«Кадры решают все»

(И. Сталин)

Глава 1. Начало пути

– Подавай, пацан, подавай! – орал щербатым ртом Рябошапка, давя на гашетку стоявшего на тачанке пулемета. В сотне метрах впереди по проулку, выходящему к майдану*, гикая и вертя над головами шашками, неслись ворвавшиеся в город белоказаки. «Максим» прицельно бил в их сторону, вышибая из седел, через несколько минут атака захлебнулась, остатки унеслись назад.

Бой переместился от центра на окраину, а спустя полчаса стих – белогвардейскую конницу отбили.

Рябошапка привстал за щитком, утерев лоб рукавом выбеленной солнцем гимнастерки, и протянул руку лежавшему рядом мальчишке, – держи пять, пацан. Без тебя нам бы тут хана!

Когда ранним утром на окраине началась пальба, он вместе со вторым номером Машковым спал на сене в тачанке, стоявшей перед штабом. Оба успели развернуть в проулок пулемет, а потом напарнику в висок тюкнула шальная пуля, и тот, обливаясь кровью, мешком свалился под колеса.

– В три бога мать! – выругался Рябошапка, одному вести огонь было несподручно. Но в тот же миг рессоры чуть качнулись, вставленную в патронник ленту придержали грязные ребячьи руки.

– Тебя как кличут? – свернув чуть дрожавшими пальцами козью ножку, послюнил бумажку пулеметчик.

– Пашка, – шмыгнул облупленным носом мальчишка. На вид ему было лет тринадцать, черноголовый и худой он чем-то напоминал грача.

Рябошапка уже видал его раньше в Мелитополе, тот просил взять ездовым на тачанку.

– Мал еще,– сказал тогда взводный Кульбацкий, – подрасти немного.

Потом их полк остановился в Никополе, и вот он возник снова.

Между тем из штаба высыпало отделение охраны, бойцы принялись ловить казачьих лошадей и собирать оружие убитых, а к тачанке сунув маузер в колодку, подошел комиссар Трибой.

– Молодец, Рябошапка, считай спас штаб, объявляю тебе революционную благодарность, – тряхнул руку пулеметчику.

– Если бы не этот пацан, – кивнул тот на Пашку, – все могло быть хуже. – Когда убили Машкова, сработал за второго номера.

– Шутишь? – недоверчиво хмыкнул комиссар.

– Какие могут быть шутки.

– Тебя как зовут, сынок? – оглядел мальчишку Трибой.

– Пашка Судоплатов, – почесал тот босую ногу второй.

– В таком разе и тебе благодарность, – протянул ладонь.

– Не, – повертел вихрастой головой мальчишка.

– Чего «не»?

– Возьмите лучше дяденьки меня с собой. – Хочу воевать с беляками.

– Гм, – подкрутил рыжий ус Трибой,– а тебе сколько лет?

– Четырнадцать, – соврал Пашка.

– А чего не взять, товарищ комиссар? – положил ему руку на плечо Рябошапка. – Хлопец, судя по всему, боевой и к тому же проверен в деле. Можно сказать готовый второй номер.

– Ладно, – чуть подумал Трибой. – Но только, Семен, под твою ответственность.

Так мелитопольский мальчишка, стал бойцом 1-го ударного рабоче-крестьянского полка. Этим же вечером он с удовольствием уплетал из котелка сваренный на конине кулеш в кругу новых знакомых.

– Давай, малый, наедай шею, – подмигивали красноармейцы.

– А родители у тебя есть? – спросил один, пожилой и бородатый.

– Батька помер два года назад от чахотки*, есть мамка, две сестры и два брата. Оба в красной армии, я – младший.

– Получается, сбежал из дома?

– Ага, разобьем беляков и вернусь, – облизал ложку.

В городе полк простоял три дня, за это время Рябошапка обучил парнишку обращаться с пулеметом. Показал, как разбирать и собирать, набивать и заправлять ленту, вести огонь. Мальчишка оказался башковитый, схватывал все на лету, и Семен не преминул уколоть ездового, флегматичного и ленивого.

– Учись, Лелека, – сказал он. – Парнишка освоил машинку любо-дорого, а ты у меня полгода и считай дуб-дерево.

– Мое дело кони, – сладко зевнул тот. – «Максим» дюже хитрая штуковина.

