Если он сделал из слов Аграчева и Оленьки правильные выводы, а превратно их истолковать было сложно, то погибшие ночью на переправе бойцы изрядно облегчили для него легендирование. Ему даже искать документы и называться чужой фамилией не нужно было. Прибывшее в дивизию маршевое пополнение раздали по полкам, на переправе часть бойцов погибла – но погибла она до того, как людей успели внести в списки части. Именной список маршевой роты конечно же остался, но остался он в штабе дивизии. То есть на другом берегу.

В худшем для Володина варианте в полк должны были отправить другой – предназначенной для его пополнения команды. В лучшем – без какой-либо бюрократии звякнуть по телефону в штаб полка о числе людей и заполнить строевую записку. И в том и другом случае он уже мог как-нибудь выкружить. Сослаться на ошибку писаря, или там неизвестного ему лейтенанта, поставившего Володина не в тот строй, например. Кто будет ради простого бойца разводить бюрократию и сверять разные списки? Кому он в штабе дивизии или даже полка на…й нужен? Если, конечно, перед «прибывшими с ним» маршевиками не спалится. Что, в принципе, обходилось на раз. Могли ведь какого-нибудь тыловичка или Кронштадского морячка списать в пехоту напрямую, а не через запасный полк и в самый последний момент включить в команду?

Как заключил Володин, свою чуждость спрятать все равно не получится, так почему бы ему не стать матросом с какого ни будь химсклада Балтфлота №0451, выпнутым в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию чтоб не смущал начальство? Типа как слишком умный. И с чуждым происхождением, – на случай если кто-то решит копнуть чуть глубже. Хотя полноценной проверки это конечно не выдержит.

***

Лампу в блиндаже не оставили, вместо нее нашлась изготовленная из латунной гильзы малокалиберного снаряда коптилка – примитивный светильник с вставленным в обрезанную и сплющенную гильзу фитилем.

В стопе барахла обнаружились: ношеные, немного рваные и довольно грязные стеганые ватные штаны, и такой же ватник; кожаный поясной ремень на одном шпеньке; чистая гимнастерка на размер больше, чем ему требовалось с лысыми малиновыми петлицами без эмблем и дырой под правым нагрудным карманом с пятном поздно замытой крови вокруг. Их дополняли изрядно растянутая, но тоже чистая серая балаклава5, четыре стиранных байковых портянки и пара кирзовых сапог, тоже на размер больше.

–Борис Михалыч, я вас обожаю! – обрадовался Володин. На месте Аграчева о простом бойце, причем даже не его подчиненном, так побеспокоились бы немногие. Врач, или же Оля даже с размерами угадали. Больше, не меньше.

–Хороший человек наш товарищ военврач. – подтвердил сидевший на нарах у печи пожилой санитар, вернувшийся в блиндаж после ухода начальства. Дядька, похоже, после ночного дежурства надеялся в нем потеряться и спокойно поспать пару лишних часов.

–Тебя как звать-то? – переключился на него Володин.

–Александр я! – представился санитар.

–А по отчеству?

–Минеевичем буду! – говор мужика был очень похож на лукашенковский. – Значит…

–А меня Денисом звать. – представился натянувший на себя тельник Володин, осматривая ватные штаны. Штаны как штаны, дешевка – без наколенников, хлопчатобумажный верх, внутри бязь, стеганые, с боковыми карманами. Мочой и говном вроде бы не воняли. Но это неточно. – Мыло и подменку не знаешь где можно добыть? Постирать теплуху хочу, пока время есть. Врач сказал, что он меня завтра утром в роту отправит. Если не слягу.

–С обеда найдем. Рванину какую-нибудь тожа подберешь. Крови ведь не побрезгуешь? У нас ее много. Щетку я тебе дам.

–Отлично.

–Откуда родом будешь, Денис? – заинтересовался санитар, устраиваясь на нарах.

–С Сибири. Красноярский край, слышал о таком?

–Слыхал, как не слыхать. А я смоленский. Тебя самого как по батюшке? Не мальчик чай.

–Александрович.

–Вот и познакомились.

