– Очередное опоздание. В который раз за месяц. Вы, мадам, продолжаете нарушать установленный режим. Или таким образом вы специально выказываете свое недовольство здешними правилами? – начальница умело сдобрила свою речь щепоткой презрения, чтобы наверняка сразить нерадивую сотрудницу. Она здесь власть, а Илона мелкая вошь, что надоедливо ползает где-то под ногами.
Илона виновато выпрямилась, оказавшись в ситуации, когда абсолютно все обратили на нее внимание. Укорительные взгляды коллег ласкали и укутывали клетчатым пледиком из фальши, отчего на лопатках и пояснице разгулялась неприятная зябкость. Язвительные и злорадствующие, «сотоварищницы» умилялись, что именно она накосячила, получая порцию гневной тирады у всех на виду. Впрочем, совсем заслуженно. Начальница замолчала, видимо ожидая какой-то дикой истории про позабытый утюг или вселенский потоп, вызванный ржавой сантехникой, но Илоне не хотелось выдумывать. Ее внутренний голос требовал, буквально молил, чтобы та высказала всю накопившуюся горесть от нахождения здесь. От сального лица начальницы, омерзительных рабочих обязанностях и отзывчивых коллегах. Прекрасный набор, чтобы искренне любить свою работу, выказывая всякий раз свое почтение и благодарность. За каждый полученный и лихо потраченный рубль на еду, квартиру и ежели повезет, когда в месяце меньше тридцати одного дня, то и на новую кофточку. Но поразмыслив, девушка предпочла декларировать правду.
– Меня задержали у входа. Между прочим – ваш нерадивый сыночек. Если бы не он, я пришла вовремя.
Наступил именно тот момент, когда говорят, что время остановилось. Мышки затихли, опустили головы в норки, утыкаясь лбами в пустые мониторы, покуда начальница наливалась праведным гневом. Никто и никогда не смел говорить, а тем более претендовать на ее единственное сокровище, зачатое в любви и рожденное в муках. Так что одно лишь упоминание о Коле строго каралось.
– Еще раз тебя с ним увижу – уничтожу. Услышала меня? Сегодня остаешься до вечера. И никакой премии, выскочка.
Начальница сорвалась с кабинета, от души хлопнув дверью, да так, что окна пошли звенящей рябью. Довести до бешенства своего личного врага и видеть, как она отступает с поля сражения – невероятное удовольствие. Илона за несколько минут уделала и сыночку, и мамашу. Практически одним выстрелом. Славная охота.
– Ты чего творишь? – подруга укорительно качала головой, шепча и оглядываясь, чтобы никто не заметил разговора. И не застучал куда следует. Ей совсем не хотелось заполучить лишних проблем.
– Да я чуть не описилась от страха. А затем от дичайшего восторга.
– Еще не ясно, чем это для нас обернется. Дура.
Говоря «для нас» – Оксана боялась за себя, естественно. И мнимое шефство над нерадивой подружкой буквально сразу склоняло голову перед страхом оказаться соучастницей, так что вещи своими именами не назывались. Илона знала об этом и даже в какой-то мере привыкла к подобным формулировкам, что значительно упрощало коммуникацию. «Пусть выгораживает себя, как хочет». Подруга продолжала причитать, надевая на себя рабочую гарнитуру, готовая приступить к выполнению ежедневного плана. Илоне ничего не оставалось, как последовать ее примеру – начать обзванивать кипу должников по кредитным обязательствам.
Работать в банке – отстой. Как и все прочие действия, что связаны с холодными звонками клиентам, рискнувшим на договорные отношения с корпорацией зла. Когда девушка только устраивалась в бело-зеленую коробку из бетона, ей обещали комфортные условия за относительно плевое дело. Кадровичка лепетала о тепленьких, почти доверительных беседах по ту сторону телефонной трубки, да и вообще – никаких рисков и моральных страданий. Прям человеческая исповедь между электрическими потоками телефонной сети. Ну огрызнутся пару раз, да прервут общение, не выслушивая обязательный в таких случаях монолог о задолженности, всего то. Но «на х*и», «пёз**» и другие физиологические отверстия Илону слали регулярно и на постоянной основе. От мала до велика. На что за годы работы у девушки выработался автоматизированный иммунитет. «Не я же нахапала кредитов на свадьбы, морские путешествия, стрипухи и новые тачки, а теперь, когда пелена роскошной жизни сошла, делаю вид, будто должны исключительно мне, но никак иначе». Так что все что Илона могла поделать – не терять самообладания и постараться помочь человеку преодолеть свои заблуждения. Иначе будет только хуже.
