– Мне кажется, вы неправильно начинаете свое существование в этой семье, – прошипел он ей в лицо. Его губы гнулись в злой ухмылке, он был похож на учителя, который, наконец, поймал школьную выскочку за курением в школьном туалете.

– Вашу семью? – выпрямившись, со злостью бросила ему в лицо Милен. В сознании как назло всплыл разговор в машине. – А вы знаете свою семью? Свою жену, своего сына? Чем они живут, чем дышат? – она не давала ему вставить ни слова, теперь уже она жалась к нему всем телом, как нарывающийся на разборку хулиган. Она знала, если он снова заговорит, ей сложно будет удержать инициативу. – Вы хоть раз были у Поля на работе? Что, нет? – с вызовом спросила она, видя промелькнувшую в его глазах растерянность. – Между прочим, он хороший журналист. Не проститутка, подстраивающаяся под редактора, а настоящий думающий журналист. Он отстаивает свою точку зрения, не боится говорить о том, о чем другие предпочитают молчать, – выплюнула она ему в лицо, явно намекая на то, что он-то как раз из тех, кто не готов пойти против системы.

Почувствовав, что перегнула палку, она на секунду замолчала, что было ошибкой. Он тут же вставил свое весомое «я» в образовавшуюся щель.

– Вы несправедливы, – сейчас в его голосе звучала привычная уверенность, которая только усиливала раздражение Милен.

– Несправедлива? У вас полный гараж отличных машин. Прокатите меня на красном Астон Мартине, – Мила смотрела на него с вызовом, словно хотела испепелить взглядом.

– Я не вожу автомобиль, – ответил он после короткой паузы. – У меня для этого есть водитель, если вы заметили.

Милен чувствовала, что мсье Бушеми пытается прекратить ставший неприятным для него разговор, но никак не могла остановиться, обида на весь мир все еще клокотала внутри.

– Зачем тогда они вам? Машинки собираете? – усмехнулась она, не прекращая попытки достать его. – Или вы, как истинный коллекционер, не любите, когда трогают руками ваши экспонаты? Вы знаете, что такое Астон Мартин?

– Средство передвижения, – спокойно, глядя ей в глаза, ответил он.

– Нет, это не просто средство передвижения. Это – свобода. Вы знаете, на что способна эта машина? Пойдемте.

Она схватила его за запястье и потащила в сторону гаража. Он невольно следовал за ней, явно желая узнать чем же закончится весь этот спектакль.

Оказавшись в гараже, среди сверкающих, начищенных до зеркального блеска автомобилей, приятного запаха новенькой резины и неприличной роскоши, она почувствовала неуверенность, словно стала приходить в себя. Она отпустила его руку, стараясь не смотреть на него.

– Где ключи? – Мила даже вздрогнула от того, насколько резко прозвучал ее голос.

– В машине, – совершенно спокойно ответил Жан, видя ее замешательство. – В бардачке. И от гаража – тоже.

– Вам дверь открыть? – с издевкой спросила она. – Ведь обычно это делает ваш водитель.

– Спасибо, думаю, я сам справлюсь.

Он уверенно открыл дверцу и первым сел в машину, глядя, как она растерянно наблюдает за ним. Поймав на себе его взгляд, Мила поспешила занять водительское место. Она снова замялась. Для того, чтобы достать пульт из бардачка, ей придется навалиться на него, а сейчас, когда она начала остывать, это стало казаться ей чем-то ужасно неприличным.

– Подадите мне брелок, – она протянула раскрытую ладонь, и он, чуть помедлив, положил в нее маленький прямоугольный пульт.

Мила пробежалась глазами по кнопкам и нажала верхнюю. Зашелестели открываясь ворота и Мила с облегчением выдохнула. На мсье Бушеми она старалась не смотреть, понимая, что если сделает это – мучительно покраснеет до самых ключиц. Сейчас, когда она окончательно пришла в себя, чувствовала ужасную неловкость. Откуда в ней взялось столько злости?

«Черт возьми, – выругалась она про себя и, нажав кнопку старт, услышала раскатившийся по гаражу низкий рокот. – Ну, «детка», теперь только не подведи».

Она включила заднюю и довольно резко развернулась. Пассажир, видимо, не привыкший к такой агрессивной езде, невольно схватился за ручку двери.

