Литмир - Электронная Библиотека

А потом я просто лежала под кроватью Сирши в её комнатушке с мансардным окном, которое так мне всегда нравилось, хоть подруга и утверждала, что ничего путного в него не видно. Среди пыли, старых бумажек и обломков от игрушек я наконец ощутила комфорт уединения. «Никогда больше не буду плакать. Никогда, – перебирая пальцами какие-то смятые листки с каракулями, решила я для себя. – В конце концов, с чего бы вдруг? Мне ведь даже не было её жалко». Было так невнятно, что хотелось головой об низкий потолок расшибиться.

«Очень напоминает что-то… Или нам показалось?» – подсознание, да прекрати уже! Я обязана пересказать эту историю, и я, чёрт тебя побери, наконец-таки сделаю это! Без твоих комментариев, вот уж увольте!

Это, наверное, продолжалось бы весь вечер, если бы в комнату тогда не заявилась бабушка. Она, худенькая, не в пример дочери, сухая старушка, в давно поседевших волосах которой всё ещё проглядывали по-лисьи рыжие прядки, плохо говорила по-английски, но мне это было и не важно. Когда мы с нею впервые познакомились, она, обычно суровая и устрашающая всю деревню, сделалась вдруг небывало мягкой и пробормотала что-то с таким сильным акцентом, что я не поняла ни слова из того, что эта женщина мне сказала. Пришлось объяснить, что я тоже знаю ирландский, чтобы в дальнейшем сделать наше общение проще и приятнее для обеих сторон. Я с детства называла её бабушкой, как Сирша, и та была не против, может, оттого, что с самого знакомства полюбила меня, как родную.

В тот день бабушка была настроена вполне доброжелательно и только поинтересовалась, присев на кровать аккурат над моим захоронением, что со мною приключилось. До сих пор не могу понять, как она узнала о моём местоположении, ведь я лежала тихо, даже дыша через раз. Так или иначе, старушка смогла вытащить меня к свету и, выслушав сбивчивые объяснения (я и сама толком не имела возможности описать захлестнувший меня шквал эмоций, похожих на пулемётную стрельбу), успокоить мятущуюся душу. Более того, я сумела, отряхнувшись от пыли, вместе с нею спуститься вниз, где Сирша и миссис МакКоннор уже накрывали стол к ужину.

– Мёрфи! Всё в порядке? Где ты была? Я так напугалась, – подруга, мигом побросав вилки, подскочила ко мне и схватила мою ладонь. Её мать подоспела следом и с горящим от облегчения взглядом, видно, позабыв о картошке на плите, заключила меня в объятия. – Бабушка, как ты её нашла? Я весь дом обегала!

В ответ старушка махнула морщинистой ладонью, гремя стульями в попытках добраться до своего:

– Будет, будет вам, стрекозы. Не донимайте её пока. Вишь – плохо человеку.

Бабушку в семье беспрекословно слушались, поэтому Сирша только подняла разведённые руки на манер «я сдаюсь» и, усадив меня за стол, проследовала за миссис МакКоннор раскладывать еду.

Я, послав бабушке благодарный взгляд (очень уж не хотелось ещё отвечать на всякого рода вопросы), молча дождалась своей порции и окончательно заключила для самой себя, что здесь физиология моя совершила огромный прокол.

Потому что я совершенно не могла отделаться от мысли, что запечённая, душистая курочка на тарелке, которая среди ароматных варёных картофельных клубеньков так и ждала, когда же я отправлю её в рот, – это та самая курица.

И реакция не заставила себя долго ждать. Как-то снова стало не то, чтобы мерзостно, скорее – непонятно, мутно, а воздух в ушах обеспокоенно заурчал.

– Мёрфи, ты что, курицу не съела? – изумлённо воззрилась на меня Сирша, когда передо мной совсем не осталось картофелин, только птица. – А ты, случаем, не заболела?

Это действительно было очень на меня непохоже. Чтобы Мёрфи Уолш оставила курицу – да никогда. Она скорее взорвётся, но уничтожит всё до последнего кусочка.

– Можешь взять, если хочешь. Курица правда замечательная, только я вряд ли ещё когда-нибудь буду её есть.

Даже в тридцать с лишним я, разводя руками, утверждаю: «Не знаю, зачем; не понимаю, почему». Многовероятно, что уход от проблем – это просто мой персональный конёк. Но факт таков: именно будучи двенадцатилетним ребёнком, я приняла своё первое длительное и отчасти безрассудное решение.

