Ответов на эти вопросы у меня не было, но в душе теперь появился огонек надежды – найти общий язык с человеком, который не был мне чужим ни по одну сторону зеркала.

Отвернувшись, я резко вздохнула и кивнула замеревшей женщине:

– Пойдем к отцу. Иди вперед, пожалуйста, я не хочу оставаться одна, но мне нужно подумать.

Моя проводница кивнула и повела меня дальше по коридорам, а я подбирала правильные слова для разговора с «отцом».

«Здравствуйте, вы думаете, что знаете меня, но на самом деле… Гр, бред. Привет, папа, я тут подумала и передумала… Нет, тоже чушь. Если он хорошо знал свою дочь, то быстро раскусит, что с его роднулечкой что-то не так, и кто знает, что он после этого сделает. Привет, я пришла поговорить… Хм, уже лучше. По крайней мере, начало весьма нейтральное, если он, конечно, не начнет в меня кидаться тяжелыми предметами после вчерашней ссоры, которую напоследок учудила принцесса».

Мы подходили к высоким, массивным дверям, возле которых стояла стража. Заметив меня, они вытянулись по струнке, переглянулись, видимо, озадачившись тем, что же их принцессе потребовалось от короля в столь ранний час, но промолчали и не стали меня задерживать. Войдя в залу, судя по обстановке, являющуюся кабинетом, я отпустила служанку, подкинула полено в еще тлеющий камин, сняла свой меховой плащ и, повесив его на спинку кресла, принялась осматриваться.

Книги, множество книг. Стеллажи стояли практически вдоль всех стен и, водя пальцами по их корешкам, я, машинально отметив, что навык чтения у меня так же присутствует, поняла, что ни капли пыли на них нет. За книгами следили, и более того, это были не просто книги, а в большинстве своем учебники и финансовые отчеты. Я вытянула один том наобум с ближайшей, до конца заполненной полки и, пролистав, открыла ближе к концу записей.

«Отчеты за этот месяц».

Мой разум привычно хватался за цифры, я, опустившись в кресло за королевским столом, положила рукопись перед собой, вытянула чистый лист бумаги из стопки, лежавшей на краю, и, пошарив взглядом по столешнице, обнаружила угольные палочки и перо с чернильницей. Решив, что до пера еще морально не доросла, я взяла в руки импровизированный карандаш и принялась за то, чем занималась последние несколько лет, – за сведение дебета с кредитом. Эти простые вычисления помогали мне отвлечься и упорядочить мысли, я даже надеялась, что, механически сверяя полученные цифры, придумаю, как построить предстоящий мне диалог, но чем дальше я углублялась в расчеты, тем больший хаос творился в моей голове. В конце концов я откинулась на спинку кресла, смотря в этот раннесредневековый гроссбух и ощущая сосущий под лопаткой червячок страха.

Судя по этим отчетам, королевство было не просто бедным, оно уже давно не имело средств к существованию. Деньги каждый раз вносились со стороны, причем – в книге не указанной. Мог ли это быть займ от наших «дружелюбных» соседей? Или пожертвования населения? Черт возьми, да не могло быть такого, чтобы королевство являлось настолько убыточным! Тут расходов с гулькин нос, куда все уходило, куда?!

Скрипнув зубами, я, энергично растерев ладонями лицо, снова взялась за расчеты. Потом достала предыдущую книгу, потом еще одну… Цифры сливались в один бесконечный поток, я против воли начала зевать. Еще около часа я боролась со сном, а потом он взял свое: я, сложив руки на стопке исписанных листьев, уткнулась в них лбом, планируя подремать часик, а потом продолжить, но этим планам сбыться было не суждено.

Проснувшись, я поняла, что мои плечи укрыты теплым шерстяным платком, а в кресле у тихо потрескивающего камина сидит почти спиной ко мне мужчина. Из-за его головы выплывали дымные колечки, в комнате стоял отчетливый запах крепкого табака. Корона тускло поблескивала на седых волосах, когда мужчина переворачивал очередной лист, сравнивая его с написанным в книге, что, видимо, вытащил из-под моих рук. Приоткрыв глаза, я наблюдала за мужчиной, который был моим отцом, пока он вдруг не заговорил:

– Проснулась, значит.

