– Слушай, Леонид! По-моему, я оглох! – сказал неестественно громко озадаченный Дорэмис, на что его товарищ стал громко хохотать.
– Дружище! Пройдёт! Это с непривычки, – крикнул тот громко и похлопал Дорэмиса по плечу. Потом, посмотрев на перепуганного музыканта, стал смеяться ещё громче. – Я вижу, ты не в восторге! Я подозревал, что тебе не понравится! Бузуки, дружище, или нравится, или не нравится. Точно одно – оно не оставит никого равнодушным! – громко парировал Леонид, обращаясь к своему оглохшему другу.
Молодой пианист стоял в метро и вспоминал этот первый и единственный поход в бузуки. Тогда ему показалось, что он отработал смену на заводе, дыша угарным газом. На следующий день после своего похода в бузуки он проснулся уже за полдень, а потом думал о том, как всё это Леонид выдерживает? Он бы на его месте, наверное, не смог.
Он зашёл в вагон прибывшего поезда, таща за собой поглотившие его мысли. «Хорошо, – рассуждал он, – если я всё-таки соглашусь на предложение Леонида, то моё место будет там, в ночном бузуки с оглушительной музыкой, с веселящимися покрасневшими мордами, играющего примитив всю ночь! Гастроли… Хм! Выступление по бузуки в разных провинциальных городах? Отличные гастроли! – при этих мыслях рот музыканта искривился в ироничную улыбку. – А мне эта их солистка Анна совсем не понравилась ни как певица, ни как женщина. Чего её крутят по радио то и дело? Не понимаю».
Анну молодой музыкант увидел в первый раз тогда, в бузуки. Она была очень яркая. Блондинка с красными губами, которые как-то пошло открывались, крутила бёдрами в такт музыке, посматривая сквозь густо накрашенные ресницы на публику. Было понятно, что певица посетителям явно нравилась. Мужчины смотрели на неё с похотью, а женщины – с восторгом и завистью. Анна была хорошо сложена. Её платье в обтяжку так сверкало, что притягивало взгляды, несмотря на свою вульгарность. Дорэмис, мягко говоря, не любил таких дам. И вот теперь он едет, и вспоминает её, и, по всей видимости, будет с ней работать!
Зная Леонида, Дорэмис чувствовал, что тот способен его уговорить. Да он кого хочешь уговорит! А его-то в его безденежном положении – и подавно! По правде сказать, молодой музыкант где-то в глубине души был даже рад предложению. Его воспоминания о прошлогоднем посещении бузуки, пусть и не очень приятные, успели немного выцвесть и потеряли всю яркость ощущений. К тому же ему, как творческому человеку, хотелось перемен. Пусть даже таких!
Леонид встретил своего товарища с распростёртыми объятиями и, конечно, уговорил его попробовать себя в ночной жизни. Когда закончилась их беседа, приятели решили прогуляться по ночному осеннему городу. Они вышли на центральную улицу самого знаменитого исторического района Афин, который был им знаком с детства. Здесь они выросли, сюда приходили на первые свидания и встречались с друзьями. На чёрном осеннем небе уже появилась луна, казавшаяся бледной на фоне освещённого жёлтым светом Акрополя с его величавыми колоннами древних храмов, стоявших на возвышенности. Казалось, античность молчаливо сопровождала двух музыкантов и слушала их беседу. Они шли по вымытой дождём улице, и мокрые огни редких автомобилей бросали скользящие блики на их возбуждённые лица.
– Дружище! Вот увидишь, всё будет супер! В общем, так: насчёт денег я договорюсь, но сперва ты должен будешь что-нибудь сыграть. Ну… чтобы поняли, на что ты способен. Короче, завтра вечером приходи на репетицию.
– А что им сыграть? – спросил растерянно Дорэмис.
– Ну, что-нибудь современное! Не Листа же! Ха-ха!
– Я не знаю ничего современного. Верней, я не пробовал играть всю эту… ну… хиты сегодняшнего дня.
– М-м-м, да… Давай ты сыграешь какую-нибудь её песню! Ей понравится! – жестикулируя, предложил Леонид. Он щёлкнул пальцами, и его коренастое тело как будто даже выпрямилось и стало выше.
– Да, да! Вот эту вот последнюю её песню! Как её там? В общем, найдёшь в ютьюбе!