Глава 9.

Рано или поздно в жизни каждого человека наступает такой момент, когда он на ментальном уровне отделяется от родителей и начинает строить уже свой, недоступный другим мир.

В моём случае такой период пришёлся как раз на ранний подростковый возраст и, может быть, потому я так бережно храню эти годы в памяти. Я не замечала, как меняюсь, мне совершенно не было больно от того факта, что многое уже никогда не будет видеться и чувствоваться так, как раньше. Если начистоту, я вообще об этом не задумывалась лет до четырнадцати. С одной стороны, это и к лучшему, но с другой… Насколько же неприятной и противоречивой вещью были перемены, происходившие с окружающим миром!

Для меня мои братья и сёстры всегда были, есть и останутся задорными ребятами, которые зимой не брезгуют валяться в грязном мокром снегу, который мы так долго ждали, а летом рыскают по болотам в поисках головастиков, а позже – лягушек. Моими самыми первыми и такими надёжными друзьями.

Впервые я столкнулась с переменами лицом к лицу, когда Лу в двенадцатом классе привёл к нам домой свою девушку Лесли Честертон и сообщил, что по окончании школы он вместе с ней подаст документы в городской колледж и будет снимать квартиру. Эта девушка была одногодкой брата, но училась в параллельном классе, поэтому впервые они с Лу заговорили только тогда, когда их поставили выступать дуэтом на ежегодном рождественском концерте. Дело в том, что Лесли играла на пианино, а первой и на тот момент единственной любовью Лу была его гитара, потому учительница предположила, что, возможно, будет здорово, если ребята вместе сыграют и споют, всё равно ведь участников мало. А так как перечить взрослым у нас в школе было себе дороже, Лу и Лесли пришлось начать совместно репетировать. А там – общение, прогулки, вечерние звонки и хохот до полуночи, походы в кино… «И как-то само закрутилось, – довольно заключал братец, пересказывая нам, семье, эту историю. – Наверное, это-таки была судьба».

«Какое там – судьба, – позднее, угрюмо закрыв лицо копной схожих с мочалкой волос и пиная ногой бортик своей тахты, мысленно трактовала я. – Бредни это всё, не существует такого. Это животные инстинкты, и ты, дорогой мой, им поддался. Всё, что ты ни рассказывал, – розовые сопли под приторной посыпкой. Нет, даже не сопли – слизь! Противная, тошнотная слизь. Я-то помышляла, ты человек высокий, животной дури не поддашься, будешь разумным… Homo Sapiens Sapiens как-никак… А ты так вот бесчестно сошёл с пути». Мне было настолько дурно, что хотелось и правда сбежать вниз и выпустить обед на волю, но я держалась и только ерошила рассеянной рукой бахрому на занавесках. В неполные одиннадцать лет я считала любовь чем-то ненужным, тем, что только портит жизнь и мешает нормально существовать. Мне казалось, что Лу многого мог бы добиться, не вытяни он такой ужасный жребий.

«А как же мама и папа? – часто спрашивали меня, когда я высказывала своё мнение. – Они же любят друг друга, так? Неужто это плохо?» «Возможно, что нет, – честно сознавалась я, но и тут находила справедливый контраргумент. – Но ведь без семьи они большего бы достигли. Дети и деньги – это у них вечная помеха». Мама, дело известное, тут же начинала махать руками: «Не говори так! Мы и думать не думаем, что было бы, если б вы не жили на свете!», на что я с невозмутимостью возражала: «А зря. Ваша жизнь бы, может, на порядок лучше была».

Конечно, я любила их – кто станет спорить? Но не отпускала мой разум тяжёлая мысль: зачем два незаурядных человека осели в этом богом забытом месте с пятью детьми на шее? Кто или что поспособствовало этому? Ведь я в жизни бы не поверила, что они избрали такой путь добровольно. Папа, по своей природе человек не бегающий – летающий, вообще не стал бы лишний раз себя чем-либо или кем-либо обременять. А мама… Да, она была ответственной. Да, всегда знала, как с нами управляться. Но будучи карьеристом, она бы, скорее, поставила во главу угла работу. Продвинулась бы по службе – с её умом это было бы несложно, пусть она и женщина – и красивая или хотя бы зажиточная жизнь обеспечена. Хорошо, хоть бы и с папой. Но зачем им понадобились мы? Ещё и в количестве пяти штук?

20
{"b":"727969","o":1}