— Ты писал ей когда прилетел?

— Да, я сказал, что жду её в парке ближе к полудню, чтобы обсудить детали.

— Вот же сука, а мне сказала, что ей писали родители. Так и знала, что нужно было выхватить её телефон.

Тараторящий Финн, подпрыгивающий к потолку от радости окончательно заставил меня побледнеть, как полотно, оставив сидеть с открытым ртом.

Он оглядел меня с ног до головы, остановив взгляд на перебинтованных руках:

—Что… Что у тебя с руками?

Не дожидаясь ответа, он по-хозяйски задирает рукава пижамы вверх, оголяя взор на бинты, где в кое-каких местах еще просачивалась кровь. Сжимая мои ладони в своих руках, он присаживается на колени, заставляя меня посмотреть ему в глаза, пока я сижу на кровати.

— Что произошло?

Слёзы снова наполняют глаза, как бы я ни старалась не плакать. Он приятно потирает пальцами раненую кожу:

— От злости, от обиды на тебя, я кинула твой стеклянный шар, он разбился. Я не понимала, что творю, мне стало так жаль, я пыталась собрать его, пыталась словно отмотать время назад, но разодрала руки в кровь, а потом словила паническую атаку. Это было ужасно, Финн, я думала, что умираю. Эти тени крутились вокруг меня, голоса перекрикивали друг-друга, заглушая мой собственный крик.

Дальше я не смогла продолжить рассказ, голос сорвался, а на глаза навернулись слёзы, что тотчас полились градом по щекам. Ему не требовалось больше ни слова: он укутал меня в свои объятия, прижимая к груди, гладя и успокаивая руками вздымающуюся спину. Все годы разлуки словно забылись, как только я вдохнула аромат его одеколона, зарывшись носом в шею. Он еще сильнее прижал меня к себе, сжимал в кулаки мою кофту, тёрся щекой о мои рыжие волосы.

— Погоди, рыжуля, у меня есть для тебя кое-что, — мягко снимая меня с себя, он бежит к рюкзаку, доставая оттуда что-то шуршащее.

Протягивает коробку, обёрнутую в рождественскую упаковку с ярким красным бантом. Открыв её, в нос по-новому бьёт уже до боли знакомый аромат, я достаю из коробки толстовку лавандового цвета, прислоняя её к носу.

— Она пахнет твоими духами, — вдыхаю я, закрывая глаза от наслаждения.

— Я знал, что тебе понравится. С днём рождения, Эва. — он касается ладонью моего колена, улыбаясь моей реакции.

— У меня для тебя тоже есть подарок.

— Стоп, что?

Финн явно не ожидал, что я буду настолько трепетно дожидаться его приезда. Даю ему в руки такую же коробку, которую только вчера упаковала. Даже если бы он не явился сейчас, я бы всё равно положила этот подарок ему на крыльцо в новогоднюю ночь. Благо, звёзды сошлись как нельзя лучше.

Он открывает подарок с энтузиазмом, вскрикивает, когда видит содержимое. Среди специального шуршащего наполнителя лежала камера мгновенной печати, а рядом с ней:

— Это медиатор с засушенной внутри ромашкой?!

— Той самой ромашкой с букета, который ты подарил мне в далёком детстве. Я залила её эпоксидной смолой, на случай, если ты когда-нибудь решишь сыграть мне на гитаре.

— А здесь кулон…

— С ракушкой, которую ты отдал мне на пляже на память, такая и у меня есть, — я вытягиваю из-под пижамы кулончик с такой же ракушкой. — С днём рождения, Финн.

Брови Финна жалобно сходятся, словно он сейчас расплачется, надевая кулон на свою шею. Стоит ли уделять внимание тому факту, что мы даже родились в один день? Думаю, тут итак всё ясно.

Его запах кружил голову хуже, чем любая сплетня «Сухой Выдры». Я смотрела на эту россыпь веснушек на его лице, на локоны, падающие на скулы в полумраке комнаты и руки, что плавно тянутся к моей щеке. Я чувствовала, что вот-вот слёзы хлынут ручьём, что предмет воздыхания, в которого я так беспамятно влюбилась, в эту секунду тянется к моим губам.

