Я просыпаюсь среди ночи от звука голосов; кто-то ругается, при этом спорящие могут быть как в десятках миль от меня, так и прямо за стеной. Голоса могли просочиться из моих снов, стократно усиленных неестественной, кромешной темнотой. Забыв, что нахожусь не в своей кровати, я тянусь к телефону, но, услышав скрип старых пружин бугристого матраса, вспоминаю, где я. В доме стоит такая невыносимая вонь, что у меня стучит в висках. Я пытаюсь разобрать, что говорят ругающиеся, но ничего не выходит. Я слышу дикий крик, словно кто-то бросает вызов тьме; ревет двигатель, а затем его звук постепенно удаляется. Мне наконец удается отыскать телефон в складках запутавшегося в ногах одеяла.

3:37 утра.

Я отмечаю время, словно эта информация сыграет свою роль позже. Она услышала, как в 3:37 утра на улице остановилась машина. Она приехала в 15:37, а в 3:37 услышала ссору. Можно подумать, у жизни есть какой-то алгоритм, который можно просчитать.

Лежа на спине в темноте, в тишине я слышу лишь одно – где-то скребутся грызуны. Снилась мне тоже ссора – я ругалась со своим бывшим мужем. О чем? Вспомнив, я цепенею.

Мне кажется, будто у меня нет цели в жизни.

Если бы ты тогда завела ребенка, то цель была бы.

Ребенок умер. В моем сне. Почему это должно мне сниться? Неужели мало того, что это случилось на самом деле?

Ранчо затихает, крысы перестают копошиться, и я начинаю задумываться, не послышались ли мне вообще те голоса.

Начало седьмого. В утреннем свете становится видно, что одеяло грязное, а матрас весь в пятнах. Крысиным пометом несет так сильно, что, едва выбравшись из кровати, я открываю все окна в домике, попутно уничтожая паутину и слыша, как хрустят закостеневшие, застрявшие между рамами жучки.

Холодно, но голод вынуждает меня выйти на улицу. В машине осталось полпачки чипсов, а еще там лежит куртка и пара перчаток. Больше я ничего не взяла с собой. Я не думала, что все так далеко зайдет. Даже садясь вчера утром за руль, я думала, что на полпути пойму, что все это – безумие, и развернусь. Пойму, что я найду свое место в жизни где-нибудь еще.

Почти весь прошлый год я провела в своей спальне. У меня не было сил. Не было сил куда-то выходить. Не было сил на свидания из тиндера, как только я поняла, что это приложение по поиску партнеров для секса. Не было сил встречаться со старыми друзьями, которым не с кем было оставить своих детей, так что они оставляли этих детей под моим присмотром. Точнее, я присматривала за тем, как они присматривают за своими детьми. Не было сил выносить их телефонные разговоры с посторонними при мне. Друзья никак не могли их пропустить и в итоге злились на меня, что я хочу живого общения. В общем, у нас не осталось ничего общего: люди, которых я когда-то знала, стали неузнаваемыми; с большим облегчением сбежав от самих себя, они переключились на нечто большее, ушли к таким высотам, о которых я не могла и мечтать. Иными словами, мои друзья завели себе маленькие версии себя и преисполнились невероятной гордостью.

Ты никогда не хотела детей. Никогда. Ты просто этого не понимала. Как можно приводить детей в такой мир? – сказала ты. – В мир, в котором повсюду зло.

Весь прошлый год я провела, одержимо, по шесть, восемь, десять (четырнадцать?) часов проверяя свои любимые форумы о настоящих преступлениях, просматривая видео на ютубе о нераскрытых преступлениях, читая материалы дел и, наконец, слушая тебя снова и снова, пока твой магнетизм не заворожил меня и не погрузил в твой мир. Я настолько увлеклась, что для меня вполне естественно и правильно оказалось стать частью этого мира, который, ты заверяла, я не пойму, не присоединившись к нему.

