20 марта 1837 года Гвоздев написал стихотворение: «Я жертвой пал людей ничтожных».
Светская чернь не простила Михаилу Юрьевичу Лермонтову смелых его разоблачений и объявила на него охоту. И он погиб, якобы, на дуэли, хотя дуэль снова, как и на Чёрной речке, явилась удобным прикрытием убийства.
Узнав о гибели Лермонтова, Император Николай Первый с горечью сказал:
«Как жаль, что погиб тот, кто мог нам заменить Пушкина!».
Но в истории литературы, поскольку история литературы, как и история вообще, есть, говоря словами Льва Николаевича Толстого, «есть ложь, о которой договорились историки», осталась другая фраза: «Собаке, собачья смерть».
Стоп… Вспомним, мы это уже слышали от бабушки Лермонтова Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, которая, узнав об отравлении своего супруга – кстати факт отравления не доказан – заявила точно так же: «Собаке, собачья смерть».
В чём же дело? Совпадение? Да, совпадение, но не в том, о чём вы сразу подумали. Совпадение в скудомыслии пасквилянтов, и порочивших бабушку поэта, и государя Николая Павловича. Ограниченный словесный запас лжецов, сплетников и клеветников проявляется вместе с появлением каждого нового пасквиля.
Известно, что бабушка Лермонтова была высокообразованной и хорошо воспитанной женщиной. Это, кстати, заметно и по тому, каков её внук, каков его лексикон, каков словарный запас, какие он использовал блестящие обороты и в своей искромётной поэзии, и в своей поэтической прозе.
Несвойственна подобная фраза и государю Николаю Павловичу. Познакомились бы клеветники с эпистолярным наследием государя, почитали бы письма, воспоминания, прислушались бы к тому, что говорили о нём добропорядочные современники. В кругу общения императорской семьи, наряду с косноязычными иностранцами, были люди, в совершенстве владевшие великорусским языком. Взять хотя бы Василия Андреевича Жуковского. Не случайно же государь поручил ему и с императрицей Александрой Фёдоровной заниматься русской словесностью, и воспитателем наследника престола сделал.
Словом, прежде чем что-то сочинять нужно не полениться хотя бы изучить существо вопроса. Впрочем, негодяям таковое недоступно. Ну разве не смешны пасквили на великую бабушку великого государя Николая Павловича?! Не могу не привести здесь хотя бы один подобный опус…
Вот что говорится в интернете. (См. Самые известные фавориты Екатерины II. Интересно знать anydaylife.com› Факты›post/1026
А также: Фавориты Екатерины Великой. Григорий Орлов – фаворит…
fb.ru›article…favorityi-ekaterinyi…ekaterinyi…)
Начало таково:
«Правление Екатерины II было омрачено не только многочисленными социальными проблемами в стране, но и тем фактом, что фаворитизм достиг невиданных до этого времени масштабов».
Ну а далее приводится длинный список, неведомо кем составленный, а финал великолепен!
«Несколько слов в заключение.
Фавориты Екатерины II, бывшие в основном адъютантами Светлейшего князя Потёмкина, стали сменять один другого. Некоторые из них, наподобие будущего героя Отечественной войны, Алексея Петровича Ермолова, получили известность и народную любовь…»
Ну и ещё один перл, для закрепления:
«Фавориты Екатерины II, получившие наибольшую известность: Алексей Петрович Ермолов (будущий герой войны с Наполеоном), Григорий Александрович Потёмкин (великий государственный деятель той эпохи) и Платон Зубов, последний фаворит Императрицы…»
Ну и, конечно, указаны годы, когда Ермолов состоял в фаворитах. Это 1783 – 1786 годы.
Что ж, характерный образчик клеветы. Алексей Петрович Ермолов действительно стал героем Отечественной войны 1812 года. Да и не только этим он знаменит. Немало подвигов на его счету.
Ну а первый «подвиг», если верить клеветникам Государыни, он совершил в 6 лет от роду. И совершал его на протяжении трёх лет, то есть пока ему не исполнилось 9 лет. Да, да… Герой Отечественной войны 1812 года Алексей Петрович Ермолов родился в 1777 году и ко времени фаворитизма, указанному пасквилянтами, ему исполнилось шесть лет.