Смахивая со своих ног коробку с подарком на кровать, он одной рукой опирается на мою ногу, второй притягивая моё лицо к себе, впиваясь жадным поцелуем в губы. Такой трепетный, нежный, но безумно желанный поцелуй, заставивший меня сильнее наклониться к нему, лишь бы этот момент никогда не заканчивался. Мои руки обвились вокруг его шеи, пока его уже присвоили себе мою талию, притягивая ближе к себе моё тело, а разум уплывал в мечтах об этом дне, который, наконец, наступил. Я вдыхала пьянящий аромат ванили и его духов, беззастенчиво прикусывая его губы. Внизу живота затягивался тугой узел, вместе с бушующими бабочками. Я самозабвенно утопала в нём так же, как мои ладони в его кудрявых локонах. Избыток чувств отдавал жаром во всем теле, пока холодные руки безудержно изучали мои рёбра. Я сгорела без остатка в моменте, когда одна искра сожгла между нами с Финном целый лес.

23 December, Home, Vancouver.

7:01.

Я просыпаюсь в объятиях Финна, чьё тело и руки согревали меня всю ночь, даря тепло, спокойствие и самые сладкие сны за последнее время. Не верится, что и это всё — не сон, а давно желанная реальность.

Зарываюсь носом ему в шею, от чего он хихикает и устало трёт глаза, зевая:

— Доброе утро, кудрявый, — я запускаю пятерню ему в волосы, пока он не опередил меня своей рукой.

— Доброе утро и еще раз с днём рождения, веснушка.

Дарит мне утренний поцелуй в щёку, и я бы осталась довольной, но моя наглость берет всё в свои руки, прильнув к его губам. Теперь уже я на 7 небе от счастья, чувствуя очередной прилив тепла к вискам.

Мои уши улавливают какой-то шум, и до меня доходит осознание: родители уже вернулись с командировки.

— У нас небольшие проблемы, Вулфард, — я на секунду отрываюсь от поцелуя, стараясь прислушаться к звукам на первом этаже.

— Единственная проблема тут — твои разговоры.

Он касается рукой моего подбородка, наклоняя мою голову и вновь прильнул горячими губами к моим, худощавой рукой притягивая меня за затылок. Отвечаю на поцелуй, и как бы не хотелось, но придётся оставить их на потом.

— Родители приехали, я не видела их уже неделю, — соскакиваю я с кровати, натягивая новую толстовку, пока он снова не утянул меня в свои сети.

— О, пойду поздороваюсь с любимой тёщей!

Я не успеваю среагировать, как он уже скрывается за дверьми моей комнаты, попутно хватая с собой свой телефон. Прикладываю руки к голове, уже представляя подколы родителей за завтраком. Ехидная ухмылка мамы, вопросы отца о будущей свадьбе, боже, только не это.

JaneGriff: 1 новое уведомление.

Я переживаю за тебя, перезвони мне, это уже несмешно!

Надеюсь, Финн уже послал её нахуй в директе, иначе я, с превеликим удовольствием, возьму это на себя.

Я спускаюсь по лестнице, распустив волосы, что едва касаются пояса, и уже слышу восторженные разговоры о возвращении любимца нашей семьи. Иногда мне кажется, что Финна в этом доме любят больше, чем меня.

— Эва! — восклицает отец, подбегая ко мне с распростёртыми объятиями, а к нему присоединяется мама. Пока они обнимают меня, замечаю, как кудрявоголовый засранец ворует с моей тарелки одну из ягод малины.

— Верни на место! — я вырываюсь из объятий и бегу за Вулфардом по всей кухне, в погоне за принадлежащей мне по закону, малине. Сзади слышу смех родителей. Готова представить их восторг за меня, что человек, по которому я ежедневно лила слезы, вновь вернулся ко мне, оставшись таким же близким другом.

— А ты забери! — он закидывает её в рот, останавливаясь за столешницей у холодильника.

Злобно выдыхаю, смотря на него исподлобья, под самодовольную ухмылку на его мордочке.

Спустя пару минут мы уже сидим за одним столом, поедая панкейки и запивая их ароматным горячим чаем. Долгие расспросы Финна о его карьере, адаптации в США, друзьях и как дела у его семьи привели к следующему диалогу:

— Я тут подумал, Мистер и Миссис Шеффер, — обращается он к моим родителям, и я напрягаюсь, не понимая суть его намерений.

— Ребекка, дорогой, просто Ребекка и Марк, — исправляет его она, прося относиться к ним проще.

— Ребекка, Марк, я тут подумал. Раз я приехал, это же такой знаменательный день для всех нас, — он хихикает, подливая кленовый сироп на блинчик, — Не могла бы Эвелин сегодня пропустить школу и показать уже забытый мною Ванкувер?