Ну вот. Я закончил. Вышло красиво, как и всегда.

Ночной город. Тёмные дома и улица, что были освещены фонарями. Прохожие, которые спешили попасть домой. Деревья, стоявшие без листвы. И прекрасное ночное небо, усеянное сотнями звёзд. А также луна, что ярко светила в сумраке осени.

Красивая картина. Мне даже захотелось увидеть в реальности это место. Но сомневаюсь, что такое существует.

Усмехнувшись своим фантазиям, я встал с мягкого кресла и пошёл к маме.

Она сидела в кресле рядом с камином. Как обычно читая книгу по кулинарии.

Я подошёл к ней и показал рисунок.

— О, Инк, ты молодец. Прекрасный рисунок.

— Мы же покажем его папе?

— Ох. Конечно, солнышко, только дождёмся его, — сказала мама, глядя на дверь.

— А он скоро придёт? Уже довольно поздно, — произнёс я, проверяя время.

— Не знаю. Во всяком случае, тебе нужно спать. Так что быстро в постель.

— Ну мам. Я хочу показать папе рисунок.

— Покажешь завтра. Рисунок же никуда не денется.

Тяжело вздохнув, я направился к лестнице. Вот всегда так.

Последнее время, отец стал чаще задерживаться до поздней ночи. Не знаю, с чем это связано. Но я очень хочу, чтобы он проводил с нами больше времени. Мы же семья.

Мои мысли прервала дверь, которую открыл и быстро закрыл отец.

— Папа! Наконец-то ты пришёл! Я хотел…

— Лил, быстро бери Инка и поднимайтесь наверх. Заприте дверь и не выходите, — перебил меня отец.

— Что-то случилось? — спросила мама, подходя к отцу.

— Нет времени объяснять. Просто спрячьтесь.

Под мои многочисленные вопросы о том, что происходит, мама повела меня наверх. Отец же остался в гостиной.

Поднявшись наверх, мы прошли пару комнат, прежде чем мама открыла какую-то дверь. Это была кладовка.

— Инк. Слушай меня внимательно. Сиди здесь и не выходи, что бы не произошло.

— Но мама!

— Никаких но! Не выходи из этой комнаты до моего прихода. Ты меня понял?

— Понял… — я не хотел оставаться один.

— Я люблю тебя, солнышко.

— И я тебя, мама, — произнёс я, после чего мама закрыла дверь и ушла.

Я сидел в тёмной кладовке и ждал. Очень долго, как мне показалось. Но никто не приходил. Приоткрыв дверь, услышал чей-то разговор. Я просто посмотрю и сразу назад! Никто меня даже не увидит.

Выйдя из кладовки, я пошёл в сторону лестницы. Уже находясь на лестнице, тихо сел и стал смотреть, что происходило внизу.

Мама и папа. А рядом с ними два незнакомца. Кто они? Один в капюшоне, так что я не мог увидеть лица. Второй же был повёрнут спиной в мою сторону.

Что им нужно от моих родителей?

Внезапно, что-то оказалось в руке одного из гостей. Пистолет? Что он хочет сделать?

Он направил дуло на родителей и выстрелил. Нет! Нет! Нет!

Пока отец и мама пытались договориться с ними, один из них вызвал их души. Этого родители не заметили.

Я не мог пошевелиться от страха. Нет!!! Нет!!!

Я дрожал, смотря на то, как эти убийцы забирают всё ценное, что видели. Они забрали всё, особенно мои картины. Все мои картины! Ради этого они сюда пришли?

Дождавшись того, как хлопнула дверь, я побежал вниз.

Я должен успеть. Я успею. Я знаю.

Добежав до родителей, упал на пол.

Нет, нет, нет…

— НЕЕЕЕЕТ!!!!! — прокричал я, тряся тела, что уже рассыпались в прах.

— НЕТ! НЕ УМИРАЙТЕ! ПРОШУ! ОЧНИТЕСЬ! МАМА! ПАПА! — всё ещё срывая голос, кричал я.

— Пожалуйста, вернитесь ко мне. Прошу. Я не хочу быть один.

—…

— Я люблю вас…

***

Со слезами на глазах, я проснулся.

Оглядевшись по сторонам понял, что нахожусь в больнице.

И сколько раз уже? Сколько мне снится сон о том, что произошло 10 лет назад? Как же больно. Больно от того, что это всё моя вина. Если бы не мои картины, родители были бы живы. Всё из-за меня. Из-за меня их убили. Из-за меня.

