Город болел. Он искрил старыми троллейбусными проводами, кашлял и хрипел водопроводными трубами, свистел больными дворами и шелушился штукатуркой домов. У него почти облез асфальт и облысела вся зелень. Город кричал, как умел, – Люди, помогите!!! – но люди были слепы и проходили мимо. Лишь маленькие дети на ржавых и запущенных детских площадках наклоняли голову, прислушиваясь к его стонам. И тогда город понял, что ему надо делать.

Ещё несколько секунд назад здесь было пусто. Обычная, продуваемая всеми ветрами сквозь разбитое стекло автобусная остановка: исписанные граффити стены, поломанная лавочка, запахи… И вдруг из ниоткуда на остановке возник мальчишка лет двенадцати. Худой, угловатый, как и положено подростку, с выгоревшими на солнце волосами и тёмно-карими глазами. Он с удивлением огляделся по сторонам. Присмотрелся к расписанию, криво висящему на столбе и, вынув из кармана мобильный телефон, удовлетворённо кивнул.

– Успеваю!

Сев на край лавки, он вновь достал телефон и с огорчением понял, что аккумулятор разрядился. Тогда мальчишка закрыл глаза и погрузился в свои мысли. Какие мысли могут быть у подростка в двенадцать лет? «Почему все думают, что ты – ещё ребёнок? Откуда берутся дети? Куда деваются взрослые? Что было раньше: города или люди?…».

– Молодой человек, что за странный вопрос? Конечно, города!

Мальчик (давайте назовём его Егор, ведь у каждого мальчика, пусть даже – возникшего из ниоткуда, должно быть имя) нехотя открыл глаза. Кажется, последнюю фразу он произнёс вслух… Рядом с ним стоял старик. Одетый не по погоде, в длинное зимнее жаркое пальто, резиновые сапоги с нарисованными утятами и большую розовую панаму, защищающую голову от палящего летнего солнца.

– Простите, но меня учили не разговаривать с незнакомцами, – Егор был вежливым мальчиком. – Я этот вопрос задавал себе, а не – Вам.

– И что ты себе на него ответишь? – старик подошёл к мальчику. – Это правильно, с незнакомцами не стоит разговаривать, – он протянул руку. – Дядя Гриша.

Мальчик пожал руку:

– Егор.

– Ну, вот и познакомились, – старик подобрал полы пальто и сел рядом с мальчиком. – Теперь же нам можно разговаривать?

Егор задумался:

– Наверное… Но я всё равно не понимаю, о чём Вы хотите поговорить?

– О городах, – Старик придвинулся поближе к мальчику. – Вот ты спросил себя, что было раньше: люди или города? Казалось бы, ответ – очевиден. Конечно, – люди, ведь именно они построили города, в которых потом появились такие симпатичные детишки. Хочешь, я расскажу тебе историю о других детях, живущих в этом городе? Ведь город полон опасностей, и если ты будешь знать о них, тебе будет легче с ними справиться!

Егор посмотрел на старика и слегка отодвинулся:

– Я ещё не был в этом городе. Но мне кажется, что самая большая опасность исходит от взрослых, вот так подсаживающихся к детишкам на пустых остановках.

Если бы старик присмотрелся в этот момент к мальчику, он наверняка бы увидел, как у того почернели глаза и далеко внутри зрачка начали разгораться маленькие звёздочки. Но старик был слишком занят. Он подсел ещё ближе к мальчику и приобнял его так, что Егор оказался почти закутанным в полу его пальто.

– Не бойся, – прошептал он, – я тебя не обижу.

Деваться было некуда. Егор посмотрел на шоссе: горячий воздух мерцал, поднимаясь от нагретого солнцем асфальта. Пальто старика пахло потом и пылью. Прикрыв глаза, он стал слушать этого странного незнакомца.

***

Ночь… Самое время зажмуриться и попытаться уснуть, чтобы наконец-то попасть в сладкий, закрытый на целый день делами и заботами цветной мир сновидений. Маруся только начала проваливаться в сон, как её вытащил наружу голос Аньки-вредины:

– Марусь, ты спишь? Марусь… Ну, я же я знаю, что ты не спишь.

– Сплю я уже давно! – попыталась соврать девочка, в глубине души прекрасно понимая, что Анька не отстанет.

