От Муркевич 💙

Расти или снова бежать,

Отдать и не отпускать,

Принять и вновь отдавать,

Понять и в руках держать.

Ты холоден сердцем стань.

Впусти в него только сталь.

Или порвут на куски,

И скажут, что был не ты.

Оно тебе надо? быть?

Легко по теченью плыть.

Суть жертвы – не долго быть.

Не каждому зверем выть.

Велик мир, но узок круг,

Дарящих тепло вокруг.

В сердцах навести мосты,

понять, что нашел, вот – ты.

========== Часть 4 ==========

В аптечке Усманова только аспирин в пожелтевшей от времени упаковке, мазь для суставов и лента презиков из трех штук. Еще разлитый когда-то по дну пластиковой тары «бриллиантовый зеленый». Котика фыркает, рассматривая это впечатляющее разнообразие и думает, можно ли облегчить страдания Тэма, дав ему пару таблеток аспирина, а вместо пластыря натянуть гондон.

— Ты вообще у врача был хоть раз? — спрашивает Котика, надевая шапку на влажные волосы и ботинки на босу ногу. На мокрые кеды, расклякшие в углу облезлой старой жабой, смотреть не хочется — только выкинуть.

— Зачем? — удивляется Усманов. — На мне ж все заживает как на… собаке. Ты куда собрался?

— В аптеку. За бинтами.

Через пятнадцать минут Котика возвращается с бинтами, чудодейственным, заживляющим раны порошком, обезболивающим и аскорбинкой с малиновым вкусом.

— На, на сдачу дали, — говорит Котика, сунув аскорбинку Тэму, и тот сжирает всю пачку, пока он присыпает укус ебучей мертвечины порошком и забинтовывает уже подсыхающие бороздки от клыков.

— Пока тебя не было, я рапортовал. Ну, поорал слегка. Короче, у нас недельный отпуск за счет подразделения и две путевки в санаторий «Елдовый бор».

— Еловый? — хмыкает Котика.

— Я так и сказал. Нос заложило просто. Махнем?

— Махнем!

Котика дергает штанину на место и демонстративно бросает на кровать презики. Усманов скалится:

— Воды только принеси из кухни.

Котика идет за водой, по пути принимает звонок от Альфоры, которая по-матерински нежно и настойчиво выясняет, не сожрал ли его еще Усманов, и он зависает на кухне дольше положенного, а когда приходит обратно, Тэм уже храпит, обняв подушку.

— Да бля-я-ядь…

Котика падает рядом, пихает его ступней в ногу и так же быстро засыпает.

***

«Еловый бор» расположился ближе к югу, и чем ближе подбирается Усмановская ласточка с отпускниками, тем мокрее делается во всех местах. Котика, вытирая пот со лба, ноет:

— Блядь, да нахуй мы в эту дырень поехали, лучше бы просто провалялись дома под кондером, пиццу бы жрали, колу ледяную из холодоса!

— Будешь выебываться — сам по дырке получишь, — обещает Тэм, стряхивая с кончика носа каплю пота.

Котика смотрит в ответ задумчиво, и он всей шкурой ощущает движение его нехитрой мысли.

— У меня спина к сиденью прилипает, трусы мокрые, хоть выжимай. Нельзя было, я не пойму, починить задувалку твою ебаную в машине, чтоб мы не охуевали сейчас? Сорок градусов жары, а мы как тушенка в банке.

Тэм делает вид, что ничего не замечает, и Котика начинает нудеть громче, активно жестикулируя, потому нервы его, и так подточенные во время занимательной кампании с рыбами-зомби, натягиваются гитарной струной, которая вначале надрывно звенит, а потом все равно лопается. Машина прыгает на ухабах, потом сворачивает на обочину, к лесополосе, Тэм вытряхивает содержимое бардачка на колени охуевающего пассажира, находит нужное — гондоны со смазкой, которые болтаются тут с прошлого года — и выходит, хлопнув дверцей.

— Усманов, сука, ну не в лесу же! — орет Котика, пока он деловито вытаскивает его из салона. — Тут дорога, блин!

— На которой мы еще никого не встретили. Сам сказал — дырень. Нагибайся.

Несмотря на возмущение, Котика стаскивает шорты, поднимает ногу, чтоб было удобнее и опирается о капот, раскаленный на солнце, но на него Котике делается резко похуй. Он охает и выгибается, вжимаясь булками, а Усманов, вцепившись в его бедра, при желании может наставить пальцами синяков, но дозирует силу — вот чего он такой тощий-то? И кожа холодная, прям самое то по такому пеклу. Змея, что с него взять.

— Ну хули ты орешь так? — интересуется Усманов, которому эти его вопли как мороженое на вырезанные миндалины.

— Мм-ыыы-м!

В случае их бездуховного соития на обочине самое подходящее определение — «отжарил». Усманов не удивится потом, если у Котики загар ляжет в форме его пятерни на жопе. В процессе пиздец как жарко, жарче чем в салоне, зато потом, когда Котика кончает на капот, а Усманов, как дракон, с устрашающим рычанием, в него, становится легче. Голожопый Котика сидит в траве и хлещет воду из бутылки.

— Ой, блядь, — произносит с восторгом, Усманов фыркает в полотенце, вытащенное из сумки:

— Воду хоть оставь.

До самого санатория Котика тихий, как шаги в три часа ночи к холодильнику, краснощекий, и из него слова не вытянуть — даже скучно без привычного пиздежа.

Как и в санатории — там грязевые ванны, обертывания, физиопроцедуры, оздоравливающие разминки, морковные запеканки и прогулки в еловых насаждениях. Нога заживает в первые же пару дней, а потом Усманов действительно кайфует от нихеранеделанья, и таскается с Котикой по сеансам психотерапии и прочей фигни. На какой-то хер соглашается на массаж моллюсками.

— Ахатинотерапия! — машет буклетом перед его мордой Котика. — Где еще такое попробуем?

Усманов вздыхает, но идет с ним в кабинет к специалистам, где им приходится раздеваться до трусов и ложиться на кушетки. Тетка в перчатках вытаскивает из контейнера улиток размером с месячного щенка и кладет Котике на спину. Потом такую же на Усманова.

— Я думал, они поменьше будут, — замечает Тэм.

— Это специальный вид, выведенный для процедур, — поясняет тетка. — Я включу расслабляющую музыку, можете поспать, если хотите.

Сам массаж Усманову нравится — после ползания по нему огромного скользкого пельменя кожа делается упругой, мышцы — как новенькие, точно заново родился. А вот Котика, углубившийся в процесс изучения процедуры, его настораживает.

— Знаешь, зачем была музыка? — громко шепчет он, натягивая посреди ночи джинсы. — Это специальная музыка, с особыми вибрациями, которые пугают улиток и те от страха выделяют больше слизи! Постоянный стресс, представляешь?

— Жуть. Бедные пельмеши. Ты куда?

— В туалет.

Утром выясняется, что Котика пошел дальше сортира, потому что выход отдыхающих на территорию санатория запрещен на весь день и специально вызванная бригада отлавливает прямо на ходу ебущихся улиток. Все деревья, крыши, парковка и беседки — в улитках, потому что кто-то вчера проник в процедурный кабинет и выпустил на свободу вид магически созданных Ахатин, который не предназначен для дикой жизни. Поскольку размножаются они со скоростью света, если встречают особь своего вида.

— И чего нам делать весь день в комнате? — спрашивает Тэм.

Котика демонстративно выкладывает на кровать презервативы.