Во мне течет персидская кровь. Мой отец иранец, а мама русская. Таких историй миллион: учеба в институте иностранных языков, молодость, общежитие, внеплановая беременность. Отличие лишь в том, что папа не бросил маму, а остался в России. Правда, через некоторое время они все же расстались на почве разных взглядов на жизнь, но он очень хотел, чтобы я выучила его родной язык. Какое-то время я даже ходила в центр для иностранных детей, где среди прочих языков изучали персидский.

Но потом мама увезла меня в Москву, а папа уехал на родину. Почти сразу же он погиб там в аварии, а больше я про него ничего не знала. Расспрашивать мамулю я остерегалась: папы уже нет, а расстраивать единственного живого родителя не хотелось.

Я как раз пошла в третий класс, мы снова сменили место жительства, и в новой школе меня приняли не сказать, что бы очень хорошо. Дети часто бывают жестокими, и я прочувствовала это на своей шкуре.

Единственным человеком, который не стал меня дразнить за смуглую кожу и необычный разрез глаз, стала девчушка заморышного вида, очень похожая на альбиноса. Это я понимаю сейчас, а тогда я просто удивилась, увидев ее тонкую прозрачную кожу, на которой видны были все сосуды и вены.

Звали заморыша Снежанной Белько, но я сразу стала называть ее Белкой. Так и началась эта странная, но крепкая дружба, которую мы пронесли сквозь годы: нашу парочку всегда называли не иначе как Белка и Стрелка. Да, забыла сказать, что меня зовут Сима Стрельцова. Фамилия матери, отсюда и кличка.

После школы, размышляя над тем, куда пойти учиться, я стала думать об отце и о том, что было бы неплохо все-таки выучить персидский. Часто я думала, что если бы бабушка, дедушка или папа были живы, как много можно было у них узнать.

Иранские друзья отца всегда помогали мне, поэтому я решила поступить в институт иностранных языков, на факультет востоковедения.

Белка же особым усердием в учебе не отличалась: она часто болела и много пропускала. В старших классах я попыталась убедить ее, что это из-за того, что она немного альбинос. Но Белка упорно отрицала в себе данные характеристики, утверждая, что здоровье у нее отменное. А болеет она оттого, что сильно тяготеет к мороженому, а у нее гланды. Для убедительности она открывала рот и пыталась мне продемонстрировать эти самые гланды, а я лишь махала рукой. В общем, вопрос о Белкином заболевании лично для меня оставался открытым. Мать умудрилась впихнуть Белку в медучилище, а после пристроила в поликлинику, где сама работала всю жизнь. Я была этому рада: кому, как не Белке, стоит находиться под постоянным медицинским надзором?

Глядя на подобное создание, вообще начинаешь думать о генетике свысока. Ну как у ее могучих родителей могла получиться такая вот мелочь? Рост у Белки был ниже среднего, общий вид какой-то худосочный, наводящий на мысли о злостном недуге, свившем гнездо в организме. Лицом Белка была похожа на лабораторную мышку: востроносая, с глазками-пуговками, белесыми ресницами и россыпью веснушек. Сходство с мышью усиливал и тощий белесый хвостик, собранный на затылке. Короче, таких не берут в космонавты.

При такой внешности Белка имела крайне язвительный и сварливый нрав, а еще очень влюбчивое сердце. В каждой особи мужского пола, обратившей на нее свое внимание, она сразу же видела любовь всей своей жизни. Словом, даже и не знаю, как я ее терпела столько лет. Наверное, это был мой крест, и несла я его, надо думать, достойно.

Вот и сейчас, явившись с утра пораньше и устраиваясь напротив меня, она имела вид загадочный и придурковатый одновременно.

– Представляешь, он космонавт!

– Кто? – не поняла я. Вы бы тоже не поняли.

– Кузьма. Ну тот, с которым я познакомилась на рынке, когда покупала картошку. Он еще помог донести мне мешок до подъезда. Я в тот день выглядела очень эффектно, помнишь, мы экспериментировали с тенями? Ты предложила меня накрасить.

– Это когда один глаз у тебя был, как у совы, а второй – как у Клеопатры?

