Я сейчас это событие нашла. Это было во времена Древнего Египта, две тысячи лет назад. Только я не женщина, а молодой человек. Мне 19 лет. Идет погребение фараона. Какое красочное и жуткое зрелище! Эти справа наложницы. Красивые, все как на подбор, и одеты одинаково, в бирюзово-зеленое, с золотом. Они знают, что их ждет... Я пока больше ничего не скажу. Потому что были у меня с ними встречи не только во времена фараонов. Еще не время. Вернемся в настоящее. Они бы с наслаждением поерничали, читая эти строчки, но я почистила свой файл, где записаны наши встречи в прошлых жизнях, и причинно-следственные связи ослабли. А то, что они прочтут это, мне известно. Я на них не в обиде. Я тоже не была ягненком две тысячи лет назад, им есть за что меня не любить, как и мне их. Но я спокойна. Все это пустое и не стоит эмоций и нервов. У меня не были отжаты кнопки прошлых жизней. Причинно-следственные связи прошлых жизней с настоящей рвутся легко. Было бы желание. Подробно я напишу об этих событиях в другой книге.
Эти люди, присутствующие на панихиде, были из коллектива кафедры госпитальной хирургии. Тогда, когда профессор Петров пригласил меня на работу, коллектив кафедры встретил меня не ласково. Петров только что стал ею заведовать. Сотрудники кичились тем, что они экстренные хирурги, а Петров пришел из плановой хирургии. Но гордыня не мешала им на плановой операции путать приводящий и отводящий концы кишки и лишать больного возможности отправлять естественную надобность. Коллектив был достаточно сложным, недружным и амбициозным. Но они были все свои. А я - чужая. На вакантное место на кафедре наметили хорошего знакомого, одного из доцентов кафедры. А тут я, как снег на голову, не заискиваю, не навязываюсь в друзья. К Петрову я жаловаться не ходила. Еще чего. Назвалась груздем полезай в кузов. Все было по принципу "кто на новенького".
Мне было очень трудно, но ни разу я не пожалела, что ушла из такого замечательного коллектива, как кафедра оперативной хирургии. Там я себя исчерпала и как преподаватель, и как ученый. Начался застой, топтание на месте. Можно было защитить докторскую диссертацию, материала у меня было предостаточно, были и авторские свидетельства на изобретения, и научные статьи, и Владимир Васильевич все время требовал, чтобы я оформила докторскую. Но тогда бы я застряла в теории навсегда. Однажды мудрая профессор кафедры уха, горла и носа, встретив меня на Пироговке, удивленно спросила: "Вы ещё не защитили докторскую? А вам ведь было столько дано..."
Как я считала тогда, я имела одно преимущество перед сотрудниками нового коллектива. Я как теоретик профессионально знала технику оперативных вмешательств и топографическую анатомию.
И здесь мир оказался не без добрых людей. Меня стали опекать - без всякой просьбы с моей стороны, просто по доброте душевной - опытнейший хирург-склифосовец Никандр Васильевич Быстров и молодой талантливый хирург, который позднее стал профессором этой кафедры. У меня сложились доверительные отношения с Никандром Васильевичем Быстровым. Они сохраняются и до сих пор. Он был общим любимцем у молодежи кафедры и больницы, много лет проработал в институте Склифосовского, ассистировал на операциях ещё знаменитому хирургу Сергею Сергеевичу Юдину. Авторитет его в экстренной хирургии был абсолютным. Молодежь к нему обращалась за советом чаще, чем к доцентам кафедры. Он был кандидатом наук, но в должности просто ассистента. Это был настоящий самородок-философ. У него на любые житейские и хирургические случаи были свои случаи. Он всегда имел свое мнение и высказывался прямо, невзирая на авторитеты. Практика по хирургии у него была богатой. С 1965 по 1967 год по линии Красного Креста работал в Эфиопии, в Аддис-Абебе главным хирургом госпиталя. Здесь ему руку пожимал император Эфиопии Хайле Селассие, приехавший в сопровождении своих полковников навестить своего родственника. В Эфиопии для оказания медицинской помощи самолетом ему приходилось летать на нефтеперерабатывающий завод над Данакельской пустыней. Обо всем этом Никадр Васильевич рассказывал на дежурствах.
Никандр Васильевич давно уже на пенсии. Я ему часто звоню, чтобы просто услышать его окающий говор. Он и тогда, когда мы работали на кафедре, знал о моем увлечении психотерапией. Он всегда хочет знать, как на новом поприще я себя чувствую. Я ему рассказываю все подробно, но разговор всегда заканчивается одним: "Какой же ты хреновиной занимаешься!" Не принимает его хирургическая материальная душа новых знаний. Не его это реальность - энергоинформационная сущность. Он вырос в старообрядческой семье. Глубоки корни его веры. Но я всегда чувствую, что слушает он с интересом.