– А откуда ты знаешь, что ты спишь? – тут же прицепилась Вредина. – Раз ты ничего не видишь, у тебя всегда должно быть темно, и – с открытыми глазами, и – с закрытыми.

Маруся вздохнула и села на кровати. Всё равно, если уж Анька решила поболтать, то от неё не отвяжешься.

– Нет, темно, только если открыть глаза, а вот если закрыть, то – много света, и картинки разные. Вот сегодня я слонов видела, про которых ты вчера рассказывала.

Анька любила сесть около окошка рядом с Марусей и рассказывать о том, что там происходит. Маруся с восторгом слушала Аньку. Вчера, например, у них за окном шёл караван слонов. Слонов было два миллиона, и каждый был другого цвета. Там были красные, жёлтые и даже серо-буро-малиновые слоны. Некоторые шли на задних лапах и жонглировали слонятами, и самый главный из них, с огромным хоботом и искусственным глазом, даже посмотрел на девочек и, подмигнув, спросил: «Как дела?». И хотя у Маруси был очень хороший слух, она не смогла расслышать голос главного слона и очень расстроилась. Тогда Анька призналась, что тоже не слышала голос, потому что стёкла в окнах очень толстые, а – прочитала по губам. Маруся представила, какие губы у слона, и даже немного позавидовала Вредине: как же здорово – уметь видеть!..

Маруся многие вещи в своей жизни никогда не видела, и могла лишь представлять, какие они на самом деле. Девочки жили в Детском Доме. Маруся точно знала, что Дом этот – огромный, очень красивый, и похож на замок. Он весь отделан золотым кафелем. Что такое «золото», она не знала, но оно точно было зелёное, мягкое, и на вкус, как мятный пряник. Такие пряники изредка приносили курицы-нянечки. Они всё время ходили вокруг и заботились о девочках:

– Кудах-тах-тах! Куда пошла? …Кудах-тах-тах! Одень носочки! …Кудах-тах-тах! Ешь суп!

Ещё в доме с ними было много разных людей и животных. Была страшная директор-гусыня. Она всё время ходила и на всех шипела:

– Вот придёт комиссия! Увидит комиссия!..

Комиссию боялись все. Однажды Аню с Марусей позвали в Актовый зал и посадили посреди сцены, сказав, что их будет смотреть Комиссия. Девочки взялись за руки и прижались друг к другу. Анька тоже от страха зажмурилась и только слышала, как Комиссия ходила вокруг них, тяжело цокая когтями по паркету и шелестя чешуйчатой шкурой. Девочки съёжились от страха и замерли, и Комиссия решила, что они ещё слишком малы:

– Пожалуй, посмотрим их в следующем году, – произнесла она и, проскрипев массивным многоногим телом по паркету, уползла в темноту занавеса.

Актовый зал – это место, куда приходят праздники, конфеты, и иногда – Дед Мороз. Дед Мороз – это здорово: у него всегда много сладостей, и однажды он подарил Марусе куклу, она её сразу передарила Аньке, потому что они – лучшие подруги, а Анька обратно отдаривать отказалась, и теперь Маруся всегда прибавляла к её имени – Вредина. От Деда Мороза пахло так же, как и от охранника дяди Коли: сигаретами и чем-то горьким. Она однажды спросила:

– Что это, горькое?

Он засмеялся и ответил:

– Весёлая вода!

Вредина сразу сказала, что это – плохая вода. Её мама пила такую, и – превратилась в Снежную Королеву.

– Как это? – с испугом спросила Маруся.

– Мы сидели на остановке, – шёпотом под одеялом рассказывала Анька, – ждали последний трамвай… Была зима, падал снег, и мама всё время смеялась. Она говорила, что сейчас мы уедем отсюда в новую жизнь, где всё будет хорошо, и она купит мне много кукол и велосипед. И всё время пила из бутылки «весёлую воду». А потом она закрыла глаза и стала холодной и твёрдой, как Снежная Королева. Её забрали в какой-то другой мир, а я попала сюда, – Анька вздыхала и гладила Марусю по голове. – Наверное, чтобы заботиться о тебе.

Марусе очень хотелось закрыть глаза, чтобы ещё раз посмотреть на караван со слонами, но что-то в тоне подруги её насторожило. Ведь когда тебе шесть, ты очень хорошо чувствуешь эмоции других.