Непривычное становилось привычным.

Например, Жогин ясно слышал частую дробь падающих корпускул света. Звук их ударов был разный: мягкий от шепчущих листьев, упругий и резкий при ударах о камни.

Корпускулы в холода били слабо, а в пасмурную погоду сыпались, будто мягкие воздушные пузырьки. Ночью же, падая с далеких звезд и приобретя космический разгон, они кололи...

Жогин вздрагивал и ежился. В глазах мелькали красные полосы. Казалось, что он бежит вдоль бесконечного палисадника, гремя по нему палкой.

...Он звал Черную собаку.

Та подходила к нему - с подозрением, с загадом в глазах. Жогин с завистью видел ее лапы, твердо стоящие на земле. Он поднимал взгляд выше, скользил им по черной шерсти с блеском серебристых ворсинок. Они, если пристально глядеть, обращалась в иглы, летели в глаза.

Даже хотелось закрыть их ладонями.

Черный пес, чернота... Сначала, шерстисто-мягкая, она становилась неотвратимо бездонной и получала угрожающие качества. Вот надвинулась, глотнула его. Жогин едва удержал вскрик и падал, падал вниз, в раздвинувшуюся щель. В ней горели синие свечечки.

Спасаясь, Жогин отворачивал глаза - и снова лежал в камнях. Минуты (или часы) покоя, и снова рвался к нему сошедший с ума внешний мир.

Тогда скалы бешено накатывались, грозя раздавить, а хвоя метала в него зеленые стрелы. Потом, в коротком взрыве, все рассыпалось на частицы. "Атомы", - догадывался Жогин.

Когда мир успокаивался, подступали заботы жизни: приходилось создавать жилище и заботиться о питании. Жогин не мог отползти в сторону, в сосны, не мог развести костер. Потихоньку он сгребал к себе мох. Тот отрывался от камней легко, но с глуховатым, едва слышным хрипом.

...В конце концов Жогину удалось создать вокруг себя примитивную, но годную к жизни среду. Но пугали одиночество и собака.

Черный пес сидел против Жогина. Склонив голову набок, он всматривался в него. Пес был стар, для охоты не годился и жил около экспедиции, был спутником (и сторожем) много лет подряд.

Он бывал и в исчезнувших экспедициях, но сам всегда возвращался.

Жогин с тревогой смотрел на Черного. Видел: пес что-то решает. "Предаст, думал Жогин. - Бросит". И кормил его сахаром.

Пес смотрел. По временам золотые его глаза Жогину казались двумя лунами, плававшими в темноте.

Иногда пес уходил на охоту. Если он задерживался, Жогина посещали гости. Однажды прилетел и покружился шмель, что для этого холодного места было удивительным. Другой раз прополз жук-дровосек с пребольшими усами. Слышались мышиные шажки, со своими резкими вскриками прилетала кедровка. Приходили бурундуки. Как-то с горной тропы на него долго глядела лисица - рыжая. 10

Общий дом, где они жили с Петром, был старый, имел громадный чердак. Там жило много насекомых. Например, в доме проживал сверчок. Днем он спал, но всю ночь шатался по длинному коридору и сверчал, сверчал, сверчал.

Казалось, деревянный огромный дом обрел голос.

Когда временами все с остервенением набрасывались с ядовитыми жидкостями и порошками на тараканов, Жогин отлавливал сверчка и держал его в спичечном коробке. Он ему нравился: славный парень, рассеянный мечтатель в мире насекомых...

Вечно он шлепался в ведра с водой, и его приходилось спасать - без его ночного звона дом был противен Жогину.

Сверчок был ему в тысячу раз ближе отца: тот, как и Черный пес, жил только для себя. 11

В прошлом году он видел отца. Издали, в сквере.

Тот грелся на солнце и благожелательно смотрел на игравших ребятишек (а своих бросал).

"Хотелось бы мне знать, - думал Жогин, - почему все-таки люди прощают подлецов? Вот сидит, впивает солнце, смотрит на цветы, а те не вянут".

...Кто еще жил для себя? Надежда? Но та кончила жизнь для себя, у ней дети и муж - Петр.

Эта бойкая женщина угомонилась только с Петром, он ее утишил. Ну, и дети пошли, а с ними хлопоты, стирка, готовка.

