– Мне очень приятно об этом слышать. Нет сомнения, что она – прекрасный педагог и учитель.

– Да, Валентина Викторовна многое знает.

– Значит, будете знать и вы, её ученики. Вы никогда, Игорь, не пожалеете об этом. Так вот, продолжу. Ллойд Паттерсон был настоящим патриотом Советского Союза. В начале войны работал диктором на специальной радиостанции. Они из Комсомольска-на-Амуре вели свои полезные передачи на английском языке на Китай, Великобританию и США.

Правда, век Ллойда Паттерсона был недолгим. Умер молодым, на тридцать втором году жизни, в Комсомольске-на-Амуре, в 1942 году. Его тут и похоронили. Его ранняя смерть – результат контузии от взрыва немецкой авиабомбы, в Москве.

Его сын, Джеймс Паттерсон, ныне живущий США, известный американский (да и, получается, что и советский, российский) писатель, до конца девяностых годов жил в нашей стране. Был офицером подводного флота, поэтом и прозаиком. Издал в Советском Союзе девять книг. Приезжал он в Комсомольск-на-Амуре, искал могилу отца. Но время стёрло все следы. Да кто только ни жил и ни работал в тогдашнем, юном городе. Без преувеличения это люди мирового уровня и масштаба.

Много интересного поведала внуку бабушка. Он даже не мог предполагать, что она знает и помнит такие подробности.

– Понятно. Но ты бабушка, наверное, помнишь и моего прапрадеда? – С нескрываемым интересом спросил Игорь.– Или забыла?

– Как же, внучек! Всё помню. Но обо всех наших родственниках так коротко и не расскажешь. А Силантий Егорович Окунёв – замечательный человек. Первый строитель Комсомольска-на-Амуре. Он сюда неоткуда не приезжал.– коренной житель, по сути, казацкого села Пермское, которое было построено ещё в девятнадцатом веке. Был плотогоном. Женился он на каменщице Астафьевой, которая прибыла сюда на пароходе «Профинтерн». Не в числе первых. Наверное, где-то, в 1933 году.

– Просто удивительно.

– Силантий Егорович учился в одном аэроклубе с Алексеем Маресьевом, наверное, в 1937 году. Потом Алексей Петрович поступил на службу в Красную Армию. Перед войной окончил Батайскую военную авиационную школу пилотов.

– А мой прапрадед, Силантий Егорович воевал?

– Не просто воевал, а в пехоте. Во время обороны Москвы лишился обеих ног. Вернулся в Комсомольск. Работал сапожником, как бы, сейчас сказали, был индивидуальным предпринимателем. Такое и тогда разрешалось. Прожил он долго. Правда, всегда жалел, что до Берлина ему не суждено была дойти. Ложись, однако, спать, Игорь.

Пожелав бабушке спокойной ночи, Игорь отправился в свою комнату. Он долго не мог уснуть. Он теперь немного узнал о своих предках. Что говорить, нормальные люди. Особо ничем не выделялись, но жили честно и, конечно же, любили свой город.

Конечно, все семеро явились в школу с неподготовленными уроками, чем очень удивили и напугали учителей. Двоек, конечно, им не поставили ни по физике, ни по математике, да и на уроке русского языка тоже им дали срок и возможность изучить этот и последующий материал. Ведь всегда близнецы Завьяловы, Селихова, Курдилёв, Измайловская, Жаров и Окунев ниже «четвёрки» не получали.

Но вот учитель географии сорокалетний и очень щепетильный, всегда элегантно одетый, беловолосый и зеленоглазый Никита Игнатьевич Перфильев, умудрился, вкатить по «двойке» Игорю и Анюте. Можно было бы ему этого и не делать, потому что они, хоть и не подготовились к уроку, но ведь… что-то отвечали.

Со злорадством, не вставая с места, выкрикнул свою едкую реплику на этот счёт извечный двоечник и троечник Максим Колоратин:

– Они, Никита Игнатьевич, до поздней ночи город от наводнения спасали. Их там Флора Серёгина видела. Она там, с родителями на Мылкинской дамбе, у браконьеров кету покупала… по дешёвке.

– Ты бы заткнул свой рот, Колоратин! – грубо одернула его Серёгина.– За себя отвечай!

– Поговори мне ещё! – предупредил Флору Колоратин. – Сама же мне рассказывала. После уроков поговорим!

