— Провалиться сквозь землю, не знаю! — Тося нервно сцепила тонкие пальчики. — Александр Васильевич настолько прекрасный человек был, что прямо прелесть! На подчиненных никогда голоса не повышал, всегда с улыбочкой. Если что не так, спокойно разберется, объяснит по-умному и шутливо погрозит: смотри, мол, больше такого, лапушка, не делай. Это у Александра Васильевича любимое словечко было — «лапушка». Короче, от него все сельстроевские женщины без ума были.

— А он от женщин?..

— Ну, как вам это… — Тося смущенно опустила глаза. — С женщинами Александр Васильевич был очень внимателен, вежлив, любил пошутить, новый анекдот рассказать. Ой, сколько он анекдотов знал — нарочно не придумаешь!.. Но не приставал к женщинам, как некоторые наглые мужчины.

— Как, например, Алексанян? — быстро спросил Антон.

Стрункина вроде бы вздрогнула:

— А при чем тут Алексанян?

Бирюков улыбнулся:

— Для примера. Чего вы испугались?

Лицо Тоси зарозовело:

— Ну… Хачик, конечно, нахальный тип, но мы ведь разговариваем о Головчанском. Я понимаю, почему меня в угрозыск вызвали. Мой Иван Тимофеевич от ревности взбесился и всей улице сплетню разнес насчет Александра Васильевича. Не верьте Ивану… Конечно, я немного виновата. В железнодорожный праздник Иван часы в подарок на работе получил, ну а я как раз в День строителя на собственную премию купила сапоги и тоже решила прихвастнуть, мол, лично начальник ПМК подарил за хорошую работу…

— Сколько заплатили Алексаняну за сапоги?

Тося растерянно посмотрела на молчаливо сидящего Голубева и опять повернулась к Бирюкову:

— Ой, вы все знаете, да?.. Ни копейки лишней Хачик с меня не взял. Копеечка в копеечку, как на штампике, заплатила. Ну а Иван Тимофеевич по ревности из мухи слона раздул.

— Последний ваш семейный конфликт произошел не из-за сапог, — сказал Бирюков. — Кто у вас в доме был в ту ночь?

Стрункина еще раз кинула испуганный взгляд на Голубева:

— Я товарищу рассказывала. Истинная правда, никого не было. Днем заходил какой-то любитель выпить. Сказал, друг Ивана Тимофеевича, но…

— Но это истинная неправда, — перебил Антон. — Хотите, скажу, кто от вас ушел через окно? Сказать?..

— Ой, не надо! Лучше я сама… — Тося принялась разглаживать на коленях платье. — Знаете, в общем, это… Хачик Алексанян приходил. Уже потемну непрошенным гостеньком заявился. Бутылку коньяка принес, ну и, понятно, давай, мол, сапожки обмоем, чтоб лучше носились. Я говорю: «Убирайся, нахалюга, немедленно!» А он: «Ха-ха! Не уберусь, пока бутылку не разопьем. Темно на улице, дорогу не найду, понимаешь, да?» — «Убирайся! — кричу. — Стрункин утром с работы вернется — тебе фонарей насветит, а мне голову ни за что свернет». Хачик — ноль внимания. Зубы скалит. Тогда я выскочила на веранду и комнатную дверь защелкой — хлоп! Он вроде надавил плечом — не тут-то было. Защелка у нас крепкая. Остался, наглец, в доме. Коньяк весь высосал и табачищем надымил, как паровоз. А я, истинная правда, всю ноченьку, как на иголках, на веранде просидела. Когда Иван утром забарабанил кулачищем по двери, Хачик без подсказки сообразил, что улепетывать через окно надо. — Тося умоляюще посмотрела на Бирюкова. — Не рассказывайте об этом Ивану. Он житья мне не даст, если про Хачика узнает. Это ж не уголовное дело, а семейное. Так ведь?..

— В семейные дела мы не вмешиваемся, — успокоил Антон и повернулся к Голубеву: — Слава, быстренько разыщи Алексаняна, уточни у него эти показания.

— Ой, да чего уточнять! — воскликнула Стрункина. — Если Хачик станет отпираться, бесстыжие глаза его выцарапаю!

Когда Голубев вышел из кабинета, Бирюков снова спросил Стрункину:

— На Головчанского в тот вечер Алексанян не жаловался?

— А чего шабашнику жаловаться, — быстро проговорила Тося. — Александр Васильевич хорошо к нему относился. Бывало, если по нормированию с наемной бригадой какая заминка получится, Головчанский тут как тут: «Не обижай, лапушка, Алексаняна. Хачик наша беда и выручка».