Раньше она морщила нос на Петра и говорила: "Какие здесь мужики? Ни храбрости, ни мускулов! Мужчина должен влюбляться, безумствовать..." Жогин думал, что Петра она выбрала логикой, а Генка нравился ей безумствами. Он дрался из-за Надежды, мог влезть к ней в окно и принести ворох красных тюльпанов и, рассердившись на нее, выкинуть их вместе с банкой в окно. Ему было просто безумствовать, ума у него не было совсем, одни мускулы. Он собирался жениться, но почему-то Надежда не шла за него. Считала негодным в мужья?

Если Жогин не спал, то слышал, как в час ночи Генка крался длинным коридором, босиком, держа башмаки в руках. Когда он равнялся с комнатой Надежды, дверь распахивалась, приходила черная тишина.

...Жогину не спалось.

Шла коридорная ночь, бегали мыши. Генка беззвучно уходил на рассвете, а Надежда шла на работу недовольная.

Генка знал, что Жогин-младший подсматривает за ним, но помалкивал. Только однажды сказал:

- Ты дрянь, ты пошел в отца. Но все же я завидую твоим годам.

Жогин молчал.

- Не веришь? - спросил Генка. - И не верь. Я в твои годы думал о женщинах примерно то же, что и ты о Надьке, и спешил вырасти. Даже перестарался... Что ты будешь делать, когда вырастешь?

- В лес уйду, подальше от вас, - сказал Жогин.

Генка восхитился.

- Умно придумал! В лесу можно птиц стрелять, писать этюды. Я в твои годы мечтал быть художником. О чем мечтаешь ты? Уйти от нас? И только?

Жогин молча смотрел на него: ростом они были одинаковые, только Генка вдвое шире в плечах. Жогин смотрел, но видел не его, а лес: утреннее солнце пробивалось в чащу; и деревья были окутаны розовой дымкой.

- Врешь ты про лес, - сказал Генка. - Не уйдешь из города, ты весь в отца. Черт вас разберет, путаные вы тут все, непонятные.

"Путаный я! Вот в чем дело, в путаном", - думал Жогин.

Взять его сверхобычного братца: серый, незаметный, на ночь всегда оставляет гореть лампочку, не спит без света. Объясняет так: если свет горит, то сразу видно, что к чему.

- Что же ты видишь? - спрашивал его Жогин.

- Во сне с тебя одеяло часто падает. Я - накрываю. 12

Жогин видел: есть особенные люди. Они все терпят и все держат на своей спине. Например, его брат - Петр.

Жизнь такими держится: их работой, честностью, детьми. Они и живут - с великим терпением.

Но странно получается с таким безответным и все терпящим народом: раз взяв, они уже не отпускают. Надежда, красивая, пылкая женщина, не ушла от Петра.

От брата никто не уходит. В этом Жогин видел какой-то недобрый смысл.

Не Генка, а Петр женился на Надежде. Чрезвычайно красивой женщине.

Все, все в ней красиво. Жогин видел ее купающейся. Он подкрался, прилег в кустах. Она же, скинув платье, шла к воде.

Солнце, вода, Надежда. У него зарябило в глазах. 13

Жогину повезло в его несчастье: сентябрь в этом году был на редкость теплый. И все же... Тепло теплом, но летели на юг птичьи стаи, показывая этим, что в Эвенкию движется зима. Пусть неторопливая, проступающая лишь в вечерней холодной заре, что ложилась на снега Путорана.

От ночного холода Жогину приходилось зарываться в мох. Он корчился на моховой куче, старался влезть в нее, зарыться. И грудил мох на себя. Тот все-таки согревал Жогина.

Откуда в нем бралось тепло? Или происходит разложение мхов, их незаметное горение? Он же бессознательно помогает этому, то нечаянно проливая воду, то уплотняя мох кулаком.

...Он сделал глупость, что шел один. Сколько им сделано глупостей за жизнь? Почему не сменил фамилию? Не уехал? Зачем видится с отцом? Глупости... Он считал их, строил в шеренгу одну за другой и не видел им конца. 14

В один ясный и прозрачный день, полный сияния белых вершин и огня осенних лиственниц, ушел Черный пес.

Он вильнул хвостом, извиняясь, и пошел от камня к камню, от сосны к сосне.

Жогин видел: пес уходит отсюда не колеблясь. Эта четкость собачьей воли потрясла Жогина.

- Вернись!