– Куда пойдёшь-то?

– В обитель некоего тана Лойко.

– Лойко? – пиратка даже повернулась. – Чего это тебе у него понадобилось?

– Одна редкая вещица. А что?

– Не знаешь, к кому идёшь, что ли?

– Не особо, – призналась Ари.

– Да не шибко приятный тип этот тан, – сказала старушка с лёгкой брезгливостью в голосе. – Нелюдимый, мрачный, самодур – страшное дело. Поговаривают, у него с головой не всё ладно. Причём не просто как, знаешь, бывает – в детстве головой вниз уронили, вот и вышел дурачок. По-плохому неладно, по-плохому. Сидит в родовом имении и носа наружу не кажет. Где-то недалеко от Излучины ведь? Ну вот, значит точно. Держит, говорят, несколько чародеев при себе и лабораторию. Точно какой-то пакостью занимается там. Так что смотри, на зуб ему не попадай…

– Если всё пройдёт хорошо, я с ним даже не встречусь.

Пиратка глянула на девушку с хитрым прищуром.

– Понятно, хе-хе. Визит будет тайный. А что за вещица-то такая нужная?

– Жёлтый виртулит.

– Руса-алкины сиськи! – изумилась Хелия. – А на кой буй он тебе?

Ари помолчала, глядя в окно. Там, снаружи, косой дождь дробно стучал по крыше – знатно зарядил, наверняка все дороги размоет.

– Долго рассказывать. Это связано с Бесформенным.

Теперь и Хелия не спешила ничего говорить – она одна поверила маленькой Ари, когда та рассказывала о страшном чёрном чудище, убившем маму. Остальные – Литесса, Лей, Рэн, даже Мацхи – решили, что ребёнок просто выдумал убийцу, чтобы хоть как-то объяснить себе смерть матери. Ведь больше всего было похоже, что Лина умерла от внезапного сердечного приступа…

Жаль, что поверить – самое большее, чем Хелия могла тогда помочь.

– Я ненадолго, только туда и обратно, – сказала пуэри. – Вернусь и всё расскажу. Вряд ли это займёт больше десяти дней.

– Ну, мне торопиться некуда, – вздохнула старушка. – Дождусь уж.

Они посидели какое-то время, глядя на ливень. Говорить не было настроения, да и все темы как будто разом кончились. Ари не хотелось уходить, и не только из-за дождя. Умом она понимала, что не обязательно оставаться с Хелией, пока та не умрёт. Возможно, пиратка и сама этого не хочет. Но ещё Ари понимала, что если не останется, это будет их последнее расставание. Не последняя встреча, а именно последнее расставание. Совместная история кончится, и дальше будет только история ставшей ещё более одинокой пуэри.

Но сидя на месте трудно узнать что-то о Бесформенном и искажениях.

Поэтому Ари встала и начала неспешно собираться в дорогу. Дождь как раз поутих – следовало воспользоваться моментом. Хелия тоже кряхтя поднялась, пожаловалась на боль в суставах и руке – той, которую уже двадцать с лишним лет назад отрезали. Сказала, теперь всегда так во время дождя. Ари спросила: может, к знахарю зайти, попросить чего-то от боли? Пиратка махнула рукой. Зачем, говорит, на меня лекарства переводить?

Коротко, но очень тепло обняв тётушку, пуэри накинула плащ и вышла под холодные капли. Через пару десятков шагов оглянулась – в дверях стояла скрюченная фигурка, опирающаяся на клюку. Ари через силу отвернулась.

Дурная это примета – слишком долго прощаться.

Хелия смотрела вслед удаляющемуся размытому пятну – взрослой пуэри, которую пиратка хоть убей не могла воспринимать иначе, как маленькую девочку. Душа старухи без преувеличения рвалась надвое: одна часть хотела окликнуть, вернуть, рассказать всё, что скрывала почти шестьдесят лет… но другая требовала держать данное слово и молчать в тряпочку.

– Бедная ты моя девочка, – пробормотала пиратка. – Бедная девочка… Что с тобой будет, когда ты всё узнаешь?

Дождь размывал всё вокруг, превращал предметы в цветные кляксы; Хелия вглядывалась в него, напрягала ослабевшие глаза до тех пор, пока не поняла: ушла девчонка. И тут же вернулась, волоча за собой тоску, старческая ненужность. Приевшийся пейзаж омертвел и ещё больше поблёк. Прохлада дождя превратилась в промозглую стынь, от которой привычно заломило кости.