Можно было бы ещё разобрать ложь о Милорадовиче и других, да только зачем занимать внимание читателей этакой дребеденью.
После гибели Пушкина один только Лермонтов мог в то тяжёлое время борьбы «Православия, Самодержавия и Народности» Николая Первого с объединённой на почве вековой ненависти и мерзости «невежественной и неблагодарной» в отношении России Европы, принять праведный меч, разящий врагов Русского Мира, Русской Земли, один только Лермонтов, увы, только он один, мог в ту пору силой своего гигантского таланта поддержать великого государя и стать достойной заменой Пушкину. Не потому, что не было других патриотов. Они были. Но Создатель, ну если хотите Космос, Вселенная, Высший разум наделили только его столь могучим талантом – поэтическим даром, даром пророческим и даром вестничества, о чём мы ещё поговорим подробно и обстоятельно.
Врагам России не удалось сломить Русский дух, возрождённый Пушкиным, хотя трудно, очень трудно было продолжать борьбу без столь сильного духовного вождя, о котором поэт Аполлон Григорьев сказал: «Пушкин – наше всё», и без его наследника – первого после Пушкина – Лермонтова.
Философ Василий Розанов справедливо заметил, что «Россия, большинство Русских людей… спокойно и до конца может питаться и жить одним Пушкиным, то есть Пушкин может быть таким же духовным родителем для России, как для Греции Гомер». И напрасно враги России считают, что дело Императора Николая Первого и Русского гения Пушкина погибло. Великая контрреволюция продолжается, хотя и с переменным успехом. Лишь слабые ростки питали её в лице немногочисленных славянофилов в XIX веке, но интеллигенты и западники, аплодировавшие Дантесу и защищавшие Мартынова, получили от марксизма и троцкизма урок. Революция смела их, готовивших эту самую революцию с безжалостной жестокостью. Недаром Лермонтов восклицал, что «есть высший суд», а ведь суд этот действует, зачастую, руками таких же убийц, против которых он направлен.
Николай Михайлович Смирнов как бы повёл итог в своих воспоминаниях:
«Дантес был предан военному суду и разжалован в солдаты. На его плечи накинули солдатскую шинель, и фельдъегерь отвёз его за границу как подданного нерусского. Барон Гекерен, голландский посланник, должен был оставить своё место. Государь отказал ему в обыкновенной последней аудиенции, и семь осьмых общества прервали с ним тотчас знакомство. Сия неожиданная развязка убила в нём его обыкновенное нахальство, но не могла истребить все его подлые страсти, его барышничество: перед отъездом он публиковал о продаже всей своей движимости, и его дом превратился в магазин, среди которого он сидел, продавая сам вещи и записывая продажу. Многие воспользовались сим случаем, чтобы сделать ему оскорбления. Например, он сидел на стуле, на котором выставлена была цена; один офицер, подойдя к нему, заплатил ему за стул и взял его из-под него…».
И о Дантесе: «…небо наказало даже его преступную руку. Однажды на охоте он протянул её, показывая что-то своему товарищу, как вдруг выстрел, и пуля попала прямо в руку».
Почему столь неадекватный ответ? Жизнь поэта и рука убийцы? А может всё дело как раз в том, что Дантес не нанёс, как того желал, смертельной раны. У него, патологического труса и мерзавца, дрожала рука, когда он целился в смело глядевшего ему в глаза Пушкина. И он, легко бивший в лёт птиц, нанёс несмертельную рану. Остальное довершили другие. Данзас вместо того, чтобы везти Пушкина в госпиталь, где его могли, по мнению хирургов, исследовавших данный вопрос, спасли бы, а масон Аренд для того и был представлен, чтобы довести до конца замысел, если подведёт Дантес.
«Такой подлой и низкой твари как Дантес, земля ещё не носила», – сказал один из современников, узнав о судебном иске Дантеса к семье Гончаровых, причём иске, который распространялся и на семью Пушкиных. Этот подонок пытался взыскать в свою пользу наследство покойной жены. Причём у него хватило чисто европейской наглости писать Императору Николаю I с просьбой оказания содействия о взыскании средств с детей Пушкина! К счастью, в 1858 году опека над детьми А. С. Пушкина приняла решение об отклонении претензии».
