Солнечные лучи бессильно пытались проникнуть сквозь плотные шторы внутрь небольшого кабинета. Но и без дневного светила внутри было отнюдь не темно. Яркая кольцевая лампа заливала комнату с синими обоями потоком искусственного света. Броско одетая девушка с розовыми волосами совершала последние приготовления, колдуя над пультом своего смарта. Рыжеволосая женщина в удобном кресле поправляла свою причёску, поглядывая в небольшое настольное зеркальце. Женщина сидела за своим столом, повернувшись вполоборота, чтобы глядеть прямо в чёрный блестящий зрачок камеры, закреплённой в центре лампы на специальном кронштейне.

Наконец, девушка закончила заклинать свою электронику и вопросительно посмотрела на женщину

– Гвендолен? – произнесла она полувопросительно, полуутвердительно.

– Я готова, Виолетта, я всегда готова.

– Отлично, запускаю! – сказала девушка и пробежала пальчиками по экрану смарта.

– Привет, мои милые любители литературы, с вами снова Виолетта на канале «Лит-ток». Сегодня мы находимся в гостях у Гвендолен Артерберк, с которой все вы, конечно, уже хорошо знакомы. Гвендолен обещала мне поделиться с нами своими писательскими секретами. Скажите, Гвен, как вам приходят в голову идеи ваших рассказов?

– Здравствуйте, лит-токеры! – Гвендолен чуть наклонила голову набок. – В самом начале возникает какая-то простая мысль. Например, что будет, если инопланетянин потерпит крушение где-нибудь в российской деревенской глубинке. Или как закончится встреча юноши и девушки в виртуальном городе.

– Выглядит действительно просто. А что дальше?

– Я представляю своих главных героев, как они выглядят, пытаюсь понять, какие у них характеры. Постепенно в воображении рождаются образы, наполняются деталями. Самое сложное, пожалуй, – правильно угадать их имена.

– Угадать?..

– Мне кажется, что все мои герои уже где-то существуют, в каких-то параллельных измерениях, а я только подглядываю за ними в бинокль или подзорную трубу, силясь разглядеть кусочки их жизни. Если угадать их имя, то история получается хорошей.

– А если не угадать?

– Виолетта, согласитесь, что история о том, как Отелло задушил Дездемону, и история про то, как Васька придушил Машку – это совсем разные истории. Хотя они могут совпадать во всех остальных деталях, но имя – это очень важно.

– Кажется, понимаю, – неуверенно ответила Виолетта. – а как рождается место действия?

– Обычно место определяется той самой первой идеей. Я начинаю придумывать, как выглядит та сцена, на которой будут жить и умирать мои герои.

– Сразу и умирать? Звучит не очень позитивно…

– Люди смертны, такая жизнь. Кстати, одна из идей, которая превратилась в рассказ, была о том, что будет, если человеку осталось жить три месяца. Но не будем о грустном.

– Да, не будем, – Виолетта облегчённо кивнула. – А как вы придумываете сюжет?

– А я стараюсь ничего не придумывать.

– Как это?

– Я помещаю моих героев в какую-то ситуацию, обстоятельства, задаю начальные условия. А потом они уже действуют сами, мне остаётся только успевать записывать всё, что они делают. – Гвендолен быстро улыбнулась, похожая на хитрую опытную лису, свернувшуюся клубочком в своей уютной норе.

– Но… как это возможно?

– Нет ничего невозможного, если у вас есть воображение!

– А над чем вы работаете сейчас? Это секрет?

– Конечно же, это секрет – я никогда не показываю неоконченное произведение.

– Но хоть что-то вы можете сообщить нам?

– Только название. Я пишу рассказ под названием «Макет».

– Большое спасибо за то, что поделились! И последний вопрос: у вас на столе стоит… пишущая машинка, правильно? Это так называется?

– Да, это пишущая машинка моей бабушки. Я, конечно, на ней уже не печатаю…

– А вы знаете, как ей пользоваться? Это же такая древность!

– Ну не такая уж и древность. Конечно же, я знаю, как ей пользоваться. Это же основной инструмент любого писателя… был… Сейчас я всё набираю на клавиатуре или диктую голосовому помощнику.

– Спасибо за интервью, Гвендолен! С вами была Виолетта на канале «Лит-ток». Ставьте ваши лайки, подписывайтесь на канал, делитесь в сетях, и до следующей встречи!