На меня нахлынул новый поток слёз. Как же я жалок. Я убил своих родителей, а теперь просто плачу? Какой же я никчёмный. Мне должно быть стыдно за то, что они умерли. Что умерли мои родители. Что умер старший брат Рипера. Что умерли замечательные скелеты и художники. И никто не знает, что это моя вина.

Как же я себя ненавижу. Рядом со мной все умирают, все страдают. Я просто не мог допустить того, чтобы умер кто-то ещё. Я должен был как-то огородить их от себя.

Всё, что я смог сделать, лишь оскорблять других и делать им больно. И ради чего? Ради того, чтобы защитить их. Почему они не понимают? Почему они продолжают лезть ко мне? Разве они не хотят быть в безопасности? Почему не понимают, что я опасен?

Как бы я не отталкивал Рипера, он всё равно рядом. Всё равно пытается мне хоть чем-то помочь. Заботится обо мне, переживает, а я лишь причиняю ему боль своим поведением. Но как он не понимает, что это ради его безопасности?

Мне не нравится причинять ему боль. Я ненавижу себя за каждое плохое слово в его адрес. Но что я могу сделать? Только так я смогу сохранить ему жизнь. Хоть так он будет в безопасности.

Я вытер слёзы, так как заметил шевеление на соседней кровати. После чего лёг и отвернулся в другую сторону.

End POV Ink

***

— Снова кошмары? — волнительным голосом произнёс Глюк, садясь на кровать.

В ответ лишь тишина. Чернильный был повернут спиной к Глючному, так что тот не видел его состояния. А оно было ужасным.

Художник лежал на кровати, прикрывая рот руками, дабы Глюк не услышал его всхлипов. Он не хотел предстать жалким и слабым. Всё, что он мог, лишь плакать. Плакать со страхом, что его сосед по палате заметит его состояние.

Память творца его подвела. Он не помнил, что только вчера плакал в объятиях Глюка. В этих теплых и крепких объятиях. Они его так успокаивали, чувствовалось облегчение и спокойствие.

А плакал он сейчас по простой причине. Страх. Одиночество. Боль. Чувство вины. Кошмары.

Страх. Больше всего на свете он боится того, что кто-то вновь умрёт по его вине. Но до смерти родителей был другой страх: одиночество.

Он до дрожи в костях боится остаться один. Боится быть брошенным. Быть одним, в пустом месте, которое станет его тюрьмой.

Но из-за чувства вины он сам заточил себя в это одиночество. Сам выбрал страдать от самого большого страха, сводящего с ума. Потому что иначе никак. Иначе он не защитит тех, кто ему дорог. А он хотел. Поэтому он начал жить в одиночестве, обрекая себя на страдания. Это была лучшая альтернатива, чем видеть смерти других.

Кошмары мучали его уже долгое время. Он и сам позабыл, когда это началось. Из-за них, он временами не спит по нескольку дней. Ему страшно. Страшно возвращаться в этот ад, который произошел по его вине.

— З-заткнись, — дрожащим голосом сказал художник.

Ему не нравилось быть таким. Он ненавидел себя за все слова, что наговорил Риперу, Гено, Эррору. Но как иначе? Как он может защитить их, если они будут рядом?

С тяжёлым вздохом, Глюк встал со своей кушетки и направился к художнику.

Он не отступит. Не из тех, наш Глюк, что бросают всё на полпути. Пойдёт до конца. Защитит тех, кто ему дорог. Даже если для него он никто, то творец для него тот, кого он хочет спасти. Спасти своего друга. Единственного друга.

Вот он уже сидит на постели художника. Поднимает его за руки, что заставляет творца невольно подняться и повернуться к Глюку.

Заключив в объятия художника, Глючный погладил его по спине, даря мурашки, что прошлись по всем костям.

Инк вспомнил. Вспомнил эти объятия. Нежные, тёплые, крепкие и требовательные, но очень аккуратные, словно Глюк боится сломать его хрупкие кости. Творец невольно обнял этого скелета, вспоминая, как эти объятия помогли ему.

— Прости… — лишь это он смог сказать.

— Дурашка ты, Инк. Я не перестаю тебе удивляться.

Так они просидели пару минут, прежде чем Эррор разорвал их объятья.

Инк вытер свои слёзы и сидел, опустив голову на постель. Ему было стыдно смотреть в лицо Эррора.

Глюк же смотрел на Инка. Ему хотелось сделать хоть что-то, дабы на этой мордашке появилась улыбка. Всё же настоящий творец более пуст, чем его маски. Вероятно, он вложил в них настоящие эмоции, что позволило другим не увидеть в нём лжеца.