– Типа того, – скисла она из-за упоминания ее косметических промашек. – Так вот. У нас было уже два свидания, и он сказал, что готовится к полетам. А потом исчез.

– Так ты бы сама позвонила.

– Трубку не берет. И в квартире его никто не открывает.

Тут все встало на свои места. Ну конечно, Белка в очередной раз умудрилась влюбиться в первого попавшегося типа, который, не чая избавиться от подружки, наплел ей три короба про космос. Предыдущие ее ухажеры все сплошь оказывались моряками дальнего плавания, проводниками, а один даже умудрился якобы попасть в тюрьму, откуда, по его же словам, раньше чем через 10 лет отсидки его ожидать не стоило.

Все это я терпеливо изложила Белке, пытаясь достучаться до ее самолюбия. Но в тот день мне не везло.

– Ты просто не веришь, что кто-то мог меня полюбить, да? – нахмурилась она, при этом носик ее стал таким остреньким, что я машинально отшатнулась. Казалось, еще чуть-чуть – и она меня им проткнет, как Буратино картонный очаг.

– Конечно, – продолжила закипать Белка, – ты же у нас восточная красавица с фигурой топ-модели, а я…

– Ты очень даже симпатичная, в тебе есть изюминка, – успокоила я Белку, потому как искренне считала, что моими стараниями из нее можно было соорудить что-то путное. Но она всегда отказывалась от предложений сменить прическу или нанести макияж, отговариваясь «естественной красотой».

– Кузьма так много говорил о полетах, и я подумала… Ты представляешь, какая романтика: выйти с утра в открытый космос, взяться за руки… Короче, я решила тоже записаться добровольцем.

– Что ты знаешь о космосе, блаженная?

– Перед полетом они смотрят «Белое солнце пустыни». Уж это я как-нибудь осилю. Позывные нужны. Я буду, к примеру, Кармен.

– Позывные – это анахронизм. Сейчас с космонавтами общаются поименно. Так что ты будешь просто Белка, – съязвила я.

– Где мне узнать о Кузьме, как думаешь? Нет покоя любящему сердцу, томит меня тоска. И снится мне не рокот космодрома, а его глаза – умные, все понимающие.

– Как у лабрадора?

– Кончай дразниться. Ты что делаешь в телефоне?

– Ищу на карте столицы локации, которые позволят заглянуть в глубины космоса, не покидая планету Земля, – пробормотала я, осознав, что так просто от Белки избавиться не выйдет.

Последнее время она взяла моду проживать у меня, так как квартира моя была хоть и маленькая, но своя. Мама уже давно уехала жить на дачу. Там она вышла замуж за соседа, объединив плантации. Итак, мне следовало унять Белкину маету. Свозить ее куда-нибудь, чтобы она сменила фокус внимания. Гостиницу «Космос» я отмела сразу: Белка не настолько глупа.

– О, нашла! Весной 2018 года на ВДНХ завершилась масштабная реконструкция павильона «Космос». Это комплекс, посвященный освоению «звездного пространства» – «Космонавтика и авиация». Слово «музейный» я заведомо опустила, чтобы ввести Белку в заблуждение. Пусть думает, что мы едем к настоящим космонавтам, а там я уже что-нибудь придумаю. Не поеду же я с ней, в самом деле, в Звездный городок. Конечно, туда на машине за полтора часа можно добраться, и пускают теперь всех желающих.

Помню, нас в старших классах туда возили на экскурсию. Белка, конечно же, болела гландами, потому в Звёздном городке не была. А я вот хорошо помнила, что там можно примерить скафандр, встретиться с космонавтом, потренироваться на медицинских тренажёрах и посетить Международную Космическую Станцию.

Но экскурсию туда нужно было заказывать по почте за две недели, да и машины у нас нет. А пока время придет, Белка уже забудет про свои закидоны, встретив очередного Кузьму. Он будет полярником, и Белке срочно понадобится изучить жизнь во льдах. Кстати, под шумок отдам ей папины лыжи, они уже пятнадцать лет пылятся в подвале, и всегда падают мне на голову, когда я пытаюсь пробраться за картошкой. Хотя нет, это память о папе, пусть стоят.