Глава первая

Раз, два, три, четыре, пять!

Галина Валентиновна понимала, зависть – плохое чувство, но сделать с собой ничего не могла. Она завидовала всегда и всем. Исключений из правил не было. Такой уродилась, поздно бороться с привычками, намного проще с ними смириться. И Галина Валентиновна смирилась.

На своих шести сотках она работала от зари от зари. Подъем – в шесть утра, на завтрак геркулесовая каша, сваренная на воде без соли, чашка зелёного чая и одна овсяная печенюшка.

В садовом товариществе «Ёлочки» ещё все спали, а Галина Валентиновна, вооружившись лопатой, тяпкой или граблями, вовсю занималась физическим трудом. Вскопать новую грядку под клубнику или зелень, прополоть сорняки, подкормить кусты смородины, пересадить цветы – дел невпроворот.

К полудню, когда начинало припекать, Галина Валентиновна заходила на веранду, включала чайник и потирала руки. Чувство морального удовлетворения накрывало с головой, появлялось ощущение собственной значимости и превосходства над соседями.

Галина Валентиновна старалась превратить свой участок в образцово-показательный. Для того чтобы завидовали ей, а не наоборот.

Передохнув, она брала панаму и снова шла к грядкам-клумбам, пропадая в огороде до вечера. После легкого ужина – Галина Валентиновна никогда не позволяла себе наедаться на ночь – отправлялась к соседям, чтобы немного им позавидовать, благо было чему.

…Сегодня Галина Валентиновна пришла к Селезневым. Поговорив о делах насущных, посетовав на жару и отсутствие дождей, она начала «стрелять» глазками.

– Тонь, а ты чего, огурцы уже подвязала, да? А я ещё не подвязывала. Не растут они у меня, а у вас вон какие. Чем подкармливаете? Навозом? Я тоже навозом поливаю – не растут. Ой, Тонь, а это что за цветы? У меня таких нет. Надо будет у тебя взять. Осенью? Хорошо, ты только не забудь.

Прохаживаясь по огороду Селезнёвых, Галина Валентиновна непрестанно цокала языком:

– Тонь, у тебя шикарная роза, а моя совсем захирела. А лилии какие крупные! Откуда у тебя бочка взялась? Зять привез? Надо же! А моя прохудилась. Вы дрова купили? Сколько заплатили? У меня дров совсем не осталось. Кабачки у тебя уже большие, а у моих только листья лопухами раскинулись, самих кабачков не видать. Зато трава прёт – будь здоров. У вас новая газонокосилка? Да ты что! А моя на глазах разваливается: мотор барахлит, нож затупился, колесо заднее треснуло.

В девять часов Галина Валентиновна возвращалась домой, включала телевизор и смотрела новости. Спать отправлялась около одиннадцати, разгадав предварительно пару-тройку кроссвордов.

…Толкнув калитку, Галина Валентиновна медленно побрела по дорожке к крыльцу, ещё издали заметив, лежащий на ступеньке полиэтиленовый пакет. Не иначе кто в гости заходил и подарок оставил, пронеслось в голове.

Пакет был новый, ручки не успели помяться, Галина Валентиновна улыбнулась.

Внутри лежала красная гвоздика. Взяв цветок, Галина Валентиновна машинально поднесла махровую шапку к носу, вдохнула и сморщилась. Ей показалось, цветок пах нафталином. Однако, непонятно, кто мог оставить на крыльце пакет с цветком?

– Гвоздика! – Галина Валентиновна пошатнулась, прикрыла глаза и задрожала. Память начала экскурс в прошлое.

Неподвижно Галина Валентиновна простояла минуты полторы, а когда сзади раздалось звонкое хихиканье – словно зазвенело несколько маленьких колокольчиков – вздрогнула и резко обернулась.

Из-за угла дома выбежала худенькая черноволосая девочка лет семи. Непрестанно хихикая, она пронеслась мимо Галины Валентиновны, направляясь в сторону калитки. Ребёнок был одет в белое платьице, белые носочки и красные сандалии. Кудрявые волосы девочки трепал ветерок. Возле калитки девочка остановившись, осторожно – словно при замедленной съемке – повернула голову и махнула пухлой ручкой.

Галина Валентиновна прижалась спиной к закрытой двери; взгляд был прикован к смеющемуся ребенку; нарастала головная боль, в ушах «зашуршала листва», перед глазами появились мушки.

