Председатель комиссии Мех лес, он же заместитель народного комиссара обороны и начальник Главного политуправления РККА, до революции являлся членом рабочей сионистской партии «Поалей Циан». С началом Гражданской войны стал большевиком и обретался в Гражданскую войну политработникам в штабах. Затем несколько лет был личным секретарем Сталина, утвердившим его на эту должность. Высшим руководством Красной Армии Лев Захарович по праву считался цербером*. Являясь болезненно подозрительным мстительным и жестоким, он видел вокруг только врагов и вредителей, требуя в лучшем случае снятия таких с должностей, а в худшем расстрела.
Наконец в высокой двери тамбура послышались шаги, она отворилась. Сначала появился конвойный сержант с тяжелой кобурой на ремне, за ним подследственный в синих галифе, распоясанной гимнастерке со следами крови и споротыми петлицами, замыкал процессию второй конвойный.
Когда она вышла из приемной, на столе адъютанта тренькнул телефон, – слушаю, Лаврентий Павлович (приложил к уху трубку). – Есть, – опустил на рычаг и взглянул на ожидавших, – проходите. Те встали, одернув мундиры, и скрылись за начальственной дверью.
– Каков подлец! – встретил их Берия, нервно расхаживая по кабинету. – Бежал с армией с поля боя как заяц и не признает вины. Явный враг народа!
Остановился у резной тумбы в углу, налил из бутылки в стакан боржома, жадно выхлебал – садитесь.
Когда отодвинув стулья, оба присели за приставной стол, грузно опустился в кресло своего, – докладывай Абакумов, ты первый.
– Согласно вашему указанию Лаврентий Павлович, военная контрразведка пересмотрела свою стратегию и разработала новую. Она позволит более активно…
– Кончай миндальничать, ближе к телу, – резко оборвал его нарком.
– Понял, – втянул в голову в плечи комиссар госбезопасности и доложил конкретику. Согласно ней всем Особым отделам фронтов армий и флотов предписывалось подобрать и забросить в тыл противника агентов с последующим их внедрением в части вермахта, вспомогательные войска, полицию и гестапо. Основной задачей для них поставить сбор информации о школах подготовки диверсантов на оккупированных территориях, проникновению в них, получению информации о личном составе и командовании, передаче ее в центр.
– И сколько таких агентов планируется к заброске? – сложил руки на груди Берия.
– Для начала по десятку с каждого фронта.
– Когда можно ожидать первых результатов?
– Месяца через три-четыре
– Ну что же, принимается, – пожевал губами нарком и дополнил сказанное несколькими дельными указаниями, которые Абакумов тут же аккуратно записал в блокнот.
«Да. Что-что, а дело в отличие от Ежова, он знает», подумал Судоплатов много раз убеждавшийся в этом, докладывая закордонные разработки и планы их реализации. Берия схватывал все на лету, всегда улавливал главное. Прежний же нарком, мстительный и злобный недомерок, оперативную работу знал слабо, компенсируя отсутствие опыта личной преданностью вождю, интригами и звериной жестокостью.
– Теперь послушаем разведку, – перевел на него холодный взгляд хозяин кабинета.
– У нас, товарищ Берия, аналогичные предложения, направленные в территориальным управлениям НКВД. А кроме того уже имеется разработка «Монастырь» имеющая целью внедрить агента сразу в Абвер, – коротко доложил старший майор.
– Вот как? – блеснули стеклами пенсне. – Поподробнее, Павел Анатольевич это интересно.
– Надеюсь, вы помните дела по монархическим организациям, группировавшимся в тридцатых вокруг Садовского?
– Как же, помню. Молодые фашисты, мы их всех выявили и расстреляли. А этого поэта «серебряного века» с женой фрейлиной, оставили на потом. Получается, пригодились?
– Именно, – кивнул Судоплатов и подробно доложил перспективы разработки.
– То-есть сразу в дамки? – оживился нарком. – А почему не доложили раньше?
В отличие от большинства своих подчиненных, нарком всегда называл его на «вы», подчеркивая тем самым уважительное отношение.
– Подбирали агента для внедрения, чтобы мог заинтересовать немцев, – ответил старший майор.
– Когда планируете к заброске?
– Через месяц.
