– Она…она… Её больше нет…

Трясущимися руками Малой подал полковнику обгоревший ошейник. Старшой изменился в лице.

– Этого ещё не хватало! Что теперь делать с её щенками? Ладно, подбери, парень, сопли, как-нибудь выкрутимся.

Полковник обнял Малого и повёл по узкому проходу вперёд. Геныч издал негромкий свист, услышав который, собаки сорвались с места и бросились в темноту. Фенимор побрёл за военными, осматриваясь по пути и запоминая дорогу.

Следуя навыкам выживания, он отметил, что своды тоннеля накрывают шаткие и ненадёжные плиты, устойчивость которых обеспечивают слабые деревянные подпорки. По кирпичной лестнице отряд спустился в подвал и остановился у обитой железом двери, где собаки поджидали своих хозяев. Полковник ударил по железу ногой.

– Эй, хозяйка, открывай ворота!

Его зычный голос эхом отразился от бетонных стен. За дверью послышалась возня, скрежет проворачивающегося в замке ключа, и в образовавшуюся щель просунулось дуло двустволки, за которым виднелось расплывшееся женское лицо.

– Михална, не томи, запускай, – нетерпеливо бросил полковник.

Женщина пропустила мужчин в дом и заперла дверь на ключ. Смесь мочи, гари и протухшего мяса заставили Одиночку брезгливо сморщиться и поднести руку к лицу.

– Ничего, привыкнешь, наше семейство особой чистоплотностью не отличается. Да, Михална? – опускаясь на стоявший у стены диван, усмехнулся Геныч и подмигнул хозяйке, которая не выпускала из рук ружьё.

– Да какой может быть с кабанами порядок, – хрипло ответила женщина и с интересом посмотрела на Одиночку.

Фенимор в свою очередь оглядел Михалну. Перед ним стояла неопрятная, ухмыляющаяся во весь рот толстуха средних лет с немытыми, расчёсанными на пробор волосами. Потрепанное и запачканное сажей платье обтягивало упитанную фигуру.

– Ну и туша. Килограммов на сто пятьдесят. Где же она так отъелась?

Толстых людей Одиночка видел давно, кажется, ещё до катастрофы. Его размышления прервал чей-то вопль. Это Малой опустился на пол у собачьей миски и, подражая собакам, завыл нечеловеческим голосом.

– Кончай убиваться, ещё вырастишь себе новую подружку, – усмехнулся Геныч и показал на кучу тряпья, в которой пищали новорожденные щенята.

– Будь мужчиной, не позорься перед гостем, – вставил веское слово полковник. – А ты, чужак, проходи и располагайся, где тебе будет удобно, – повернулся к Одиночке радушный хозяин.

Фенимор оставил без внимания предложение главаря и продолжал настороженно рассматривать погруженную в сумрак комнату. У входа ярко пылала самодельная печь с пыхтящим чугунком на плите. Чугунок источал умопомрачительный запах мясной подливки. За печью виднелась подвешенная к стене доска, на которой поблёскивали жиром дурно отмытые кастрюли. Неверный свет прогоревших углей алыми каплями отражался на дужках стальных замков, закрывавших мощные двери кладовых. Путешественник бросил голодный взгляд на сучковатый стол, окружённый приставленными к нему деревянными лавками.

– Ну, что стоишь, как истукан? Может, всё же присядешь? – дружелюбно предложил хозяин.

Показав гостю пример, он повесил обрез на гвоздь и, кряхтя, уселся на заскрипевшую под его тяжестью лавку.

– Спасибо, полковник! Продай мне немного еды, и я пойду, – поблагодарил хозяина Фенимор.

– Да что ты мелешь. На улицу сейчас носа не высунуть. Пережди всплеск у нас, отдохни. Хозяйка сейчас соорудит обед. А ну, Михална, поторопись с едой. Прохожий проголодался.

Толстуха зашумела посудой. Фенимору ничего не оставалось, как согласиться на заманчивое предложение.

В центре стола, вокруг которого расселись мужчины, появилась пахнущая мясом кастрюля. От запаха наваристого бульона у Фенимора свело живот. К аппетитной похлёбке каждому из сидящих за столом едоков Михална подала кружку пенящегося напитка.

– Это брага и наше фирменное мясное ассорти. Клянусь, что такого деликатеса ты ещё в жизни не пробовал. Пальчики оближешь, – обсасывая вынутую из миски кость, произнёс Полковник.

– А из чего вы его готовите?