А еще проникаясь к ученику любовью (у него тоже был сын), Рябошапка подарил Пашке бельгийский карманный браунинг. Небольшой, умещавшийся в ладони, и с двумя запасными обоймами. Одну они вечером расстреляли на реке, и учитель остался доволен. Четыре из шести пуль, мальчишка положил точно в цель.

На четвертый день, с утренней зарей, полк выступил в направление Одессы, но дойти туда оказалось – не судьба.

Через сутки в степи он попал в засаду, завязался бой с казачьими частями и был разбит наголову. Прикрывая бегство остатков полка, Рябошапка с Пашкой вели пулеметный огонь, пока не закончился боезапас, а потом Семен заорал Лелеке «гони!» и тот стал бешено нахлестывать упряжку.

Она вынеслись к краю неглубокой балки*, там в коренника* попала пуля жеребец грянулся о землю, пристяжные встали на дыбы, и тачанка, кувыркаясь полетела в яр, разбросав людей по сторонам

Пашку хряснуло о землю (зазвенело в голове), а когда в глазах прояснилось, он увидел, вниз сигают с винтовками и без, красноармейцы. А наверху трещали выстрелы, шла рубка, казаки добивали полк.

Тяжело дыша, огляделся, Семена рядом не было, в метре, подплывая кровью, раскинул руки неподвижный ездовой. А потом сверху донесся конский топот, на кромку вынесся десяток конных с шашками наголо.

– Вылазьте краснопузые! – наклонился с седла усатый вахмистр. – И быстро, а то бомбами закидаем!

Полтора десятка красноармейцев и Пашка, оскальзываясь в траве, поднялись вверх, у кого были, побросали винтовки и казаки окружив всех, погнали к недалекому шляху, на котором другие грабили полковой обоз. В степи с разбросанными тут и там телами, верховые добивали раненых.

К понуро стоявшим красноармейцам подскакал офицер в ремнях и с золотыми погонами на плечах, осадив солового* жеребца.

– Так что захватили пленных, вашбродь! – отрапортовал урядник. – В распыл прикажете? (выпучил рачьи глаза).

– Давай их к Карнауховским хуторам, – указал тот в сторону рукой с витой плеткой.– Завтра прилюдно расстреляем.

– Вперед, убогие! – погнали казаки пленных по шляху, заклубилась белесая пыль, сверху палило солнце.

Хутора утопали в садах, там, у колодцев, уже поили лошадей и дымили полевые кухни. Пленных загнали в пустой амбар на окраине, рядом с кукурузным полем, выставив у двери часового. Внутри было прохладно, из небольшого окошка в торце, проникали лучи света.

Одни опустились на земляной пол, другие привалились спинами к рыжим стенам из сырца*, тихо стонал раненый.

– Да братцы, – вздохнул один из пожилых бойцов, сидевших у двери, – завтра беляки наведут нам решку*.

– А может покаяться, глядишь и простят? – откликнулся второй, моложе, с русым чубом.

– Это ж казаки, дура, – пренебрежительно сказал сосед Пашки, борцовского вида крепыш в тельняшке. – Они тебя причастят шашками как морковку.

– Точно, добавил кто-то из полумрака. – Что-что, а позверствовать казачки любят.

Все замолчали, потянулась резина ожидания.

Между тем луч света, пробивавшийся в амбар стал меркнуть, наступил вечер, а на хуторах запиликала гармошка

Ехали казаки из Дону до дому

Пидманули Галю забрали с собою

Ой, ты Галю, Галю молодая

Пидманули Галю забрали с собою..!

пьяно орали хриплые голоса.

Когда песня закончилась, гармонист врезал танец Шамиля*, перемежающийся лихим свистом, выкриками «ора да райда» и ружейной пальбой.

– Веселятся твари, – скрипнул зубами сосед Пашки.

– Мне бы воды, братцы, жжет внутри, мочи нет, – завозился в своем углу раненый, баюкая перевязанную обмоткой руку.

Матрос (так назвал его про себя Пашка) молча встал, прошел к двери и громко постучал кулаком, – открой дядя!

Снаружи звякнул запор, она, скрипнув, отворилась, возник силуэт в папахе и с винтовкой в руках, – чего надо?