Я, не видя смысла притворяться дальше, подняла голову с рук и кивнула, пытаясь прочистить горло.

– И как это понимать? – Король поднял небольшую кипу исписанных мною листов и повернулся ко мне, чтобы через мгновение засмеяться. Тихо, незлобиво, сразу вызвав у меня желание посмотреть в зеркало.

– Что? – Зеркала под рукой не было, и я осторожно потрогала пальцами лицо, а затем – посмотрела на свою ладонь. Она была покрыта угольными разводами, а я, видимо, только что добавила на лицо новых пятен. – Вот же…

Я покрутила головой в поисках того, чем могла бы вытереть уголь с лица, а король протянул мне свой платок и с улыбкой наблюдал, как я изворачиваюсь, пытаясь рассмотреть свое чумазое отражение в отполированном до блеска металлическом кувшине.

Не так я представляла первый разговор с моим старым-новым отцом. И как тут вести серьезную беседу на равных?

Вздохнув, я отложила платок и тут же наткнулась на любопытный взгляд короля.

– Ну а теперь, когда принцесса восстановила свой благообразный облик, она соизволит ответить старому королю, почему копается в его документах и что значат эти записи? – Мужчина встал, подошел к столу и положил передо мной исписанные мною листки и один из гроссбухов. Я, помолчав мгновение, собралась с духом, встала с его места и, обойдя стол, указала ему на освободившееся кресло рукой.

– Пожалуйста, сядь…те, Ваше Величество. И позвольте мне все объяснить.

Король удивленно вздернул брови, однако молча обошел стол и сел, оперевшись на него локтями и положив на сцепленные пальцы голову.

– Вчера ты себя подобными официозами не утруждала, дочь моя. Ну что же – позволяю, Ваше Высочество. Объясняйтесь.

И я начала с самого начала.

С того момента, как помнила свою жизнь, ту, настоящую жизнь. Рассказывала про маму и про отца, про то, как его не стало, и про то, как через пару лет нам пришлось переехать. Про свой первый класс, про то, как мама сшила мне платье на новогодний утренник. Про школу, про университет, про знакомство с Олей. Про первую настоящую любовь и то, как больно было потом. Про работу, про новую квартиру, про то, как отправила маму отдыхать к морю. Про все, что мой отец, мой настоящий отец, должен был бы знать, будь он жив в моем родном мире.

Король не перебивал. Он сидел и слушал, с непроницаемым лицом, только неровные отблески огня иногда сверкали где-то в глубине его глаз. Но он молчал, и я продолжала говорить. Про свое стремление к лучшему, про работу в «Вермине», про все трудности, с которыми я там столкнулась. Про бизнес-план. Про вечер у Оли. Про кошмар, в котором я видела его дочь и ту, что угрожала ей. И про свою смерть и последующее пробуждение здесь.

– …а эти бумаги… Я пыталась успокоиться. Пыталась настроиться на разговор с тобой… с вами. И делала то, что умею лучше всего, но, видимо, и тут я недостаточно хороша. Оно не сходится, все не сходится, и мне надо потратить несколько месяцев, чтобы понять, верно ли это. Я сначала просто из любопытства… а потом просто хотела понять и помочь, потому что я не знаю, не знаю, что теперь делать, и что со мной будет… – Чувствуя, что срываюсь в позорные слезы, я почти до крови закусила губу и замолчала, утыкаясь взглядом в пол.

Мужчина в кресле шевельнулся, чуть меняя положение. А затем в полумраке кабинета прозвучал его тихий голос:

– Как зовут твою мать, дитя?

– Изерда. Изерда Алóновна. – Я подняла взгляд на короля и, увидев замешательство на его лице, пояснила: – У нас так принято. Есть имя, есть фамилия – это как род, и есть отчество – оно по имени отца дается. Имя моего дедушки – Алóн.

Мужчина напротив медленно поднялся из кресла, не сводя с меня тяжелого, пугающего своей задумчивостью взгляда. Король обошел стол и остановился рядом со мной.