Никодим Иванович спешил. Его смена начиналась через четверть часа, и он явно не успевал в депо вовремя. «Опять помощник будет ругаться, – с досадой думал он, наспех дожёвывая пирожок, сунутый ему в последний момент женой. – Тьфу ты, опять с ливером! Сколько раз я говорил ей, что не люблю я ливер…»

В утреннем солнце после вчерашнего дождя поблёскивали лужи, бойко чирикали воробьи, высокие деревья, посаженные по обе стороны дороги так и норовили сбить с лысеющей круглой головы Никодима Ивановича синюю форменную фуражку. На его родной улице городка царило несвойственное выходному дню оживление. Никодим Иванович торопливо пробирался сквозь толпу, бросая в стороны: «Позвольте… Пропустите…». Наконец, выбравшись на свободное место, он быстро устремился к автобусной остановке. «Уф, кажется, успел», – пронеслось у него в голове при виде вишнёвого Икаруса, медленно поворачивающего из соседнего переулка.

Он сел в автобус, двери чавкнули резиновыми уплотнителями. Автобус время от времени потряхивало, дорога всё ещё ремонтировалась. «Когда же это всё закончится, – с тоской думал Никодим Иванович, – ведь каждое утро одно и то же. Вроде и техники нагнали и рабочих много, от оранжевых жилетов рябит в глазах. Как будто нарочно никуда не торопятся». Никодим Иванович рассеянно смотрел в окно, когда водитель неожиданно громко объявил: «Центральный вокзал, площадь Бабушкина. Побыстрее выходим, товарищи». Никодим Иванович вздрогнул и начал торопливо пробираться к дверям.

На вокзальной площади пара канареечно-жёлтых такси терпеливо ждала приезжающих, а их водители дремали за рулём. «Как всё надоело, – с неожиданной тоской подумал Никодим Иванович. – Каждый день этот вокзал с его огромными часами, имперские орлы по бокам и башенка над входом. И я как белка в колесе». Так рассуждал он, а ноги его несли чуть ли не бегом, хотя какой может быть бег у пятидесятилетнего дяденьки с брюшком и лысиной. Он миновал длинный, дышащий прохладой, мраморный зал и, почти задыхаясь, дёрнул ручку двери с надписью: «Служебный вход».

Никодим Иванович не ошибся в своих предположениях. Его помощник, Виталий, был мрачен как туча, ведь всю подготовку электровоза к рейсу ему пришлось провести в одиночестве. Начальник поезда сверлил его глазами минут пять, призывая ему на голову все кары небесные, а из кар земных грозился лишить квартальной премии и даже поставить вопрос на профсоюзном собрании. Пирожок с ливером камнем лежал в желудке и настроение своему хозяину тоже не улучшал. «А ведь как всё хорошо начиналось, – садясь на своё место за пульт электровоза и механически включая кнопки и рычаги в давно приевшейся последовательности, продолжал свой внутренний монолог Никодим Иванович. – Кажется, вечность назад я пришёл сюда зелёным стажёром с мечтой о дальних странствиях, новых городах, далёких путешествиях. А что сейчас? Ежедневная рутина, дотянуть бы до пенсии и уйти на покой».

Он нажал очередную кнопку. Электровоз дал протяжный гудок. Он бросил последний взгляд в правое зеркало заднего вида. Никто не пытался открыть запертые двери вагонов, никто не висел на подножке, никто не спешил по перрону, размахивая руками. Можно было начинать рейс. Хмурый помощник демонстративно откинулся в своём кресле – отправление состава было прерогативой Никодима Ивановича как машиниста. Никодим Иванович посмотрел на часы – странно, но отправлялись они точно по расписанию. На мгновение он дал самый малый назад – сцепки вагонов сжались, теперь электровозу будет легче привести в движение длинный поезд. Он перевёл селектор на малый ход, и состав медленно и плавно двинулся, постепенно увеличивая скорость. Колёса запели свою привычную песню: «тук-тук, тук-тук». Мерный стук колёсных пар нарушался только на стрелочных переводах, превращаясь в короткую барабанную дробь. Но вскоре они выехали на главный магистральный путь. За окнами кабины мимо проплывали до боли знакомые пейзажи. Очертания домов, машины, трубы теплоэлектроцентрали, снова машины, тонконогие берёзки и рябинки. Потом высокой стеной на многие часы пути сомкнулся вокруг густой ельник, а затем неожиданно открылись бескрайние поля, сплошь засеянные подсолнухами, островерхие крыши деревень, разбросанные там и тут на лугах стада.