На кафедре я очень много дежурила и ассистировала. Нагрузка была большой. Студенческие группы, курация больных, участие в плановых операциях и бесконечные дежурства. Я также выполняла обязанности ученого секретаря. Отвечала за научные отчеты не только кафедры, но и трех отделов, которые были организованы на её базе: отдел сердечно-легочной хирургии, отдел сосудистой хирургии и отдел хирургии печени и желчевыводящих путей. Отчеты по объему каждый раз соответствовали хорошей кандидатской диссертации. Я также отвечала за организацию и проведение научно-практических конференций и издание тезисов докладов. Занималась я и научной работой, помогая одному городскому врачу-хирургу делать кандидатскую диссертацию.
Очень часто я пропадала в клинике сутками. Мне мешала моя близорукость. Коррекция очками была не стопроцентной, на одном глазу, что вызывало сильнейшие головные боли. Тем не менее я постепенно стала дежурить ответственным хирургом, сначала с подстраховкой Никандра Васильевича, он дежурил в моей бригаде. Больница всегда была переполнена, потому что больные поступали как в плановом, так и в экстренном порядке. И часто все холлы, в которых мы занимались со студентами, были заняты. Теоретическую часть занятия, за неимение сидячих мест, проводили, стоя на площадке перед лифтами, из которых периодически выкатывали каталки с больными и выходили посетители и сотрудники больницы. "Животы" были у каждого больного, любого отделения, и могли заболеть в любую минуту. В силу известных физиологии причин они болели чаще ночью. Больные по наряду "скорой помощи" поступали в течение дня, но ближе к ночи или к раннему утру количество их, как правило, увеличивалось. Особенно с острым аппендицитом - обезьяной всех болезней. Коварство этого заболевания заключается в том, что в большинстве случаев боли начинаются не там, где расположен червеобразный отросток, а в желудке - в силу особенностей иннервации органов брюшной полости. Больной начинает заниматься самолечением, промывает желудок, кладет на живот теплую грелку, принимает обезболивающие. А потом, при ухудшении состояния, обращается к врачу или набирает 03. Пользуясь случаем, хочу напомнить, что первая мысль, которая у вас должна вспыхнуть при болях в животе: а не острый ли это аппендицит?
В хирургической бригаде в первые годы моей работы дежурило много студентов. Некоторых из них мы ставили ассистировать. Но потом престиж хирургической специальности среди студентов упал. Сколько физической нагрузки и душевных переживаний, а денег никаких. Хирург получал, как и терапевт. Я дежурила бесплатно, потому что была кафедральным сотрудником. Среди студентов стало модным быть узким специалистом, например хирургом-косметологом, гинекологом, урологом. Понятно, почему. Если раньше, когда я делала опрос, кто из группы собирается стать хирургом, поднимался лес рук, то в последние годы поднятых рук совсем не стало. Студенты все видели и мотали на ус.
Я помню свои студенческие годы на кафедре хирургии во время дежурства нашего преподавателя: за ним ходила целая толпа. А я вот бегу по длинному, узкому, с бесконечными поворотами подвалу больницы, соединяющему основной корпус с роддомом одна.
Хирургическая братия очень сложно устроена. Были яркие звездочки, уверенно и успешно продвигающиеся в этой нелегкой профессии. Вот одна из них. Он был сыном профессора кафедры факультетской хирургии, но всего достиг сам. Я его знала, когда он учился у меня на кафедре оперативной хирургии. Воспитанный, улыбчивый, хороший товарищ. Вот у него вообще не было, по крайней мере, явных недоброжелателей. Мне кажется, даже завистников. Он был очень уверенный в себе, но не самоуверенный. Первый стал заниматься лапароскопической хирургией у нас на кафедре и уже в тридцать с небольшим стал признанным авторитетом в этой области не только в нашей стране, но и за рубежом. Очень быстро сделал научную карьеру. Стал профессором кафедры. И я вас уверяю, папа тут был ни при чем. Студентом днем и ночью пропадал в больнице. Все это происходило на моих глазах. Я всегда искренне радовалась его успехам. Он был человеком очень неравнодушным и современным. Помню, как он откликнулся на мою просьбу помочь перевезти со склада пачки "Вестника надежды", журнала, главным редактором и основным автором которого я была. Я его издавала по линии Московского общества помощи онкологическим больным, которое организовала вместе с больными. Он сделал несколько ездок. Тираж был 50 тысяч экземпляров. Благодаря своей работоспособности и внутренней порядочности и общительности, он быстро достиг не только выдающихся успехов в хирургии, но, судя по всему, и материального благополучия. И представление о том, что быть хирургом - это непрестижно со всех точек зрения, на его примере как бы не подтверждается. Все зависит от самого человека.
