Старому оборотню единственно важным было принести таинственный камень своему хозяину любой ценой. Осталось ещё около пятидесяти километров – ничтожное, по меркам оборотней, расстояние.

Лес кончился, и перед волком тусклой светло-голубой пеленой развернулось широкое поле. Гонец облегчённо вздохнул и ускорил бег.

Что произошло потом, он не успел осознать. Из клубка низких кустов к нему метнулась чёрная тень и чётким движением впилась в горло. Волк дико и хрипло рыкнул, отпрыгнул назад, бешено закружил по снегу и, наконец, стал рвать её клыками. Короткая шерсть слабо защищала тело, но Василько не разжимал челюстей; густой мех противника не позволял добраться до глотки, поэтому он медленно душил его.

Волк отчаянно боролся за свою жизнь, это его и подвело. Василько прекрасно понимал, что между ним и смертью только одно препятствие – Чёрный камень, необходимый его Воинству, и, соответственно, посланный, владевший этим камнем. Он уже настолько свыкся с болью, что просто её не замечал. Мысль о смерти не пугала его. Его долгом было убить гонца; если же потом сам он умрёт, то смерть его уже не будет иметь значения.

Волк слабел и начинал задыхаться. Он не переставал трепать холку и плечи противника, но сам с трудом держался на ногах, пантера всем весом своего тела тянула его книзу.

Тишину распорол жуткий негодующий визг. Его издал Барсик, таким образом он оповестил о своём появлении Василька и предупредил старого волка.

Барсик хотел ринуться в бой, но его остановил один из неписаных законов Братства: никогда не нападать вдвоём на одного.

Соображать надо было быстро, и рысь мгновенно нашла выход. Она подобралась к волку сзади сбоку и перекусила шнурок, который удерживал на шее оборотня мешочек с камнем. Волк взвыл от ярости, но пантера не дала ему двинуться с места, и Барсик с добычей отскочил в сторону. Он не пытался помочь Васильку, так как видел, что это уже бесполезно. Волк слабел, и пантера повалила его на снег.

Артём сидел возле корявого узловатого дуба и наблюдал за происходящим, ни во что не вмешиваясь. Как он считал, для него невмешательство являлось самым разумным выходом: хотя он отошёл от Воинства Тьмы, совесть ему не позволяла помочь добить напарника.

Через несколько минут гонец был мёртв. Василько медленно разжал челюсти, отступил, шатаясь, назад и упал.

Барсик принял человеческий облик и бросился к другу, зная, что сделать ничего не сможет. Холка, плечи и шея Василька превратились в сплошную рану, с которой непрестанно сочилась тёмная кровь.

Барсик будто окаменел. За десять лет, которые он служил в войске, он дрался несметное число раз и столько же раз сталкивался со смертью. Всё было просто: если ты не убьёшь противника, он убьёт тебя. И Велизару везло, хотя он не один раз оказывался на волосок от смерти. Но никогда ещё не было, чтобы по его вине погибал его друг.

А вину свою Барсик сознавал очень хорошо. Она заключалась, прежде всего, в том, что он не учёл молодости и горячности напарника. Если бы Василько был в состоянии здраво рассуждать, он понял бы, что ему нужно, самое большее, выследить противника и потом подстраховать товарища, но никак не сражаться с волком, потому что победить его он не сможет – опыта нет. Однако Василько настолько увлёкся погоней, что ни о каких здравых рассуждениях не могло быть и речи… Вот о чём Барсик не подумал!

Чуткое ухо рыси уловило конский топот, и мозг привычно определил: три лошади со всадниками, одна принадлежит Ворону, две другие – Аскольду и Витольду.

Вороной остановился в нескольких метрах от Василька; князь Корвус, обругав кого-то безмозглыми идиотами, спешился и мигом очутился около пантеры. Аскольд и Витольд тихо подошли к нему. Видимо, им здорово досталось…

Быстро осмотрев Василька, Вранович снова ругнулся и обратился к безмолвному Барсику:

– Веди сюда лошадей, живо!

Барсик покорно вскочил и кинулся в лес. Когда он привёл Ласка и Рассвета, Вранович уже успел наспех перевязать Василька собственной рубашкой. Он осторожно положил пантеру на странно смирного Ласка, укрыл её сверху курткой и вскочил на своего коня. Аскольд и Витольд последовали его примеру.