– Ну вот, Абакумов, – учись, как надо, – взмахнув рукой, довольно изрек Берия. -Пока ты пишешь свои указания, Судоплатов уже действует.
– Я это учту, – налился краской контрразведчик.
– Значит так, – забарабанил пальцами по столу нарком. – Немедленно подготовьте мне по этому вопросу развернутую справку, буду докладывать Хозяину*.
– Разрешите вопрос? – поворочал Абакумов шеей.
– Давай.
– Почему бы эту разработку не передать нам? По ней придется взаимодействовать с Генштабом, а его обслуживает военная контрразведка.
– Очень уж ты хитрый, Виктор Семенович. Хочешь и рыбку съесть и на х.. сесть, – рассмеялся нарком. – Не выйдет. А вы, Павел Анатольевич докладывайте мне результаты еженедельно, беру «Монастырь» на личный контроль. На этом все. Больше не задерживаю.
Спустя час, приняв еще двух начальников и учинив одному разнос, он внимательно читал многостраничный документ с визами исполнителей на обороте. Завершив, взял авторучку и поставил внизу последней страницы, где через два пробела значилось «Народный комиссар Внутренних дел СССР Берия», размашистую подпись.
Встав из кресла, запер справку в массивный сейф, а затем позвонил по «вертушке» Поскребышеву* в Кремль, записавшись на прием к Сталину на 23.00 вечера. Рабочий день вождя составлял пятнадцать-шестнадцать часов в сутки и заканчивался глубокой ночью. В таком же режиме трудились ЦК партии, Совет народных комиссаров, наркоматы и нижестоящие госструктуры. Ну а кто не выдерживал, от того освобождались, не взирая на прежние заслуга.
За десять минут до назначенного времени черный лаковый «паккард» Берии, тихо урча мотором, поднялся по брусчатке от ГУМа к Спасской башне. Охрана взяла под козырек, автомобиль въехал в темную арку ворот, повернув направо и, высветив сосновую аллею, остановился у Сенатского дворца с темными рядами окон.
Это парадное здание в Кремле, построенное известным архитектором Казаковым по воле императрицы Екатерины Великой, теперь использовалось как резиденция Совнаркома.
Нарком вышел из салона и потянул на себя дубовую, с начищенной бронзовой рукояткой дверь. В фойе из-за стола вскочил подтянутый лейтенант госбезопасности, вскинув к фуражке с синим околышем руку.
Берия молча кивнул, снял в раздевалке верхнюю одежду и, пригладив перед зеркалом волосы, поднялся мраморными ступенями на второй этаж. Здесь его приветствовал второй страж (снова кивнул) и направился по алой ковровой дорожке в приемную.
Там, сидя за обширным столом с телефонами и стопкой документов, что-то записывал в журнал приема средних лет лысый человек с одутловатым лицом, в темном габардиновом костюме.
– Кто сейчас у Хозяина? – пройдя к столу, пожал руку Поскребышеву нарком.
– Товарищ Калинин, – бесцветно ответил тот.
– Обождем, – уселся на один из мягких стульев у боковой стены, положив на колени тисненой кожи папку. – Много записано на прием?
– Еще трое после вас, – поднял секретарь набрякшие глаза, оба замолчали.
Этот неприметной внешности человек много лет бывший помощником Сталина являлся ходячей энциклопедией и мог ответить на любой вопрос, который ему задавали. К тому же имел феноменальную память, пользовался доверием вождя и нарком лелеял тайную мечту сделать его своим осведомителем. Но пока опасался.
В трубах отопления чуть потрескивал пар, маятник старинных каминных часов в углу размеренно отстукивал течение времени, навевая дрему и покой. На пятнадцатой минуте ожидания дверь, ведущая в кабинет Сталина, бесшумно отворилась, оттуда появился сухощавый старичок в очках и с козлиной бородкой.
– Здравствуйте Михаил Иванович, – встав, приветствовал Всесоюзного старосту нарком.
Официально тот был вторым после Сталина руководителем государства, но мало что решал. В революцию Калинин вошел вместе с Лениным, считался хорошим организатором и пропагандистом, но силой характера не отличался. Еще в 38-м его жена была арестована по подозрению участия в террористическом заговоре и находилась в тюрьме, но муж никаких мер к ее освобождению не принимал.