– Миражи! – одним словом резюмировал шеф.

– Да. Ты как думаешь, это от лукавого, или…

– Тебя тяготит?..

– Нет, но я помню все фотолица с витрины «Их разыскивает милиция» и боюсь в любой момент обнаружить среди вас одно из них.

Пал Палыч хохотнул и громко захлопнул скоросшиватель.

– Вы шизик, мальчик. Вас следует лечить. Но сейчас главное – не ваш комплекс. Главное – ящики. Вечером мы вылетаем в Вороньи тундры! На вертопрахе! Фьють!.. – и он принялся раздеваться.

– А может, грузовичок, Паша? – снова загрустил Кеха. Три центнера экспедиционного груза изрядно омрачали нескучный вояж.

– Нечем рассчитываться, – шеф побарабанил пальцами по пустой фляжке и поднялся на ноги.

Раздевшись, парни схватили самый тяжёлый вьючник и, одной рукой отмахивая оживившийся комариный сабантуй, побежали к стоящему у озерка вертолёту.

– Крест, говоришь, да?.. Не от большого ума этот крест – от ленивого. Горе от ума… сизифы российское… Зачем всё на пуп брать?.. Думать надо! Где местный эскалатор? Где электрокар? Почему ящики туда, а не машину – суда? Где полуторки, как средство передвижения? А в вузовской обязаловке – физхимия и химфизика, сопромат и детали машин… Техмех, наконец. Ты это проходил?.. А прошёл – действуй! Верни Родине долг, …дай, руку перехвачу… дай Родине эскалатор «Иркутск-тундра», микрополуторку – но дай! А крест… крест – в музей!

– Перекур, – оборвал Пал Палыч страстную филиппику младшего лаборанта. – Ум, сопромат – это хорошо. А таскать – надо. Этот крест нам от предков достался. Можно уточнить – от обезьян. Правда, до нас дошёл в облегчённом варианте. Бери!

– Вот это, – Кеха лягнул вьючник, – в облегчённом? А ты оптимист…

От вертолёта отошёл человек и что-то прокричал. Пал Палыч встрепенулся и живо ухватился за ремень вьючника.

– Бери же!..

Семёнов привстал. В сторону вертолёта он сделал недоумевающий жест, одновременно движением руки останавливая прыть шефа. Человек у вертолёта замахал руками, давая отбой. Семёнов побежал ему навстречу и вскоре, не спеша, вернулся.

– Машину подадут к складу. Это обычный, – он подчеркнул, – обычный! приём погрузки. Вот те и крест!.. В порядке наказания за бессмысленный оптимизм надо бы вернуть вьючник на место на… твоём хребте. Но я добрый, я помогу… – И он уселся на вьючник, рядом с шефом, спиной к спине.

Молчали.

Кеха кожей чувствовал, что шеф обиделся. И пусть! Виноват. Постеснялся спросить о порядке погрузки. И всё же Семёнову было неловко за свою бестактность.

– Да! – вдруг вспомнил он, – так вот, суть-то в том, что мы, русские сизифы, изобретательно организуем трудности, а затем бодро начинаем их преодолевать… Пример – повышенные обязательства. Так? Встречные планы? Правильно я говорю?..

Но шеф молчал. Замолчал и Семёнов. Он покусывал травинку, щурил глаз и, казалось, потерял к собеседнику всякий интерес. А через минуту, не оборачивая головы, сменив интонацию, снова спросил:

– И всё-таки, Паша, почему мы не пользуемся законными правами? Вертолётчики диктуют нам свои условия: туда не полечу, здесь не сяду, это не возьму… А это – дай… А в заявке написано… «причина невыполнения заявки»… Бац – заявка. Бац – невыполнение. Бац – денежный начёт… Законно? Законно.

– А как же на рыбалку, Семёнов? – в тон ему спросил Пал Палыч.

– На какую рыбалку? – искренне удивился Кеха.

– На тайменью, хайрюзовую, форелью… На оленя, сохатого – как? – Семёнов развернулся всем туловищем и разом встал.

– Пал Палыч! – изумлённо выговорил Кеха и, словно читая мысли шефа, вперился ему в глаза. – Говоришь о круговой поруке? Да? Ты – мне, я – тебе, так? Мафия? Круги дантова ада, да?..

– Любишь словами всё обвешивать, – спокойно ответил шеф. И подмигнул. –Только всё гораздо сложнее. Ведомственные неувязки можно рубануть мечом Македонского, а человеческие… – Он вздохнул. – Всё гораздо сложнее.

Они вновь замолчали. От озера потянуло свежестью, и солнце качнулось, отыграло бликами на водной глади, будто нехотя покидало устойчивое зенитное положение. Девичьи фигурки вернулись к зданию аэропорта. Кеха, вновь проводив их взглядом, грустно процитировал:

– А лукавые ундины проплывают будто льдины. Берём? – кивая на вьючник, уже громко спросил он. Но, не дождавшись согласия, и, переменив тон, предложил:

– Паш, а не пойти ли нам утопиться в этом славном озерке? Обмоем сизифов пот.