Хуже непременно становилось, если диалог с должником совсем не клеился, а его угрозы и словесные потоки брани крепчали. Тогда девушке приходилось заносить телефонные номера в базу отказников – группу людей, с кем никто не церемонился. Сначала их сводили с ума бесперебойные звонки с автоматическим напоминанием о просрочках, причем в любое время суток и в огромных объёмах, несмотря на писанные законы, регламентирующие подобные действия. Ежели и это не помогало вразумить оппонентов, их контакты переходили на второй уровень. Под личный контроль коллекторской организации. Бравые парни переходили от дипломатических просьб к реальным действиям, причем всегда неправомерным. Горячительные коктейли Молотова, компрометирующие фотографии, украденные с «облака» или полученные иным путем, ну и телесные поощрения, куда без них. Жестоко. Но у коллекторов не находилось тоски и жалости, как и любви к ближнему своему. И первопричиной всех ущемлений выступала Илона. Та, что не смогла договориться. Что же – поработай в таких условиях и сам не заметишь, как «оскотинишься». Единственное, что еще останавливало девушку от увольнения – маленький договорчик со своей совестью о том, что кушать хочется всем без исключения. Иногда даже до той степени, чтобы добиться авокадной комы от гуакамоле, приправленной пучком свежей кинзы и ароматными чилийскими перцами. Илона обожала авокадо и ненавидела свою работу.
Время до обеденного перерыва тянулось, тоскливо окутывая грезами о скором чревоугодии. Справившись с первой половиной от сотни предупредительных звонков, которые завершились привычным упоминанием ее матери, девушка вдруг спонтанно осознала, что все что она делает – ровным счетом никому не нужно. Никому. И как бы Илона не корила себя за то, что обрекает людей на страдания, как не пыталась войти в положение к тем, кто совершенно того не ценит, даже крайне скептичен с ее состраданием, как ни старалась действовать согласно совести в обход утвержденного регламента, вся ее деятельность сводилась к одному. Бесполезная трата времени. Тем более, что и благодарности за свои потуги она никогда не получала, лишь безлимитный разрушительный негатив. От клиентов и от начальства. «Так каков смысл вообще стараться? Объясните мне, где брать мотивацию, раз за разом выполняя режимные обязательства?». Если весь тот набор трудовых бонусов, как наплевательство и бездушие к людям, слепое выполнение поставленных задач, выслуга перед начальством и прочие другие «прошивки» добропорядочного работника, ни что иное, как набор чуждых ей принципов. Всем плевать на Илону и ее внутренние терзания. А ей в ответ будет плевать на всех остальных вокруг. На коллег, начальницу и глупых должников, что уверовали в свою правоту. Единственный, кто действительно в ней заинтересован – волнительный незнакомец, отправляющий сообщения в ее мессенджер. Совсем ее не знающий, но тем ни менее, способный докопаться до ее девичьей души. И он, черт возьми, был категорически хорош в своих проявлениях.
«А что нам, девочкам, нужно? Сама не знаю, но ты продолжай». Начатый диалог с отвратительной похабщины перерос в нечто большое, чем простое удовлетворение похоти в попытках испытать новые ощущения. Илона совсем не планировала терять самообладания, но незнакомец каким-то образом смог увлечь, зацепить за жабры вкусной приманкой из внимания. Вся необъятная вселенная одним взмахом сосредоточилась в рамках цифрового кода, где две уже родственные друг другу души обмениваются такими важными составляющими, как чувства. Неподдельные, искренние, настоящие. Когда кружится голова, с уст не сходит улыбка, а «эсэмэски» содержат орфографические ошибки только потому, что стараешься опередить его ответ, чтобы он ни в коем случае не заждался. И никуда не исчез из твоей жизни, даже на незначительное время. Ведь они на одной эмоциональной волне, строят нечто высокопарное и неодухотворенное, что нельзя пощупать, но то, в чем так необходимо нуждаются. А там, где есть душа, непременно появится плоть. То, с чего начинался прошлый вечер. «Как такое может произойти всего за несколько часов? Не представляю даже, но ты продолжай».