Учитель географии гневно постучал кулаком по столу. Он внимательно посмотрел на Колоратина и сказал:

– Ты чего это, Максимушка, так себя мерзко ведёшь? Чисто по-русски! Я посылать тебя за родителями не буду. А тебя могу послать запросто… в нокаут.

После таких предупредительных слов педагога, Колоратин притих, потому что знал, что в своё время в полусреднем весе учитель географии был даже призёром чемпиона Европы по боксу. Но когда это было. Теперь он пьёт по вечерам ликёр и в интернете пишет на своих страницах всякую ерунду. Псих своеобразный, но ведь педагог. Надо уважать.

Учитель географии Перфильев жестом руки приказал выйти к доске Флоре Серёгиной. Она, смутившись, встала и подошла к столу учителя. Встала лицом перед классом.

– Впрочем, садись на место, Серёгина, – сказал учитель географии. – Пусть выйдут сейчас к географической карте Окунев и Селихова. Да и, вообще, все, кто вчера по-ударному… пахал с ними на Мылкинской дамбе.

Весь летучий отряд вышел к доске, не зная, чего ожидать от такого весьма и весьма неадекватного педагога. Ведь, надо сказать, что особым уважением со стоны учителей и учеников географ Перфильев и доверием не пользовался.

– Вам что, господа и дамы, заняться нечем? – зарычал он. – Это что, ваше дело, спасать какой-то там город?

– Мы живём в этом городе, – возразил Михаил Жаров.– Мы здесь родились.

– С чем я вас и поздравляю, – ухмыльнулся географ. – Нашли, что спасать. Да пусть тонет! Он уже давно утонул. Завод «Амурлитмаш» стоит, подъёмно транспортного оборудования тоже, аккумуляторный на ладан дышит… Вам, что дальше перечислять? Даже от огромной швейной фабрики остались рожки да ножки. Я – учитель географии. Кое в чём соображаю.

– Вы говорите всё это, Никита Игнатьевич, с такой радостью, – просто заметил Игорь, – что просто… удивительно. У нас – беда, а вот у вас – праздник.

– Не праздник это, а моя тоска. Ничего удивительного, Игорь, что вы ни черта не понимаете, – сказал географ.– Вы пока ещё дети. Нормальные люди давно уже уехали из этого города в Москву, в Краснодарский край и в другие места. А самые удачливые – в Америке или, в крайнем случае, в Германии или во Франции. Спасатели! Что б это было в последний раз!

– Наше свободное от занятий время, – заметил Олег Курдилёв, – принадлежит нам. Город у нас хороший. Мы строим самолёты, корабли, военные и гражданские, и многое другое…

– Пока не будет у вас в головах нормального представлении о жизни и демократии, такой, как в США, – засмеялся Перфильев, – толку из вас не выйдет. Точнее, толк выйдет, а дурь останется. В России многие сотни бесхозных и никому не нужных городов, которые лично бы я не стал спасать.

– Почему же вы до сих пор не в Америке, Никита Игнатьевич, – поинтересовался Окунев, – если так ненавидите наш город, да и Россию?

– Я по натуре борец, Игорь, – серьёзно ответил географ. – Я нужен истинной демократии на этой огромной территории, где никогда не было и нет никаких хозяев. Ты же, боксёр, Окунев. Ты должен понимать, что такое борьба.

– Понимаю, – ответил Игорь, – поэтому, извините, борюсь и буду бороться с такими, как…

– Не стесняйся, договаривай, Окунёв, – ухмыльнулся Никита Игнатьевич. – С такими, как я, ты хотел сказать?

Окунёв промолчал, у впечатлительной Раисы по щекам потекли слёзы.

Перфильев приказал жестом всем семерым занять свои места. Ребята сели за свои парты.

– Вся Россия уже триста лет, как тонет, – продолжал свою линию географ. – А если кто её и спасёт, то это США или Западная Европа.

– Да что вы такое говорите! – крикнула с места Роза Иванова. – Никита Игнатьевич, у вас что, переутомление?

– Скажи спасибо, Иванова, что твой папа – шишка в городской мэрии, – географ хлопнул классным журналом по столу, – а то бы я с тобой не так поговорил. Пошли всё к чёрту из класса! Сорвали урок, негодяи!

До конца урока оставалось минут пять, поэтому ученики очень тихо и неспешно вышли из класса.