Мне всегда было интересно, что было бы, если бы я исчезла. Если бы просто продолжила ехать дальше. Что, если бы это был мой сознательный выбор? Что, если бы, вместо того чтобы покорно растворяться день ото дня, год от года, я бы продолжила путь, до точки невозврата на краю мира, до того места, куда люди бегут, чтобы исчезнуть?

И тогда я нажала на газ и поехала кружить по дорожному серпантину, держа путь к изоляции, к одиночеству, к своему самому большому и неизбежному страху. Я поехала к тебе.

Воздух на улице холодный тем особенным холодом, который бывает только в дикой природе, где нет никаких искусственных источников тепла. Холод успокаивает мои ноющие пальцы. Я осторожно и очень тихо открываю дверцу машины, хоть дом твоей матери и стоит на другом конце ранчо. Я знаю, что звуки здесь появляются и утихают таинственным образом. Из багажника я достаю джинсовую куртку на флисовой подкладке. Когда-то это была куртка моего мужа; она мне велика. И не пахнет ничем, прямо как он. Потом я нахожу теплые спортивные перчатки и ту пачку чипсов. Откуда-то доносится лошадиное ржание.

У меня меньше часа до встречи с твоей матерью, и я планирую провести это время с пользой. Я найду твой желтый домик. Я выйду на основную дорогу и пойду от въезда, от дома твоей матери в сторону домика Джеда и дальше, к дальней части ранчо. Между деревьями за мини железной дорогой вьется узенькая тропинка, и я выхожу на нее, думая, что никто меня не увидит.

Тропинка мокрая от росы, заросшая, тут и там на ней попадаются камни. По одну сторону от нее – отвесный обрыв над шоссе. Я пересекаю пустынное поле и выхожу к домику Джеда. Там тропинка извилистым серпантином уходит вниз по склону.

Я останавливаюсь. На краю обрыва лежит большой валун, на котором должно быть удобно сидеть и наблюдать, как за деревьями и шоссе широкая бурая река вьется между гор. Я присаживаюсь на валун. Вокруг него, как часть какого-то ритуала, разбросаны окурки со следами жевательного табака. Не отрывая взгляда от реки, я доедаю свои чипсы.

Где же твой желтый дом?

Доев чипсы, я прячу пустую пачку в карман, чтобы выбросить ее позже. Сделав глубокий вдох, я направляюсь вниз по тропинке. В долине внизу бежит ручей, который несет с собой первозданную чистоту пейзажа, отчего все вокруг выглядит по-ирландски зеленым и вечно цветущим.

Впервые почувствовав запах, я думаю, что мне показалось. Сначала запах слабый, как от попавшейся в мышеловку крысы, но он узнавался инстинктивно. Этот страшный тяжелый запах узнаешь без подсказок. Так пахнет смерть.

Я слышу, как ты своим голосом рассказываешь свою историю: «Она нашла ее в лесу, что было неизбежно». Она рассказала убийство. А я трепещу от ужаса.

Потом, как и положено, появляются мухи. Я слышу их жужжание, чувствую, что рой где-то рядом, а потом мимо меня деловито пролетает пара мух. Я вся сжимаюсь, каменею. Находить тело, вот так вот натыкаться на него – тяжелее, чем кажется. Играть в детектива уже не так весело. Я закрываю нос и рот перчатками, дышать через потертую кожу становится трудно. Интересно, что мне делать, если я сейчас найду твое тело? Связи здесь нет. Полицейский участок открыт всего четыре часа в день, но когда именно? Твоя мать ждет меня. Она сказала мне не уезжать. Как мне сохранить улики? Или проще убежать, бросив тебя?

Мух все больше. Становится видно тело. Оно маленькое, лохматое, темное. Над головой кружат стервятники, но они не по мою душу и не по твою. Они здесь из-за кота.

Я стою над телом и смотрю, как по пещеркам в костях ползают вереницы жучков. Кот черный с белыми пятнышками, и я сразу узнаю его. Это твой кот. Бамби. Я вспоминаю фотографии и видео: Бамби гуляет по пианино, Бамби смотрит на тебя янтарно-желтыми глазами, Бамби нечаянно гадит на деревянный пол, а потом загребает лапой по воздуху, стремясь все закопать.