– А ты попробуй и отгадай, но давай сначала за знакомство выпьем.

Полковник поднял кружку.

– Пьём за нашего гостя, – громогласно, объявил он.

Кружки глухо сошлись в середине стола, и Фенимор попробовал брагу на вкус. Она показалась ему острой и приятно щекотала язык.

– Ну как впечатление? – спросил Полковник и залпом опустошил свою кружку до дна.

– Да она у вас с градусами! – почувствовав опьянение, произнёс Фенимор!

– Да ещё с какими! – подтвердил Геныч и попросил ещё.

– Мне, кажется, хватит, – ощущая чудовищную сонливость, заплетающимся языком произнёс Одиночка.

Он хотел встать, но тело не слушалось, и спустя минуту, Фенимор погрузился в глубокий сон.

Глава четвёртая

В плену у каннибалов

Серая пелена рассеялась, и страх охватил сознание. Фенимор попытался осмотреться, но тянущая боль в плечах и онемевшие кисти рук отодвинули любопытство на задний план. Сила тяжести выворачивала кости из суставов и тянула вниз ставшее обузой тело.

Сковывающая предплечья веревка впилась в мышцы и причиняла невыносимые страдания, а лопнувшая на запястьях кожа подтекала сукровицей. Одиночка пошевелился и понял, что находится в подвешенном состоянии. Из одежды на Фениморе оставалось старое заштопаное трико. Ни комбинезона, ни рюкзака, а уж тем более автомата рядом не оказалось.

– Главное – не паниковать, – внушил он себе и принялся крутить головой, насколько это было возможно.

Оглядевшись, Фенимор увидел забрызганные зловонной жижей кирпичные стены. Слабый свет из зарешеченного окна падал на источающие вонь разлагающиеся человеческие останки.

– Похоже, что я оказался на бойне. Теперь понятно, из чего состояло то ассорти, которое мне предлагали пробовать, – мелькнула первая пришедшая на ум мысль.

К горлу подступил тошнотворный ком. Фенимор подавил приступы рвоты и попытался ослабить верёвки, но оковы только сильнее впились в запястья.

– Чёрт бы побрал этих собаководов, – застонал Одиночка и тут же смолк.

За стеной послышалась глухая возня. Щёлкнул механизм открывающегося замка, и в проёме появилась массивная фигура Михалны. Женщина взяла с полки острый топор.

– Ну что, милок, никак очухался? – повязывая фартук, деловито поинтересовалась людоедка. – Костлявый парень моим ребятам попался, но ничего: мясо и жилы пойдут на похлебку, а собаки от костей никогда не отказывались.

– Постойте, что вы собираетесь делать?

– Сейчас разделаю тебя на куски, да засолю. А ты, парень, не беспокойся, я быстро закончу.

Фенимор попытался освободиться, но его действия вызвали жуткую боль в запястьях. Женщина замахнулась и нанесла неловкий удар. Фенимор извернулся и подтянул ноги вверх. Острое лезвие просвистело мимо и едва не задело ступни.

– Увертливый, значит, попался! – разозлилась толстуха и прицелилась, намереваясь повторить атаку. – Стой, не вертись, хочу выпустить из тебя кишки. Из них получатся отличные сардельки!

Старуха бормотала что-то ещё, и Фенимор понял, что хозяйка совершенно пьяна. Молниеносным толчком обеих ног он опередил летевшее в его сторону орудие убийства. Толстуха покачнулась и выронила из рук топор. Пока она приходила в себя, невесть откуда взявшиеся силы наполнили Фенимора энергией, и он обхватил ногами короткую, жирную шею.

– Ах, ты, сукин сын, – пытаясь вырваться из захвата, хрипела Михална.

Позабыв про боль, Фенимор до хруста сдавил шейные позвонки людоедки и не отпускал до тех пор, пока грузное тело не обмякло и не упало на пол. Только теперь Фенимор понял, что подписал себе смертный приговор. Секунда промедления, и полковник со своими помощниками ворвутся в помещение, а науськиваемые хозяином голодные псы разорвут на части подвешенное на крюке беспомощное тело. Но в подвале стояла удивительная тишина, нарушаемая лишь писком новорожденных щенят.

– Ладно, видно, судьба подарила мне шанс.

Фенимор опёрся на труп людоедки, вытянулся во весь рост, ослабил натяжение сдавливающих кисти верёвок и выбрался из ловушки. Непослушными пальцами Одиночка поднял валявшийся на полу топор и выглянул в дверной проем. Служившая кухней комната оказалась пустой.