— Почему «беда»?

— Ну это у Александра Васильевича такая поговорка была.

— Вы, нормировщица, знали о том, что наемной бригаде платят по завышенным расценкам?

— Об этом все в ПМК знают, и нормировщики тут ни при чем. Нам как начальство прикажет, так и пронормируем. А вообще, надо сказать, шабашники строят хорошо. У них днем с огнем на объектах брака не отыщешь, потому что за переделки им ни копеечки не оплачивают. Вот и стараются, чтобы сразу все сделать добросовестно да премию за досрочный ввод объекта отхватить.

Постепенно Антон Бирюков перевел беседу к взаимоотношениям Головчанского с подчиненными. Стрункина оказалась из тех женщин, которые «знают» буквально все и обо всем имеют собственное мнение. На вопросы Тося отвечала быстро, почти не задумываясь. Судя по ее бойким ответам, в коллективе ПМК не было ни единого человека, кто хоть раз бы сказал о Головчанском плохое слово. Так же хорошо она охарактеризовала и Олега Туманова, много лет бессменно возившего Александра Васильевича на персональной машине.

— Вот в семейной жизни Олегу капитально не везет, — чуть передохнув, добавила Тося.

— Почему? — спросил Антон.

— Первый раз женился на Аннушке Огнянниковой. Она, конечно, очень красивая, но такая непостоянная, ну прямо ветер в голове. Потом Надю-медичку взял. Эта женщина хорошая, но опять же — пятый год ребенка дождаться не могут. Теперь, правда, вроде намечается. Уж хоть бы повезло мужику, страсть сына Олег хочет.

— А как Огнянникова на это смотрит?

— А что ей смотреть? Огнянникова давным-давно про Олега забыла. За ней ухажеры табуном ходят.

— Не обиделась она, что пришлось уйти с должности секретаря-машинистки?

— Ой, да какая Аннушка машинистка! Кое-как двумя пальчиками клопов давила. Она ж продавщица по специальности. Помню, в хозяйственном магазине работала. Накрашенная, как артистка, сидит нога на ногу, только сигареты не хватает. Мне ведро оцинкованное надо было купить. Спрашиваю: «Сколько это ведерко стоит?» Аннушка в ответ, не поверите, скривила губки: «А фиг его знает…»

— Как же теперь товароведом работает?

— За красивую внешность какой-нибудь райповский начальник пригрел. Красивым женщинам намного легче устроиться в жизни, чем таким, как я.

Бирюков улыбнулся:

— Что уж вы так прибедняетесь?

Тося кокетливо повела глазами:

— Конечно, и на меня некоторые мужчины засматриваются. Только я ведь не Огнянникова, которая первому, кто пальцем поманит, готова на шею броситься.

— Головчанский на вас не засматривался?

— Ой, не надо! Александр Васильевич, во-первых, был порядочным человеком, а во-вторых, даже если бы он что-то и поимел в уме насчет меня — ни за какие прелести не согласилась бы! В райцентре такие делишки незамеченными не остаются. Тут каждый друг у друга на виду. Не приведи господи, дошли бы разговорчики до Софьи Георгиевны. Знаете, какая она ревнивица? Ужас! Месяц назад мы с Александром Васильевичем в совхоз «Победитель» ездили, на строящийся комплекс. Олег Туманов то ли на рыбалку, то ли еще куда-то отпросился, ну и Александр Васильевич сам был за рулем, то есть вдвоем мы с ним туда и обратно съездили. На следующий день кто-то нашушукал Софье Георгиевне. Она позвонила мне на работу и так отчехвостила, будто я и вправду что-то нехорошее сделала. Иванушке моему вдобавок доложила об этой поездке, поэтому он и взъярился, как бодливый бык.

— Кто из знакомых видел вас вдвоем с Головчанским в машине?

— Мы ни от кого не прятались. Не на любовное ж свидание ездили, а по работе. Я и с мастерами, и с прорабами, и с главным инженером часто на объекты езжу — работа такая. И ни у кого из них жены не поднимают тарарам. А тут… С самим начальником ПМК рядом в машине десять километров проехала…

Зазвонил телефон. Подполковник Гладышев попросил Бирюкова срочно зайти к нему. Антон быстро закончил разговор со Стрункиной и предупредил Тосю, что, возможно, ее еще пригласят в уголовный розыск или в прокуратуру. Тося обиженно усмехнулась: