые, и сырость куда-то ушла. В конце концов, шансы, если соседу верить, не так и малы, пятьдесят на пятьдесят.
…Фридриху он решил поверить. Зачем подсадному готовить побег? Строптивого комиссарика можно пристрелить без всяких хлопот, ничем не рискуя.
Пятьдесят на пятьдесят.
Шаги. Где-то в конце коридора… Ближе. Ближе! Не один, как минимум, двое, только бы не трое, тогда игра не состоится, слишком мало шансов.
Скрип замка в двери…
Свет!
Александр Белов встал и зачем-то одернул гимнастерку.
* * *
– Hej, Szwab! Na przesłuchanie!..[29]
На верхней ступеньке – сержант, пистолет на боку, рука на кобуре. Солдат с карабином, как и ожидалось, сзади, карты розданы правильно. А вот игроки-гости еще не на месте, поэтому Фридрих как сидел, так и сидит. Даже глаза не открыл.
– Szwab, kurwa! Ruszać się!..[30]
Шагнул ниже. Вторая ступенька! Фридрих покачал головой.
– Nie mogę. Jestem chory. Potrzebny lekarz[31].
Приподнял перевязанную руку, скривился. Сержант, оглянувшись, кивнул тому, кто стоял сзади, сам же шагнул вниз, на цементный пол. О службе не забыл, быстро осмотревшись, кивнул Белову:
– Na miejscu![32]
Тот послушно кивнул в ответ. Можно и на месте, между ними всего два шага. Велел бы отойти, было бы хуже. Впрочем, этот вариант Фридрих тоже предусмотрел, Замполитрука даже успел заучить фразу: «Nie rozumiem po polsku!»…
Сапоги громко протопали по ступеням. Солдат с карабином, спустившись вниз, повернулся к немцу, махнул ручищей. Тот даже не пошевелился.
– Szybko! Szybko![33] – поторопил сержант. Вновь поглядел на Белова, поморщился.
– A ty odsuń się![34]