– Что?! Это ту песню, которую крутят по радио? Ну не-е-ет! Да там же играть нечего! Три ноты…
– Ну! Так тем более! Три ноты – и учить ничего не надо. Тебе же лучше! – Леонид, смеясь, потрепал плечо своего ошарашенного друга.
– Понятно. Это всё, что от меня требуется?
– Собственно… да… Песня простая, но сыграй её с душой… – Леонид наигранно поднял голову к небу, вытягивая подбородок, и поднял руку, как дирижёр, ладонью вверх.
Дорэмис рассмеялся.
– Ладно, ладно! С душой – так с душой.
На следующий день молодой пианист прибыл на репетицию по назначенному адресу. Он стоял перед непонятным бетонным зданием без окон, обклеенным афишами и покрашенным в чёрный цвет. Вокруг входа, как гирлянды, были вмонтированы лампочки. «Видимо, вечером это всё выглядит намного привлекательней», – сделал заключение Дорэмис и вошёл в бузуки. Зал был заставлен столиками с поднятыми стульями. На полу по всему помещению лежало затоптанное бордовое ковровое покрытие. Уборщица пылесосила, пытаясь вычистить старое тяжёлое сукно. Стены тоже были обиты бордовой тканью, которая пропахла никотином и пылью. По центру в глубине он увидел сцену, на которой сидели музыканты, и Леонид что-то им объяснял, как всегда активно жестикулируя. За одним из столиков перед самой сценой располагались, как он понял, остальные участники музыкальной программы. Все были одеты в удобные вещи, начиная с джинсов и растянутых свитеров и заканчивая трениками и объёмными толстовками. Дорэмис почему-то думал, что увидит более чопорное отношение к внешнему виду, а тут – обычные атрибуты повседневности. В этом странном для Дорэмиса помещении чувствовалась рабочая обстановка. Музыкант подошёл к столику и со всеми поздоровался. Ему приветливо ответили и сразу же усадили за столик. Никто ни о чём его не спрашивал, но несколько любопытных беглых взглядов он всё-таки поймал. Дорэмис заказал кофе и стал украдкой рассматривать незнакомую компанию, сидящую за столом. Там были две привлекательные девушки, по всей видимости певицы, и двое мужчин – солистов программы. Никто не разговаривал, все слушали Леонида. У присутствующих он заметил одну особенность – все они были с тёмными кругами под глазами и уставшими лицами. «Конечно, не спать каждую ночь! Какой уж тут свежак!» – думал молодой музыкант, и ему стало грустно от сознания того, что эта работа оставляет вот такой непривлекательный след. Вдруг Леонид повернулся лицом к столику и увидел его.
– Привет, Дорэми! Поднимайся на сцену! – с улыбкой, но как-то суховато сказал Леонид.
Внезапно послышались быстрые, приглушённые ковровым покрытием шаги. Все обернулись, и готовый выйти на сцену музыкант тоже. Он увидел моложавую женщину со свежим лицом, так выделявшимся на фоне остальных лиц здесь присутствующих. Её светлые волосы были собраны в небрежный хвост, треники обтягивали стройные ноги, а бесформенный тёмный свитер окутывал её тонкий торс. Она выглядела непринуждённо и стильно.
– Всем привет! Угощайтесь! Я тут пирожки принесла! – обаятельно улыбаясь, сказала она и посмотрела с любопытством на Дорэмиса.
– Здравствуйте, я Анна! А вы… – она перевела взгляд на Леонида.
– Это наш новый пианист, Анна. Дорэмис! Я тебе о нём рассказывал, – отозвался тот, спускаясь со сцены и направляясь к тёплой выпечке.
– Дорэмис… – с этими словами молодой музыкант протянул руку Анне, и что-то хрупкое и нежное сжало его кисть.
– Очень приятно, – прозвучал мягкий голос.
Дорэмис смутился. Он не ожидал, что Анна, та раскрашенная и блестящая, как конфета в золотой обёртке, может быть такой… приятной и красивой. В ней не было ни той вульгарности, ни той излишней яркости, как в первый раз, когда он её увидел на сцене. Анна была старше Дорэмиса на семь лет, но выглядела она моложаво, и если бы молодой музыкант узнал её возраст, то с трудом поверил бы, что ей тридцать пять. Анна же своим опытным взглядом сразу поняла, что перед ней очень молодой и стеснительный мужчина. Она не могла не заметить его смущения и скованности от того, что он находился явно не в своём кругу, и это её тронуло.