Старая пиратка вздохнула, затворила дверь и вернулась в постель.

– Хорошо, что не мне тебе всё это открывать, – сказала она, старательно вспоминая лицо Ари. – Уж раз пообещала молчать, то слова не нарушу. Не хотела Лина, чтоб ты знала об отце всю правду – на то ей, наверно, виднее было. Прости меня, Яринка. Больно молчать, а поведать не смею. Не моя это тайна. Может, Рэн ещё объявится, он ведь собирался тебе рассказать…

Глава 7

На болото опустилась ночь. Как и подобает почти уже летней ночи, она была черна, как смоль, и Нир, наполовину скрытый облаками, особо ситуацию не менял. Скорее усугублял: тени, которые он рождал, скрадывали ландшафт, а временами и вовсе притворялись силуэтами невиданных уродин, от которых у любого нормального человека сердце бы ушло в пятки. Над водой тонкой плёнкой стелился студенистый туман. Из него торчали кочки, так похожие на мохнатые головы болотных духов. Из темноты то и дело доносились шорохи и всплески – слишком резкие, чтобы можно было списать на что-то неживое. И пахло тут, кстати, тоже не очень.

В общем, в мире нашёлся только один душевно нездоровый оригинал, который вместо того, чтобы как все лежать в обнимку с подушкой, решил прогуляться именно здесь и именно сейчас. Больше того, он оказался достаточно нездоровым, чтобы считать свои ночные блуждания прогулкой, и достаточно оригинальным, чтобы при этом насвистывать ярмарочную танцевальную мелодию. И о своей безнаказанности он тоже был прекрасно осведомлён. Чего ему бояться, нападения, что ли? Вот уж вряд ли. Любая болотная гадость чуяла, что за тип так нагло шлёпает по самому видному месту, и нападать на него дураков не находилось. Среди темноты он был тем, кого в ней следовало бояться.

Хотя если отбросить всю эту лирику, Гвин здесь был всё-таки по делу.

Он шёл по следу Странной Хреновины, которую иначе и окрестить не мог, ибо раньше никогда не сталкивался с таким «запахом». Хреновина оставляла за собой энергетический след настолько чёткий, что по нему прошёл бы не только любой чародей, но и слепой на внутренний глаз придворный пройдоха-астролог. Прав оказался Эррол – исключительная попалась тварюга, такую Гвин бы с удовольствием сожрал, даже будучи сытым, просто наслаждения ради.

Вот только кантернец шёл по следу уже три дня, а догнать загадочную Хреновину всё никак не удавалось. Она будто бы шла без остановок и почти по прямой, хотя обычно выродки стремились угнездиться где-то недалеко от места появления. То ли чуяла погоню, то ли сама за кем-то гналась, но факт есть факт – след свежее не становился. Да и пёс его вообще знает, как долго он не рассеивается? Может, Хреновина тут уже седмицу назад прошла.

И всё же идти приходилось аккуратно, пробуя почву перед собой длинной жердью, ведь Гвин хоть и не боялся никого и ничего, а плюхнуться в трясину для него было похуже смерти – по ощущениям это примерно как быть придавленным лавиной. Вот и брёл он, рутинно насвистывая, сквозь ночь, сырость и вонь, орудовал палкой да думал о своём.

«Вот же жуть дремучая, – это он о пейзаже. – Даже жаль, что не страшно. Колоритненько здесь. Прямо как в плохих сказках, которыми народ сам себя пугает. Того и гляди вомпер выпрыгнет из-под куста! А задницу эту, – это он уже о Хреновине, – похоже, вомперами не напугать. Ну и хорошо. Главное, чтоб она мне при встрече голову не откусила… прежде, чем я ей откушу, ха-ха! Если есть она, голова эта…»

Размышляя таким образом, Гвин даже не заметил, что под ногами перестало хлюпать. Очнулся только когда взошёл на невысокую гряду, поросшую миртом, и тут же остановился.

Болото осталось позади. Впереди, выглядывая из-за небольшой рощицы, виднелась чёрная громада какого-то строения, по всей видимости замка. След Хреновины уходил прямёхонько к нему.

Несколько обескураженный таким поворотом, Гвин продолжил путь. Спустя неполных полчаса он уже стоял под стенами в полном недоумении. В башнях несли вахту стражники. Во внутренних строениях, судя по отсветам, не спал кто-то ещё. Всё было тихо, как в обычном селении, и при этом след инородной твари вёл Гвина внутрь, в самое сердце обители.