— Бе-бе-овечка, есть ли здесь душа?
Нет, сэр, объясни, что делать мне с моралью?
Джек проворней, Джек быстрей.
Джилл — дурная девка.
Алиби — грязь наших дней. — Горланил песню Найт, хотя его, как и Кросса, никто не слушал. Но, по крайней мере, можно было не закрывать уши.
— То и имею. Ты выглядел так, будто влюбился в мой голос. — Усмехнулся я тому, как художник отвернулся. — Признай, что он тебе понравился.
— Скажи мне:
Спишь спокойно ли ночами?
Сколько можно думать о себе?
Как других людей ты судишь,
Ложь мешая с правдой виртуозно?
Помни ты мои слова:
Ты получишь с полна.
Карма ждёт расплаты от тебя.
— Да. Ты красиво спел. — Смущаясь, проговорил Инк, всё ещё не поворачиваясь ко мне.
— Эй, Эррор. — Позвал меня Позитив.
— Что такое? — Спросил я.
— Если брат не будет помнить сегодняшний день, не говори о том, что он пел. — Попросил Дрим. — Инку скажи тоже самое.
— Остерегаясь, ты спешишь,
За жертвой тщательно следишь.
Вонзая зубы инфицируешь всех ядом,
Решить проблему, будто так и надо.
— А чего так? — Уже не обращая внимание на певца, спросил я.
— Это очень сильно ударит по его самооценке. — Хихикнул Дрим. — Он потом будет сидеть дома и прогонять всех, кто слышал его пение. А мне достанется больше всех.
— Окей, тогда мы молчим.
Найтмер орал, именно орал, а не пел ещё несколько минут, прежде чем музыка закончилась и он сел на место. Его даже никто не слушал, я разговаривал с Инком, Дрим с Монохромом. Будем надеяться, что алкоголь сыграет своё и он ничего не вспомнит о своём выступлении. Что-то мне подсказывало, что нельзя допустить этого.
И вот, настала очередь художника.
Я сказал ему, что он может отказаться, ведь никто не заставляет, и получил ответ, что это будет нечестно, по отношению к другим. После этих слов он встал с кресла, взял микрофон и стоял достаточно неуверенно. Мы все хлопали и подбадривали его, дабы он не стеснялся так сильно и всё же начал петь. Я сказал ему об обнимашках, как о награде за смелость. Это помогло, так как через пару минут, когда песня была выбрана, он начал петь.
— Этот мир так жесток,
Вышел для надежды срок.
Как, борясь за мечты,
Всё хранишь улыбку ты? — Раздался в тишине звонкий и тихий голос, что так дрожал от волнения.
Мы замерли от изумления. Этот голос такой… Грустный? Будто Инк передаёт все свои эмоции в этой песне. Я и не думал, что он может так красиво петь. Это… Пробирает до мурашек.
— И пусть мир рухнет вдруг,
Я всегда твой лучший друг. — Спел он, посмотрев на меня.
Так это песня для меня? Ну, похоже на то.
Все, кто сейчас слышал эту песню, будто застыли во времени, давая лишь мне возможность быть в реальности с исполнителем. Сейчас я выглядел, наверное, как художник, который смотрел на моё выступление. Хотя сердечек в глазах у меня нет, но уверен, что выгляжу точно так же.
— Звёздный свет в вышине…
Я «прощай» шепчу тебе.
Всё пора отпустить,
Никого уж не спасти.
Я не могу передать все свои чувства об этом голосе.
Он звонкий, как бубенчик.
Он мягкий, как облако или вата.
Он такой тёплый, будто солнышко.
А ещё он такой тихий и грустный, как будто ребёнок поёт.
— Сколько начинать сначала,
Чтобы достичь счастливого конца?
Ведь игра не прекращалась,
Приходилось ранить их сердца.
Маленький ребёнок, что лишился счастливого детства и пытается исправить это песней. Теперь я понимаю, почему он выбрал именно её.
Сначала, речь шла о том, как я, его лучший друг, могу улыбаться тому, через что мне пришлось пройти и пережить в одиночестве. Он будто восхищается мной.
Дальше идёт о том, как он пытается всех спасти, пытаясь найти лучшую концовку. Он её нашёл, как раз таки причинением боли другим, разбиванием сердец.
— Но я смутно ощущаю
Это тепло приятное в груди,
И, за мною наблюдая,
Все мои чувства понимаешь ты.