Едва девочка выскочила на гравийную дорогу и добежала до соседского гаража, Галина Валентиновна закричала:

– Наина?!

Девочка замерла на месте.

– Наина! – повторила Галина Валентиновна.

Ребенок сделал странный жест рукой – ладонью она попыталась нарисовать в воздухе перевернутую восьмерку или знак бесконечности – а потом что было сил, бросилась бежать.

– Наина, – продолжала бормотать Галина Валентиновна, пройдя на веранду. – Наина…

В полночь Галина Валентиновна сидела в кресле, держа в руке красную гвоздику.

На улице послышался шорох. Галина Валентиновна насторожилась. Что это было, кто шумел? Ёж? Кошки? Или ветер? А, может, на участке человек?

– Раз, два, три, четыре, пять! Я иду тебя искать! – послышался с улицы громкий голосок.

Галина Валентиновна встала с кресла, пересекла комнату, вышла на веранду и нервно спросила:

– Кто там?

– Я, – последовал ответ.

– Кто я?

– Я иду тебя искать! Раз, два, три, четыре, пять!..

***

– Ты хорошо колешь, а Танька, окаянная, та совсем без мозгов. Как всадит иглу со всей дури, два дня сидеть невозможно. Балда! – Алексей Гаврилович улыбнулся молоденькой медсестре и протянул пятидесятирублевую купюру.

– Что вы, не надо, – смутилась девушка. – Уберите деньги.

– Да я ж от чистого сердца, возьми, Мариш. Каждый день ходишь, надоел я тебе, наверное. Эх, Маринка, самому опротивело таблетки горстями глотать, а к врачу как придёшь, как анализы посмотрит… Всё – туши свет! От уколов мне лучше, – Алексей Гаврилович бросил на столик ватку. – Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

– Поправляйтесь, Алексей Гаврилович, вы у нас ещё побегаете.

– Куда мне, я своё отбегал. Главное, чтобы вам, молодым, хорошо жилось, а нам, старикам, хуже уже не будет. Я вот один живу, жены, детей нет, из родственников брат троюродный в Тюмени. А толку, что брат есть. Лет двадцать не виделись, не созванивались. Какое тут родство. Ох, Маришка-Маришка. Веришь, вечерами накатит тоска, хоть стреляйся: поговорить не с кем, позвонить некому, хожу по квартире привидением и думаю, долго ещё небо коптить буду?

– Алексей Гаврилович, вам гулять больше надо, воздухом свежим дышать. Дома, конечно, скучно. На улице люди, с одним поздороваетесь, с другим словцом перекинетесь, все-таки общение.

– Свежим воздухом дышать, скажешь тоже, Маришка. Где ты в Москве воздух свежий нашла? Мне дома лучше дышится, чем на улице. Пока до поликлиники дотопаю, пылищей надышусь, опосля два дня чихаю. Что ты, родная, какой воздух… Давно гадостью дышим.

– Я пойду, Алексей Гаврилович. До завтра, – улыбнувшись, Марина вышла в коридор.

– До завтра, Мариночка. А денежку-то не взяла. Ай-яй-яй, ну чего ж ты старика обижаешь.

Марина открыла входную дверь и вышла на лестничную площадку, а Алексей Гаврилович поковылял в коридор.

– Я за тобой закрою, – сказал он, шаркая по выцветшему паласу.

Проводив медсестру, Алексей Гаврилович прошёл на кухню.

Ему было семьдесят три года, но он уже ощущал себя реликтом. Его отец прожил долгую жизнь, дед умер в девяносто, оба до последнего казались крепкими мужчинами, не нуждающимися в посторонней помощи. А его в семьдесят лет атаковали хвори: сначала заболели ноги, потом спина, позвоночник, сосуды, сердце, суставы. За три года он сильно сдал: похудел, сгорбился, превратившись в немощного старика.

Достав из холодильника три яйца, Алексей Гаврилович осмотрелся в поисках сковородки. Последняя почему-то отказалась на подоконнике. Не успев поставить её на конфорку, он услышал звонок.

– Никак Маринка чего забыла, – забеспокоился дед, поспешив на зов.

В глазок он не посмотрел, щелкнул замком, распахнул дверь и отшатнулся. На пороге стояла девочка в белом платьице, белых носочках и красных сандалиях. Девочка внимательно смотрела на старика и хихикала.