И это – во-первых. А, во-вторых, Сергей Сергеевич упорно не желал отпускать семейство Солнцевых домой на выходные. Что тут делать в выходные?! Кровать пролеживать и харчи больничные проедать?! Обследований в выходные все равно не будет, все разбегутся по домам. Да и сам Сергей Сергеевич субботу и воскресенье предпочтет провести вне больницы. Зав будет только в понедельник, а без него, как понимала Оля, Сергей Сергеевич серьезных решений не принимает. Иначе как понять его молчание? Он-то, может, и врач с большим опытом, но зав, судя по всему, мужик куда матерее. И будет он не ранее, чем в понедельник. Что тут делать?!
Набравшись решимости, Оля в очередной раз пошла на штурм ординаторской, чтобы этим пятничным вечером наконец добиться долгожданной свободы.
– Сергей Сергеевич, можно? – Оля осторожно заглянула в просторный кабинет с двумя столами, стоявшими возле окна и одним столиком поодаль.
– Да, Оля, заходите, – устало ответил молодой врач, копаясь в каких-то бумажках.
– Сергей Сергеевич, – Оля решила сразу взять «быка за рога», – как там насчет выходных?
– Выходных? – Сергей Сергеевич на мгновение оторвался от бумаг, мельком взглянув на Ольгу, но тут же зарылся в какой-то писание.
– Да, выходных! – настаивала на решении не единожды озвученного вопроса Ольга.
– Насчет выходных… – протяжно произнес молодой врач, – насчет выходных, Ольга Борисовна, могу сказать лишь то, что они обязательно будут! И не далее, как с завтрашнего дня, – не отрываясь от бумаг, справедливо отметил Сергей Сергеевич.
– Сергей Сергеевич, так, может, мы домой, а? – Ольга сделала максимально просящее выражение лица.
– Может и домой, – рассеянно отвечал молодой врач, – а может и не домой.
– Ну, Сергей Сергеевич, ну пожалуйста! – просила Ольга, не сдавая своих позиций.
– Оля, – оторвавшись наконец от бумаг, Сергей Сергеевич строго посмотрел на Ольгу, – а если вы за эти выходные тю-тю, сбежите куда-то?
– Куда?! – голосом, полным непонимания, спросила Ольга. – Куда нам бежать, если у нас даже кровати проплачены на две недели вперед?!
– Я Вас умоляю! – снисходительно сказал Сергей Сергеевич. – Оля! Кого проплаченные кровати останавливали от побега?!
– Ну, как… ну… – замялась Оля.
– Да так! Сбегают, исчезают на полгода-год, а потом приходят со слезами на глазах. «Помогите, спасите!». А там уже такое… – Сергей Сергеевич предусмотрительно оборвал описание. – Оля, я могу отпустить вас с Дашей, но при условии, что в понедельник, не позже восьми утра вы, как штык, будете в отделении.
– Зуб даю! – улыбнувшись «американской улыбкой» и показав так сказать товар лицом, тут же ответила Ольга.
– И куда мне потом ваш зуб прикажете? – наклонив вбок голову, с ехидной интонацией спросил молодой врач. – Зубами онкологию мы пока лечить не научились. Пишите расписку.
– Какую? – Оля немедля плюхнулась на свободный стул.
– Пишите: главному врачу областной…
Сергей Сергеевич стал диктовать текст расписки, согласно которой Ольга несет полную ответственность за здоровье и жизнь ребенка, добровольно забирая того из стен больницы.
Оля быстро накатала расписку, вручила ее Сергею Сергеевичу и полным надежды голосом спросила:
– Можем идти домой?
– Можете, – устало выдохнул молодой врач, – вы можете. А я, вот, пока нет, – Сергей Сергеевич недовольно кивнул в сторону кучи бумаг, валявшихся у него на столе, – работа, знаете ли…
– Так я пойду?
– Идите, Оля. Только помните: не позже восьми утра в понедельник!
– Угу! – скоро угукнула Оля и, выскочив из кабинета, весело помчалась в палату за Дашкой, напевая: «Домо-ооо-о-о-ой!» – строку из песни одной очень «секретной» группы.
Тем временем Даша, оставшаяся в палате, не теряла времени. Будучи абсолютно уверенной в пробивных способностях мамы, Даша успела сложить свой рюкзачок, переодеться и заплести волосы кукле.
