Напиток обжигал горло. Рикард откинулся на спинку скамейки и на несколько секунд закрыл глаза, наслаждаясь теплом, растекающимся по телу. Но одной чашкой придется ограничиться – вдруг что-нибудь возникнет и ему придется выехать на работу? Они сидели молча. Линн покоcилась на него.
– Видела снимки из Кунгстредгордена. Ужас! Вы выяснили, кто за всем этим стоит?
Он ответил кратко, решив избежать этой темы. Какое бы доверие он ни испытывал к Линн – он не имеет права обсуждать версии с человеком, не работающим в полиции.
– Нет. Возможно, террористы. Но никто не взял на себя ответственность.
Линн не стала больше спрашивать, понимая, что он не хочет обсуждать следствие. Они стали смотреть на залив Орставикен. В свете фонарей туман над водой напоминал позолоченный занавес. Рикард почувствовал, как от рома по всему телу разливается ощущение спокойствия.
– Прекрасное место, чтобы выпить рома. В XVIII веке здесь располагалась первая королевская винокурня. Я читал на какой-то табличке неподалеку, что Густав III разослал указ всем учителям Швеции, обязав их обучить простой люд пить только казенную водку.
Линн ничего не ответила, лишь молча кивнула на бобра, медленно прошедшего мимо в нескольких метрах от их ног, контрастно выделяясь на фоне высотных домов набережной Шёвикскайен. Рикард улыбнулся.
– К тому же я, считай, вырос на спиртовом заводе.
В полумраке он поймал ее удивленный взгляд.
– В детстве мы часто ездили на велосипедах на Реймерсхольмский спиртовой завод – тот самый, где изобрели водку «Абсолют», – когда его сносили в семидесятые. Потрясающее место для игры в войнушку среди полуразвалившихся кирпичных строений, куч щебенки и дырявых медных котлов.
– Хм. У меня дома всякие игры в войну были запрещены. Хотя, если бы мне их разрешили, это в те времена могло бы стать формой протеста. Но пацифизмом первой увлеклась моя мама.
– Да, сейчас другие времена. Дети в войну не играют. Мой сын Эльвин даже слова этого ни разу не упоминал.
– И очень хорошо – хотя они, вероятно, играют в то же самое на компьютере.
– Думаю, да. Хотя в тех наших играх была большая свобода. Мы бегали по Лонгхольмену в лесу под руководством старика Техаса, который жил там в своей хижине. Он знал массу приемов партизанской войны – с тех пор, как ушел добровольцем к анархистам во время гражданской войны в Испании. Тебе бы это точно пригодилось, а?
Линн передернула плечами.
– Насилие – редко удачное решение.
«Тодди» закончился, Рикард пошел вслед за ней вверх по склону под мостом. Несмотря на санацию, на опоре моста виднелись остатки граффити с текстом: «Заботомыслие».
В домике было уютно. В печи потрескивал огонь, от нее исходило приятное тепло. Рикард огляделся. Плакат с надписью «No Pasaran» переехал сюда со старой квартиры, но в целом мало что наводило на мысли о Линн, если не считать двух лонгбордов, выставленных в углу комнаты. С большим удивлением он отметил, что она оставила на месте вышитое настенное панно из Даларны – правда, не с религиозным мотивом, но явно принадлежавшее прошлой хозяйке: «Много гостей – много и новостей».
Ром все еще согревал желудок. Дом казался обжитым и гостеприимным. Вслед за Линн Рикард прошел в кухню.
– По дороге я зашел в рыбный магазин в Старом городе и купил пару порций запеченной рыбы, так что совсем без ужина мы не останемся.
Она посмотрела на него с удивлением.
– Там еще открыто?
– Да нет, Лассе спустился и отпер мне. Я ведь покупаю у него чуть ли не каждый день.
Она кивнула, открыла холодильник и достала бутылку пива. Он рассеянно покачал головой, просматривая эсэмэски в мобильном телефоне. Мария пока не сообщала ни о каких результатах лабораторных анализов. Он понадеялся, что она уже легла. Дежурные криминалисты по-прежнему просматривали записи камер видеонаблюдения, но пока не нашли следов человека, попавшего в объектив в Кунгстредгордене и у Каролинской больницы. Стрелки` в черном тоже больше не появлялись на видеокамерах. Руководитель операции у моста Сёдертельебрун, сменивший Патрика Энглаума, лаконично сообщал, что новостей у него нет. И ни у кого другого на блокпостах. Иными словами, операция перешла в еще более медленную стадию, когда технические данные никуда дальше не приводят. Боковым зрением Рикард ощущал взгляд Линн. Не скрывая любопытства, она спросила, чем он занят. Поколебавшись, Рикард повернулся к ней.