–Давно в полку? – закинул удочку Володин, отложив штаны в сторону и взяв в руки ватник. Судя по отсутствию петлиц на стоячем воротнике, он был «вшивником». Предназначался к носке под имеющим знаки различия военнослужащих обмундированием и, или же в качестве зимней спецодежды.

–Вторая неделя пошла.

«Жаль!»

–Раненых много поступает?

–Не. В обычные дни тишина, потерь почти нет. С дюжину, самое большее.

–А в необычные?

–Иной раз бывает скверно. Разведчиков у Арбузово…

«Ага!!!»

–…третьего дня побили. Одних убитых грят, фашист под два десятка накрошил. Раненых еще больше. В полковой разведке с десяток душ осталось.

–Разведвзвод это хорошо… – подумал вслух Володин.

В отличие от многих и многих, особого пиетета перед опасной службой разведывательных подразделений Красной Армии он не испытывал. Не верить всему тому, что в книжках пишут помог дед, провоевавший с августа 1941 по февраль 1945 и разведчиком в том числе. Да, в неудачном выходе риск разведчика погибнуть был всегда выше, чем у пехотинца в неудачной атаке. Это и его личный опыт подтверждал. Но в целом, что было видно даже по мемуарам, костяк личного состава разведывательных подразделений держался в них годами. В то же время как в стрелковых ротах протянуть три месяца было серьезным для бойца достижением. Мнение, что пехотинец живет три атаки в советском худлите цензура не резала – умному этого было достаточно.

–Что Денис, в разведку решил проситься? – заинтересовался санитар. – Петров как родного тебя возьмет. Реку в ледоход переплыл, уже себя зарекомендовал.

–Не обязательно. – отмахнулся Володин, приглядываясь к воротнику и спине фуфайки. Та сзади была измазана чем-то черным, вероятнее всего не замытой кровью. – На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся.

Озвучивать что столь много раненых и убитых разведчиков вероятнее всего были результатом безграмотного планирования разведвыхода не стоило. Долгая и комфортная жизнь фронтовых разведчиков остро зависела от профессиональных качеств их командования – начальника разведки дивизии, полка, и особенно командиров подразделений. Если здесь с этим беда, в разведке ему делать было нечего. Погибнуть в бою он особенно не боялся, а вот погибнуть напрасно – весьма.

«И кому же еще у нас на передовой жить хорошо?»

«Теплые места» в тылах батальонов и полка на все триста процентов были заняты, так что шансы пристроится туда Володин оценивал как нулевые. Да и не такая в хозбандах свобода, комфорт и моральная обстановка, чтобы уважающий себя человек шел по головам чтобы туда попасть.

–А с снайперами в полку как?

–Немцы пошаливают. Днем из окопа и носу не высунешь. Коль не подстрелят, минами закидают.

–Извини Минеич, но я про наших.

–Так ты и снайпер еще?

–Могу в него. – подтвердил Володин. – Снайперская рота или там взвод есть в полку? Или по ротам все?

Собеседник задумался.

–У стрелкачей есть снайпера. Товарищ политрук доводит про них на политинформациях. Рассказывает, что ни день стреляют немчуру.

«Понятно!»

–А ты, Денис, откуда к нам?

–С флота, Александр Минеич, с него списали, родимого. В пехоте больше пользы принесу.

–А-а-а!!!

Словоохотливый пожилой колхозник кроме переправы и утыканного складами да укрытиями личного состава берега в полку мало что видел, но касательно общей и бытовой информации оказался просто кладезем.

Володин угадал, его прибило течением на Невский Пятачок, где в его истории в одном квадратном метре песка можно было найти триста пуль, одиннадцать килограммов осколков и по крайне мере одного покойника.

Но не факт, что тот же самый. Про щели, перекрытые замерзшими телами, Минеич, например, ничего не рассказать не смог. Напротив, дядька был абсолютно уверен, что на плацдарме суточные потери невелики, в не самые плохие сутки через ПМП проходило около десятка раненых. А так как занимал его один только 330-й стрелковый полк 86-й стрелковой дивизии, сказанному стоило бы поверить. Хотя бы потому что в блиндаже «пересылке» до Володина никого не было.