Позабытый всеми Артём скинулся и подошёл к всадникам. Барсик, наконец, о нём вспомнил.

– Князь Див, вот… – тихо начал он.

Вранович оглянулся.

– Ещё один на мою шею! Ты с ним дрался, ты его и забирай. У меня нет на него времени.

Он пустил вороного галопом, ведя за собой Ласка.

…Василько с трудом разлепил веки. Он лежал в незнакомой комнате, наполненной светом до такой степени, что его глазам было больно после темноты, перемежавшейся бредовыми видениями. Он сощурился и посмотрел на ослепительно белое пятно окна, возле которого стоял какой-то человек и листал книгу. Этот неизвестный взглянул на Василька, отложил книгу и подошёл к нему.

– Ну наконец-то, сын мой! – сказал он. – Долго же ты пробыл без сознания. Как самочувствие?

– Всё в порядке, князь Авель, – едва слышно ответил Василько, узнав его. – Только слабость…

– Ещё бы! – усмехнулся Авель. – Не впадай в уныние, чадо мое, ибо избавить тебя от этого недуга уже соразмерно нашим силам…

– Авель, хватит на него тоску наводить, – оборвал его Вранович, неизвестно откуда появившийся с другой стороны кровати. – От тебя даже я впадаю в уныние… Он сейчас не в состоянии понять твою чудовищную манеру выражаться.

– Выражаются бомжи после пьянки, Корвус, – оскорбился Авель.

– Ну, изъясняться… какая разница…

Вранович бегло осмотрел больного.

– Ерунда, – заключил он. – Раны затянулись, но рубцы, конечно, останутся. Скоро поправишься.

– Благодарю вас, князь Див, – тихо отозвался Василько.

– Поменьше разговаривай! Благодарить будешь, когда выздоровеешь…

Князь Ворон оказался прав. Василько поправлялся удивительно быстро. Уже на следующий день слабость исчезла, и он даже порывался встать с кровати, но его всеми силами удерживали от этого Авель, Див и Брацлав, слуга Дива.

Тогда же Вранович пустил к больному толпу визитёров – его товарищей, которые все те полторы недели, когда Василько лежал в лихорадке, жили у Великого князя дома. Началось нашествие с Барсика, не пожелавшего оставить друга, и в следующие три дня – к тому времени весть о ранении Василька разнеслась по всему войску, – прибыло ещё человек пятнадцать. Среди них почему-то оказался Любомир. Остальные активисты, которых в квартиру уже просто не пустили, чтобы постоянно знать о здоровье Василька, упорно названивали шестнадцати счастливчикам и своему начальству. Они звонили бы и Великому князю, но тот предусмотрительно отключил телефон. Привело это к тому, что начальство вконец извелось от бессильной злобы и поклялось устроить подчинённым хорошую жизнь, когда Василько поправится.

Раненый не подозревал, какой переполох он вызвал в Братстве, и сильно удивился при виде шестнадцати верных товарищей. Василька на разные лады поздравили с выздоровлением и пожелали больше не болеть; они хотели ещё что-то сказать, но князь Ворон, вероятно, посчитав, что сказанного достаточно, выпроводил их из своей квартиры.

Остались только Барсик и Любомир. Василько и рысь подозрительно смотрели на последнего, пытаясь отгадать, что ему нужно.

Любомир косо взглянул в сторону Барсика и понял, что едва ли тот согласится оставить их с Васильком одних. Он вздохнул и сказал, отведя взгляд от больного:

– Слушай, Василько, я… много лишнего наговорил тогда. Ты… прости меня.

– Любомир, ты что, перегрелся? – после паузы спросил Барсик. Хотя на улице было минус десять, солнце ощутимо пригревало – для оборотней-северян.

– Да ладно, я уже забыл, – примирительно сказал Василько, умолчав о том, что в своих бредовых видениях он только и делал, что сражался со старым оборотнем и с Любомиром. – Ерунда.

Любомир кивнул и тихо вышел.

Друзья недоумённо переглянулись.

– Что это на него нашло? – произнёс Барсик.

– Спроси, что полегче, – отозвался Василько. – Сам понять не могу.