– Когда я приехал в Кунгстредгорден, там творилось черт-те что. Снайперы на крыше.
Она кивнула. Рикард помолчал, еще раз посоветовался сам с собой и принял решение.
– Погибли три сотрудника банка SEB. Похоже, нападение планировалось именно на них.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Возможно, мне понадобится твоя помощь, чтобы посмотреть компьютеры погибших.
«Поскольку никаких конкретных улик у нас пока нет», – подумал он про себя.
– Нам отдадут их завтра утром.
Линн сидела молча, задумчиво глядя на него. Он не жалел, что задал ей этот вопрос. Впрочем, вероятно, он все же немного поторопился. Его начальница Луиза наверняка пожелала бы, чтобы он проинформировал ее, прежде чем связываться с ее племянницей. Хотя он сам имел право принимать решения, кого подключить к расследованию, естественно было бы сперва обсудить это с Луизой. Одновременно он осознал, почему не обратился к ней: не хотел услышать отрицательный ответ.
Рикард попытался стряхнуть с себя неприятное чувство, что он немного смухлевал. Линн как-никак куда компетентнее любого криминалиста, имеющегося в его распоряжении. Нет ничего странного в том, чтобы привлечь ее к следствию. Если, конечно, сама Линн заинтересована в том, чтобы помогать полиции. Ее сомнения показывали, что для нее вопрос неоднозначен. Но если она согласится, Луиза не сможет задним числом сказать «нет». Линн подчиняется только самой себе.
Она прервала его мысли.
– Кого застрелили – директоров банка?
– Нет, не похоже. Юнгберг только что занимался установлением личности потерпевших. А почему ты спрашиваешь?
Линн долго сидела молча.
– Просто думаю о том, что обычно пишут в газетах. Руководство банков, назначающее друг другу колоссальные премии, огромные выплаты на случай увольнения и дополнительные пенсии, которые потом оплачивают мелкие дольщики или налогоплательщики.
Рикард раздраженно посмотрел на нее. Голос его прозвучал сухо.
– Но ты ведь не можешь поддерживать тех, кто казнит людей?
Линн замерла.
– Я так не сказала. И я их не поддерживаю. Но так мог бы выглядеть мотив.
– Ты хочешь сказать, что в деле могут быть левацкие мотивы? Что кто-то атакует всю финансовую систему? Нападки на капитализм, алчность или что там еще?
– Звучит маловероятно, но такая возможность существует. Но если застрелили обычных сотрудников, то такую связь усмотреть сложно.
Рикард захрустел пальцами, пытаясь сдержать раздражение. Понимает ли она вообще, что произошло? На пороге банка застрелены люди, вина которых состояла лишь в том, что они там работали. Или он неверно истолковал ее слова? Он не мог вспомнить, чтобы она раньше высказывала симпатию к насильственным действиям в отношении людей. Он глубоко вздохнул и решил не продолжать разговор на эту тему.
Линн смотрела на воду. Ее огорчила обидчивость Рикарда. Такого за ним прежде не замечалось. Она списала все на усталость.
– А у тебя нет на примете других людей, кто мог бы тебе в этом помочь? Я сейчас очень занята диссертацией.
Он заерзал, опустил глаза. Этот же вопрос могут задать ревизоры полиции. С другой стороны, расходы на ее гонорар покажутся незначительными, если работа даст результат. А по поводу результата он не сомневался.
– Э… есть, конечно.
Он заколебался. Ему не хотелось подлизываться, раз она так явно не заинтересована. Но как ее убедить? Оставалось сказать все как есть.
– Дело в том, что я хочу работать именно с тобой, ни с кем другим. И Эрик тоже. Мы к тебе привыкли. И к тому же тебе в твоем деле нет равных. – Он поднялся и продолжил, прежде чем она успела ответить: – Пойдем на воздух?