А здесь он говорит о том, что больше не одинок, так как нашёл это тепло. Наверное, это вновь про меня. Неужели, он меня так благодарит за всё?
Но дальнейшие строчки были исполнены совершенно другим голосом.
— Дорого придётся заплатить,
Чтобы удержать тебя рядом.
Мир заставлю перезагрузить,
Всё с нуля построить надо!
Что? Как я понимаю, он что-то или кого-то дорогого потеряет за удержание меня. Но он же не держит, я сам нахожусь рядом с ним. И о какой перезагрузке речь? О перерождении? Если так, то он говорит об…
— Лишь тебе сейчас дано понять,
Каково быть одиноким.
Больше ни о чём не умоляй,
Я помочь пытаюсь многим. — Эти строчки песни были исполнены с ошибками, из-за дрожащего голоса исполнителя и уже набежавших на глаза слёзы.
Дальше петь было нельзя, я это отлично понимал, поэтому вскочил и поспешил к нему. Микрофон был взят из его дрожащих рук и передан Дриму, который, вместе с другими, тоже встал с места и оказался рядом с художником. Прижав к себе хрупкого скелета, я провёл рукой по его спине, немного надавливая, чтобы обнять крепче. Он уткнулся мне в шею, обнял, как смог, и продолжал плакать, хоть и старался делать это тихо, так как мы были не одни.
Остальные поняли меня без слов и, ничего не говоря, начали убираться. Относили посуду на кухню, чтобы помыть, убрали кресло-мешки и вернули диван, также убрали микрофон и выключили телевизор, ещё близнецы отнесли подарки по своим комнатам.
Пока все занимались делами, мы с творцом обнимались. Он немного успокоился и больше не вздрагивал, так что я отстранился и поднял его лицо за подбородок, дабы проверить глаза. На удивление они уже были сухими, будто он и не плакал, но шмыганье носа заставило подумать обратное.
— Ты в порядке? — Спросил я, так как переживал.
— Д-да. Прости, что заставил волноваться. — Произнёс он, вытирая набежавшие слёзы.
— Ничего. Я рад, что ты в порядке. — Заверил его я. — Но что случилось? Почему ты заплакал?
— Просто песня была грустной. — Виновато улыбнулся он.
— А почему ты тогда выбрал её?
— Она описывает мою жизнь. Можно сказать, она описывает меня.
— Нет. Она не имеет к тебе никакого отношения. — Сказал я, сжимая щёки грустного скелета. — Ты не такой, и ты это знаешь.
— Пуфти. — Сказал Инк.
— Пока не выбросишь эти мысли, я не верну щёки. — Усмехнулся я.
— Лафно. Тофко пуфти. — Попросил художник, которому было не очень удобно говорить так.
Немного посмеявшись я отпустил его щёки, возвращая ему нормальную речь.
— Ребят, всё в порядке? — Спросил Позитив, подходя к нам.
— Да, извини, что мы побеспокоили вас. — Извинился я.
— Ничего, мне бы помощь не помешала.
— А что случилось? — Поинтересовался Инк.
— Сейчас уже поздно, так что вам стоит остаться у нас.
Я с ним согласился. Не хочется в такое время бродить по улице.
— Тут ребята немного спорят о том, где им спать. — Со смущением произнёс он. — Мне нужна помощь.
— Будет тебе помощь.
После моих слов мы пошли к двум скелетам, спорящих у лестницы. Спор был достаточно интересным.
— Какое ты имеешь права к нему прикасаться, плебей?! — Крикнул Найтмер.
— Успокойся, ты точно не имеешь. — Достаточно равнодушно вымолвил Монохром.
Их спор был похож на спор пьяного и трезвого. Хотя, так и есть.
— Ребят, успокойтесь. — Вмешался в разговор я. — Давайте всё мирно решим.
— Ладно. — Успокоился Найт. — Но я не позволю этому случиться.
— Раз все успокоились давайте решим, кто и где будет спать. — Предложил Дрим. — Найти?
— В своей комнате.
— Кросси?
— С тобой.
— Оу. Я не учёл этот вариант. Хехе. — Неловко усмехнулся Позитив.
— Раз вы всё решили, то сладких всем снов. — С раздражением проговорил старший. — Не шумите ночью. — Сказал он, обращаясь к влюблённым и исчезая в своей комнате.
— Не шумите ночью? — Не понял Инк, в чьих глазах мерцали разноцветные вопросы.
