Он появился на свет в Саратове тридцать три года назад, но мать отказалась от него сразу же после рождения. Приемных родителей, увы, у него так и не появилось, и до совершеннолетия Крамер кочевал из одного детского дома в другой.

Как и все детдомовские подростки он прошел через озлобленность, осознание собственной ненужности; рано начал курить, а все свободное время проводил на улице.

Он даже совершил несколько незначительных преступлений – по малолетке, как тогда было принято говорить. Впрочем, никого это особо не волновало. Страна переживала тяжелые времена, и его личная маленькая трагедия – безотцовщина – не шла ни в какое сравнение с трагедией целого государства.

К счастью, он вовремя одумался и свернул с наклонной на путь, который мог дать ему хоть какие-то перспективы в будущей жизни. После школы он сумел поступить на бесплатное отделение в Тульский Государственный Университет по специальности «Психология».

Пять лет Крамер жил в местной общаге, подрабатывая на разгрузке железнодорожных вагонов, учился как проклятый и, в конечном счете, получил диплом об образовании.

Снова оказавшись на перепутье, Крамер пошел работать в первое попавшееся заведение, одобрившее его резюме. Этим местом стал центр реабилитации наркоманов-подростков при областной клинической больнице.

Работа не слишком оплачиваемая, но принесшая ему большое количество опыта.

Каждый раз обитатели центра бросали тяжело, но «навсегда», однако уже через несколько месяцев Крамер встречал их снова. Они возвращались: или на новую реабилитацию, или в городской морг – одноэтажное здание из красного кирпича, стоявшее по соседству.

Крамеру хватило года, чтобы возненавидеть их всей душой.

Недолго думая, он получил расчет и объявился в призывной комиссии своего округа. Он решил: может быть, армия поможет ему как-то пробиться в жизни.

Шел 2004 год. Антитеррористическая операция российских войск в Чечне подходила к концу, но Крамер все равно добился перевода в одну из частей, базировавшихся в мятежной республике. В больнице он уже видел людей, которые убивают сами себя. Теперь ему предстояло посмотреть на людей, которые убивают друг друга.

Однако ничего нового он не открыл.

Война. Быт солдат. Мародерство и редкие стычки с боевиками.

Грязь. Вши. И водка. Три слова, настойчиво возникающие в сознании при мыслях об этой войне.

Крамер давно заметил непреодолимую тягу характеризовать разного рода события (или людей) при помощи нескольких простых слов. Как правило, трех. Кафель, холод и драка – если речь шла о ранних годах детского дома; или, если о последних двух перед окончанием вуза – работа, деньги и секс.

Позже, уже учась в институте, он часто анализировал эту свою странную склонность, но так и не смог прийти к однозначному выводу. То ли это был способ эмоциональной самозащиты, то ли Крамеру подсознательно нравилось выступать в роли «эксперта»… Сами по себе слова всплывали у него в голове. Словно отражение первого впечатления. «Грязь, водка и вши» точно описали ощущения Крамера от Второй Чеченской кампании.

Единственное, в чем ему удалось себя проявить на этой войне – это искусство допроса. В отличие от сослуживцев он не ломал пальцы и не отрезал уши попавшим в плен террористам. Тем более что в отношении идейно подкованных боевиков такие методы не работали… Несмотря на изощренные пытки, многие из них были готовы умереть, но не сотрудничать с «федералами». Незадолго до этого, в 2001 году, чеченский бард Тимур Муцураев выпустил новый альбом[11] – потрясающий, по мнению Крамера, инструмент пропаганды. Вдохновленные проповедями имамов, прослушиванием нашидов[12] и песен Муцураева, бандиты шли в бой, готовые умереть в любую минуту. Однако Крамеру удалось разработать систему действий в отношении захваченных боевиков. Он чувствовал их. Раскладывал на части, будто какой-то пазл, и затем из мелких деталей воссоздавал заново. Грязь под ногтями, жестикуляция и даже акцент – все это говорило о них больше, чем они сами могли предположить. В конечном счете Крамер понимал, куда следует надавить и с какой стороны зайти, чтобы разговор вошел в нужное русло. Леонид добивался задуманного примерно в семидесяти процентах из ста…

Вернувшись домой, Крамер ненадолго устроился работать в частное охранное агентство, чтобы иметь время определиться, что делать дальше. Но оказалось, за него уже сделали выбор.

Однажды ему позвонили из местного Управления ФСБ и пригласили на беседу. Он поначалу решил, что это как-то связано с его службой в Чечне, – в то время многих ветеранов войны ставили на контроль в спецслужбах. Но не тут-то было… Ему предложили работу в московской неправительственной организации, осуществлявшей деятельность «под крышей» ФСБ, в должности профайлера.

Крамер впервые услышал это слово на собеседовании. Майор ФСБ пояснил, что профайлером называют специалиста, который с помощью психологии и иных методов анализа поведения человека может рассказать о личности преступника и, проанализировав вещественные доказательства, спрогнозировать его дальнейшее поведение.

Майор добавил, что еще со времен СССР спецслужбы пытались использовать методы психологического анализа для поимки преступников. К сожалению, не до конца успешно. В научных кругах профайлинг до сих пор считался разновидностью шарлатанства. Однако научные открытия последнего десятилетия 20 века дали этому направлению новый толчок развития. Полиция и специальные службы большинства стран успешно использовали профайлеров в своей повседневной деятельности.

Крамер, не раздумывая, согласился.

После этого он несколько лет жил стабильно и очень прибыльно. Купил однокомнатную квартиру и машину. Впервые за долгое время он расслабился.

В основе своей, в разработке ФСБ находились чеченские боевики и русские экстремисты. Начальство предоставляло Крамеру информацию и он, проанализировав ее, делал прогноз относительно возможного поведения и дальнейших действий исследуемых людей.

Связь организации с ФСБ давала несколько ощутимых бонусов: Крамер записался на бесплатные курсы турецкого языка. Английский он более-менее освоил еще в университете, а чеченский (третий и последний вариант) его совсем не интересовал. Имелись и минусы: доступ к секретной информации, а значит – статус «невыездного» на ближайшие несколько лет.

В 2007 году Крамер встретил девушку своей мечты и женился. Почти сразу у них родилась дочь. К сожалению, счастье продлилось недолго, и уже через четыре года они подали на развод. Почему? Леонид до сих пор не мог назвать точной причины. Или, если говорить откровенно, выбрать главную из целой кучи причин.

Хорошая жизнь в какой-то степени развратила Крамера. Прошлая неприязнь к наркоманам если не испарилась, то стала менее значимой. Он начал пить, иногда расслаблялся с помощью марок и кокаина.[13]

Опоздания на работу случались все чаще, отчеты и прогнозы становились все менее точными. В дополнение ко всему в отличие от коллег он никогда не испытывал патриотических чувств к Родине: ему было трудно любить государство, которое с детства относилось к нему, как к мусору. Это не осталось незамеченным для руководства; однажды его вызывали в кабинет непосредственного начальника и попросили уйти. Крамер не стал возражать. Просто подписал дополнительное соглашение о государственной тайне, закинул вещи в пластиковую коробку и ушел прочь.

К этому времени его брак тоже трещал по швам, а увольнение поставило жирную точку и в этой части биографии Крамера. Он пытался что-то исправить: завязал с наркотиками, пил не чаще раза в неделю, – но безуспешно. Через несколько месяцев они с женой все-таки развелись.

Это в какой-то степени встряхнуло Крамера.

Он полностью завязал с выпивкой и решил начать абсолютно новую жизнь. Переехал в другой район столицы и открыл собственное агентство, совместив профайлинговую деятельность с детективной.