Откровенно говоря, Даша редко когда попусту проводила (то есть теряла) время. В её-то возрасте каждая секунда на счету! Пока Ольга была поглощена виртуальной медициной, Даша успела: раззнакомится с парочкой вполне «прикольных» девочек, разругаться с ними же на следующий день, через день, помирившись с теми, с кем намедни разругалась, осуществить масштабную вылазку по больнице в поисках интересностей. Юным покорителям неизведанного открылась святая святых: больничная кухня. А знакомство с Ольгой Алексеевной, бессменным стражем святыни и заведующей пищеблоком, тут же обернулось разными вкусностями из числа малоучтенных (тех, что забыли списать) продуктов, в числе которых был абрикосовый джем и с десяток «сосачек».
Еще была разведана детская площадка. Нет, не та старая и поломанная, которая «красовалась» в больничном дворе, утопая в пластиковых пакетах и пустых бутылках. Оказалось, что прямо за родильным корпусом (там, где производят малышей) была небольшая, но очень классная детская площадка, на которой работали абсолютно все качели и была чистая песочница. Без пакетов, без бутылок и окурков, просто с песком. Чудеса!
Даша не упускала возможности полюбезничать с Сергеем Сергеевичем при случае. Да и Сергей Сергеевич всем своим видом давал понять, что беседы с Дарьей Юрьевной доставляют ему неподдельное удовольствие. Сергей Сергеевич всегда улыбался при встрече с Дашей, был максимально внимателен и корректен в разговоре и всегда пытался блеснуть остроумием. Даше очень нравилось общаться с молодым доктором, принимавшим ее, маленькую девочку с рыжими косичками, как вполне взрослую состоявшуюся особу, заслуживающую особого внимания. Да и чего там греха таить, сам Сергей Сергеевич Даше тоже нравился.
А вот зава, этого Глеба Мироновича, Даша заочно боялась. Девчонки рассказывали про большущего, лысого, с окладистой бородой мужика, с огромными ручищами и очень грубым голосом. В своем воображении Даша рисовала себе зава таким громилой-монстром в белом халате, который поедает на ужин непослушных детей. И этот нарисованный образ совсем не внушал доверия девятилетней, вполне послушной (да, да!) девочке с рыжими косичками.
А еще Даше очень нравилась бабушка Дуся. Эта сказочная медсестра преклонного возраста, стоило ей только появиться на глаза, тут же собирала вокруг себя ораву детей. Бабушка Дуся так здорово могла рассказывать сказки! Теплым, бабушкиным голосом, вставляя всяческие старенькие словечки, о которых нынешние дети успели позабыть, еще не узнав, Евдокия Гавриловна рисовала самые неожиданные повороты сюжетов самых обычных сказок. Колобок у нее вполне мог оказаться внучатым племянником людоеда, Змей Горыныч – жертвой бесчеловечных экспериментов доктора Франкенштейна, а Кощей Бессмертный на самом деле – Илья Муромец, переболевший ангиной. Бабушка Дуся всегда находила совершенно непредсказуемую мораль сказок в совершенно неожиданном месте. «А потому, деточки, водицы холодной пить не следует, чтобы ангиной той не заболеть, как Илюша наш, добрый молодец…» – говорила она.
Но, пожалуй, не это главное, что так влекло детей и взрослых к этой удивительной, с виду совсем непримечательной пожилой женщине. Удивительная доброта, теплота, душевность и покой, которыми просто искрилась Евдокия Гавриловна, просто магнитом приманивали к ней людей. Было в ней что-то, что мы: и взрослые, и дети, когда-то имели и бережно хранили в себе. По крупинке, по капле собирая это по жизни, мы бережно хранили это где-то глубоко в шкафчике души на дальней полке. А потом забыли. Бессмысленная суета, бесполезные споры, беспочвенный гнев и бесчеловечное равнодушие. Бежим куда-то, кипим, все разбрасываем… Кто растерял, кто уже запамятовал, где оно и как выглядит. У кого как. А вот Евдокия Гавриловна как раз и возвращала всем то, что когда-то было дорого. С лихвой, с привесом, с походом возвращала, совершенно не требуя за то какой-то награды или иной выгоды.
Эта больница Даше очень нравилась. Очень! Но дома все равно лучше. И потому Даша с самого пятничного утра стала донимать Олю аккуратным, но доставучим нытьем. Даша великолепно умела играть на маминых нервах! Казалось, что она с рождения знала, как достать маму. До вечера пятницы Оля успела сотню раз крепко пожалеть о том, что намекнула Даше о возможности отъезда на выходные. Но, слава Богу, все случилось так, как планировалось и они отправлялись к родным пенатам.