Мила краем глаза уловила его движение, и с каким-то неожиданным злорадством резко нажала на педаль газа. Движок взревел, и с силой всех доступных ему лошадей бросил машину на улицу.

– В трёхстах метрах ворота, – напомнил он.

Не смотря на его издевку, педаль газа она все же предусмотрительно отпустила. Машина поехала плавнее.

– Зеленая кнопочка, – пояснил он, когда они приблизились к воротам, и она снова взяла в руки пульт.

Выехав за ворота, Милен снова надавила на газ, словно упрекая за его пренебрежение. Мотор приятно зарычал где-то у нее в груди, разливая по телу восторг. Машина чуть присела, вцепившись в дорогу: прекрасно отрабатывая повороты, глотая кочки и неровности. Ветер откидывал ее длинные волосы, накрывая лицо, словно теплой шелковой вуалью. Было темно, и только свет мелькавших вдоль дороги фонарей напоминал ей о скорости. Она летела вперед, навстречу свободе. Как когда-то в юности, пытаясь убежать от проблем и неприятностей.

В первый раз это произошло, когда ей было четырнадцать. Родители сообщили о том, что она едет в новую школу, да еще и в интернат. Отвратительный вкус предательства разливался внутри. Мила чувствовала ярость, ненависть, страх, клокотавшие внутри. Она выбежала на улицу, забежала в гараж и, взяв любимую машину отца, так же бешено и рвано выехала во двор. Он бежал за ней махая руками, требуя остановится, но она чувствовала эйфорию от того, что ослушалась. Она летела на бешеной скорости по дороге, так же, как сейчас, в окнах мелькали фонари, и тихий женский голос пел о любви. Все это слилось в ней в какой-то совершенно немыслимый восторг. Она не лукавила –машина всегда была для нее свободой. Правда, тогда ее свобода чуть не закончилась тюремным заключением. Ее засекла полиция и, собрав за собой несколько нарядов, она заставила их гоняться за ней по всему городу. Вот это была погоня! Конечно, они все же загнали ее в тупик, но она им показала. В участке ее посадили в клетку с проститутками. Она в первый раз увидела представительниц этой древней профессии так близко. От них разило дешёвым парфюмом, а на лицах была отвратительная несвежесть из-за обилия косметики. А еще они постоянно жевали жвачку, точно коровы, с открытым ртом, словно высказывали свое пренебрежение обществу. Ей так понравилась тогда их непосредственность, их вызов, их пренебрежение правилами.

Отец, конечно, внес залог и обо всем договорился. Буквально через час они ехали домой. В машине было тихо, не играло даже радио. Она всем телом ощущала его раздражение. Тем не менее, он молчал. Отъехав от участка на достаточное расстояние, он съехал на обочину и, заглушив мотор, строго посмотрел на нее. Ей захотелось так же, как этим шлюхам жевать с открытым ртом жвачку ему в лицо, что она, собственно, и сделала. Тогда он в первый и последний раз ударил ее. Она закрыла пылающую щеку своей прохладной ладонью и рассмеялась ему в лицо. Кажется, у нее тогда случилась истерика. Он обнимал ее, просил прощение, а она смеялась во все горло, царапаясь и толкаясь.

«Ненавижу, – орала она ему в лицо, – ненавижу вас всех».

И она ненавидела: за предательство, за то, что спустил на тормоза ее выходку, предпочитая договориться и все замять. Как всегда, как обычно… «мы не выносим сор из избы».

Воспоминания слегка отрезвили Милен и, сбавив газ, она свернула на обочину. Когда машина остановилась, она повернулась к сидящему рядом с ней пассажиру, словно забыв, что рядом с ней уже не отец.

– Вам понравилось? – выдавила она первую же глупость, что пришла в ее голову.

– Понравилось. Но можно мы поедем чуть медленнее. Не хочу испачкать салон остатками ужина.

– Хорошо, – чуть смутившись, ответила Мила.

Шины чуть слышно зашелестели по дороге, и уже через десять минут они в полном молчании въезжали в высокие кованые ворота. Все, о чем Милен могла сейчас думать, так это: как слинять к себе по-тихому. Видеть осуждение в его глазах сейчас, когда она окончательно взяла себя в руки, было невыносимо.