Усы и борода мужиков тотчас обросли инеем.

   - Снегу-то понавалило, - сказал Павел. - Дороги не видать. Без лыж не доберёмся.

   - Топтаться станем - точно не доберёмся, - буркнула Таисия из-под завязанного по самые глаза платка. - А ну скоренько, по-охотничьи... Нужно же споймать тех варнаков, что моего брата обидели да погосту поругание учинили...

   Кузнец вышел вперёд, за ним цепочкой потянулись сын с матерью. И легонько побежали по дороге, чиркая полами зипунов по снегу.

   Ветер поднял колкую снежную пыль, резанул по глазам.

   Кузнец вдруг встал как вкопанный, не снимая с плеча ружья.

   - Петрович... - негромко окликнула его Таисия. - Ты чего?

   Чёртов ветер погнал на них огромную, в рост человека, плотную позёмку, от которой ходоки волей-неволей отвернули лица да ещё и закрылись голицами - кожаными рукавицами на меху.

   Когда стих противный тонкий посвист ветра, увидели, что за одной позёмкой следует другая.

   Кузнец крякнул, Павел дрожавшим голосом забормотал охранную молитву, а Таисия простонала.

   Потому что на них надвигались не завихрения снега, а мертвяки в развевавшихся на ветру саванах.

   Впереди шёл Кузьма, бывший голова предместья. Он приходился свёкром соседке Сашиных родителей. Кузьма единственный тащил, согнувшись, свой крест на спине. Из брюха, еле-еле прихваченного крупными стежками, вываливалось что-то чёрное и тянулось следом. Когда кто-то из мертвяков наступал на эту черноту, Кузьма дёргался и приостанавливал шаг.

   Безжалостная луна и сияние снега делали видными следы тления на покойниках.

   Кузнец вдруг сорвал ружьё и выстрелил в призрачное шествие. Но оказалось, что оно вовсе не призрачное - невысокий скелет с остатками плоти и женского платья кувыркнулся и застрял в сугробе. Тёмная рука без нескольких пальцев, похожая на птичью лапку, затряслась, как бы грозя кузнецу, но тут же застыла.

   Павел с матерью встали рядом с Петровичем, готовясь продолжить пальбу, но кузнец вдруг отбросил ружьё и побежал навстречу мертвякам. Одной рукой оттолкнул бывшего пастуха, другой - чей-то покрытый землёй остов; упал на колени.

   - Петрович! Что творишь-то, Петрович?! - заорала Таисия. - Поднимайся да беги назад, прикроем!

   А потом она увидела, что кузнец обнимает ребёнка-голыша в несколько вершков с громадной водяночной головой. Летом у Петровича померла молодая жена, оставив ему сына-уродца, вся жизнь которого ушла в рост головы. На Покров и он преставился. Кузнец подхоронил его в материнскую могилу.

   - Петрович! То нежить, а не твоё дитя! - крикнула ему Таисия, но новый порыв ветра заглушил зловещим посвистом её голос, засыпал ходоков снежной крупкой.

   И тут земля швырнула все на ней сущее раз, другой, третий. Воздух стал упругим и недвижным; послышался гул, похожий на рёв реки на порогах. Потом равнина выгнулась, и Таисия увидела, что Павел, только что стоявший бок о бок с ней, вдруг оказался далеко вперёди, словно его отнесло волной. Снежное полотнище скомкалось, треснуло. Неимоверная сила рванула землю и точно вывернула её.

   Таисия очнулась на боку. Рука всё так же сжимала приклад ружья.

   - Павел! - крикнула Таисия и не услышала своего голоса.

   Потом поняла, что это из-за подземного рыка невозможно разобрать ни один другой звук. Решила ползти в сторону, где перед последним толчком заметила сына.

   Но не смогла пошевелиться: кто-то удерживал ноги. В тот же миг она осознала, что её тащат куда-то. Таисия повернула голову против движения и увидела чёрный дымившийся след на белом. Это наст раскровянил щёку. С трудом приподнялась на локте и широко открыла рот, захлебнувшись не вылетевшим из глотки криком.

   На левой руке повисла часть безголового остова, несгнившие пальцы крепко вцепились в рукавицу. Две чёрные фигуры в обрывках саванов за ноги волокли её вверх по снежному склону, который заканчивался провалом, неимоверно смердевшим.

   "Они хотят забрать меня с собой!" - подумала Таисия и ощутила бессильное отчаяние. Почти такое же, как в детстве, когда тонула в болоте. Но тогда рядом была ватага сверстников и дедушка. А сейчас... Сейчас при ней только дух матери семейства, хозяйки родового гнезда на этой взбесившейся земле.

   Позабыв прочесть молитву, Таисия с силой саданула прикладом по безголовым останкам, освободила руку, изогнулась так, что затрещали мускулы, и выстрелила почти в упор по мертвякам. Но не смогла зацепить. Это она-то, обученная покойным мужем стрелять зверя в глаз, чтобы не испортить ценную шкуру! Твари по-прежнему медленно и неотвратимо волокли её к вершине снежного гребня. Перезарядить ружьё было невозможно.

   Она уже приготовилась умереть, но тут раздался голос, извергавший ругательства. Сначала Таисия приняла его за речь умершего супруга, но потом увидела сына. Только сейчас она заметила, что подземный рёв и толчки прекратились. Сын раздолбал прикладом тварей, помог матери подняться.

   - Ублюдки чёртовы! - неистово костерил мертвяков Павел. - Срань господня! Испугались земной тряски и полезли на белый свет!

   - Окстись, сын, - строго промолвила Таисия, хотя губы еле-еле ей подчинились. - Во всём промысел Божий. Может, Судный день настал.

   - Не нужон мне такой Судный день, когда всякая покость меня зарыть хочет. Идём, мать, я до головы побегу, пусть в околоток сообщит, а ты по соседям. Оборонять нужно предместье от этих...

   Таисия вздрогнула, услышав из уст своего великовозрастного дитяти матерное слово, но смолчала. Предки, конечно, велели беречь уста от скверны. Но никаких указаний от них не было, что делать, когда эта скверна вопреки всем законам, людским и Божиим, полезет из-под земли.

   - Значит, прав был Андрюня-то... - сказала она тихо.