Пал Палыч хмыкнул и нехотя поднялся.

– Слушай, Кеха, давай вьючник-то унесём? – неуверенно предложил он.

– Хорошая идея, но ты опоздал, Паша, моё предложение прошло первым. Слушай, Паша, давай с тобой идеями дружить?..

– Это как?

– Как дружат семьями. Ходят друг к другу в гости по очереди. Дарят подарки по праздникам, перезваниваются в минуты грусти и тоски… А мы – идеями! Ты ко мне – с идеей, я к тебе – с идейкой. Ты мне – рац, я тебе…

– Ты – мне, я тебе… Пошло. Давай с тобой, Кеха, лучше… ботинками дружить.

Семёнов внезапно снова загрустил.

Отдышавшись от заплыва, парни прыгали у берега на одной ноге под пронзительно любопытными взглядами лопарских ребятишек. Внезапно, словно из пены озёрной, перед ними возник знакомый Семенову человек от вертолёта. Задыхаясь от бега, он прохрипел, порывисто указывая на лётное поле:

– Ящик убрать!.. с лётного поля! Бег-гом! «Аннушка» на посадку идёт! Па-а-шёл! – он резко рванул Семёнова за руку, вытаскивая из воды…

– Паша, ящик! – в тон ему ужаснулся Семёнов и прытко побежал в сторону вьючника.

Пал Палыч растерянно попятился в воду.

Кеха легко, точно не касаясь босыми ногами пересушенной комковатой почвы, бежал к беспечно брошенному вьючнику. Скорее! Опередить стремительно падающую на взлётную полосу лётную машину! Успеть!.. И Кеха летел, срывая дыхание, финишируя, точно на олимпийский рекорд, «педалировал» из последних. Идиоты! Бросить сундук – ни там, ни тут! – на узенькой полосе взлёта и посадки!..

Оттянув вьючник в сторону, Семёнов устало повалился на него. Обдало вихрем пыли и тёплого воздуха: пассажирский биплан Ан-2 благополучно и даже небрежно коснулся жёлтой песчаной полосы и пронёсся мимо. И – ничего не произошло! Фейерверк пыли, короткий грохот двигателя, угасающий в ушах… – как избавление от бед.

Семёнов широко улыбнулся, помахал рукой в сторону озера, разглядев сквозь столб пыли шефа, спортивным шагом покрывающего остаток расстояния. Пал Палыч спешил, но не очень. На лице его сияло солнце благополучного исхода. Следом за ним спешил дядька, только что предупредивший бог весть что… «Будет двигать речь», – без эмоций подумал Кеха и ещё раз приветственно помахал рукой.

Пал Палыч резко застопорил на посадочной полосе и… и остановился там, сел. Солнце на его лице погасло.

– Я же тебе говорил, – уныло произнёс он.

– Да брось ты, Паша… – решительно оборвал Кеха. – Что, будем проводить анализ не случившегося несчастного случая? Может, акт составим по форме?

– Вот это и есть наше российское… – Шеф не произнёс нужного слова и удручённо махнул рукой.

– Сейчас дядя по-российски нам всё и объяснит. – Пал Палыч встал и подошёл к Семенову. Молча ждали дядьку. Он на бегу погрозил кулаком и издалека же начал, срываясь на крик:

– Вы что, парни, к тёще на блины приехали? Вон, вон и вон! Хватайте свой сундук и к ядрёне-фене… И чтоб духу вашего…

– Спокойно! – перебил дядьку Семёнов. И в голосе его прозвучали такая властность, убедительность, или даже просьба, что дядька оторопел и запнулся. – Спокойно, товарищ пилот. Мы всё поняли. Все проанализировали. И сию же минуту – к ядрёне-фене! Паша, бери вьючник!..

Парни схватили вьючник и почти бегом потащили его к складу. Пал Палач неожиданно фыркнул и громко захохотал. Смех его был так заразителен, что и Кеха не выдержал и фыркнул.

Через полчаса они вернулись к озеру.

– Там, – Кеха через плечо показал на абракадабру аэропортовских коммуникаций, – мы самые популярные люди на сей момент, эдакие тараумары… Но это тот случай, когда лучше быть первым другом какого-нибудь Миклухо-Маклая из племени Тараумара, чем самым плохоньким актёром Голливуда… Популярность нам сейчас нужна, как трикони балерине. Кстати, надо выяснить: наш полёт ещё не отменён? И на чём мы летим: на поле не одной дежурной машины, кроме этого кукурузника?.. Пойду в контору, там Катюшка есть…