– Вот и узнала, – обиженно повторяю я.
– Ну, просто потом всю неделю как-то повода не было, и речь об этом не заходила. Не злись, пожалуйста, – канючит напарница .
– Ладно. Хорошо, что не через полгода об этом узнаю, – я примирительно улыбаюсь.
Тем временем, буквально спиной чувствую, что за мной кто-то наблюдает. Оборачиваюсь и ловлю на себе испытующий, внимательный взгляд директора. Он делает вид, что слушает Лидию Михайловну, приложив указательный палец к подбородку, и не сводит с меня глаз. Я инстинктивно быстро отворачиваюсь.
Наверное, думает: "Кому я доверил мать своей жены?"
Когда я снова пытаюсь искоса посмотреть на скамейку, к удивлению нахожу там только Лидию Михайловну в компании Егорыча.
Уже испарился! Оказывается, директор умеет исчезать так же внезапно, как и появляться.
– А почему он тогда её сюда определил? – спрашиваю я Свету, которая уже закончила убираться и стоит около меня.
– Мне кажется, потому что здесь прекрасные условия. Живи – не хочу! А еще она сама мне говорила, что он ей частную сиделку хотел нанять, когда она одна в квартире жила. Только Лидия Михайловна отказалась и сюда попросилась. Дочки нет, мужа тоже нет. Не хотела, говорит, больше жить в квартире с призраками прошлого. Да ей тут хорошо. Я бы в старости не отказалась сюда перебраться. Кормят, поят, развлекают. Что еще нужно?
– Может, нас еще здесь приютят на старости лет за былые заслуги, – ухмыляюсь я.
Вечером после ежедневного променада на свежем воздухе мы с Лидией Михайловной читаем Асадова. Вернее, читаю я, а моя слушательница, затихнув, полулежит в кровати и наслаждается поэзией любимого автора.
– Мне тоже нравятся эти стихи, – говорю я, закончив читать стихотворение "Мы хотели с тобою дружить".
– Да, поэзия – это нечто особенное. Она способна затронуть самые сокровенные уголки души, самое потаенное, – отвечает она мечтательно. – Я своим деткам в младших классах всегда задавала писать небольшие стишки. Пусть получалось не очень стройно по ритму и по рифме, зато какие образы необычные! Взрослый такого не придумает! Один мальчик, как сейчас помню, написал что-то там … «из снега… как из муки… испеклись снеговики». Эх, запамятовала уже, как именно.
– Да, а еще стихи – это отличное лекарство, – произношу я задумчиво, – лекарство для души. Когда плохо, когда не с кем поговорить. Они – настоящее спасение. Уйдешь с головой в творческий процесс и забудешь, о чем плакал…
– А ты тоже пишешь стихи? – она с интересом заглядывает мне в лицо.
– Да, – неуверенно отвечаю, понимая, что выдала себя, – так… балуюсь немножко.
– Прочитай мне что-нибудь из своего.
Из своего? Судорожно перебираю в мозгу названия и понимаю, что не могу вспомнить ни одного целиком.
– Я как-то плохо помню свои стихи наизусть, – мямлю я.
Лидия Михайловна смотрит на меня выжидающе: – Пожалуйста, Вита.
– Ну, разве что, вот это.
На ум почему-то приходит стих, который я написала Паше, когда мы были еще в браке. Набираю шумно воздух в легкие, на секунду замираю и медленно начинаю:
– Я почти не помню, как тебя любила,
Как тобой дышала, как тобой жила.
Как же допустила, что совсем забыла
Нужные такие нежные слова.
Я ищу, за что бы ухватиться крепко,
Чтобы погрузиться в прежние мечты,
Чтобы сделать кадры, чтобы сделать слепки
Нашей прошлой сказки будней золотых.
Мне бы окунуться в счастье от того лишь,
Что ты рядом ходишь, ходишь и молчишь,
А сейчас ты будто в топях тёмных тонешь,
И меня пугает фраз забытых тишь.
Я хочу обратно к первым поцелуям,
К вздохам на скамейке, к трепету в груди,
Но сидит в сознаньи, глухо протестуя,
Замершее в крике злое "уходи".
Ссоры, ругань – болью сердце выжигают.
И, рубцуясь, рана стёрла все следы.
Как же так случилось? Наши тени тают.
Волшебство из сказки превратилось в пыль.
Из обид оковы сбросить нету силы,
Я иду, на ощупь выбирая путь.
Помоги мне вспомнить, как тебя любила,
Без тебя мне память эту не вернуть.
Я замолкаю.
–Такое грустное стихотворение, – Лидия Михайловна хмурит брови-ниточки, – и очень хорошее. А я тоже на Гришу часто обижалась. Иногда думала: « Всё! Ухожу от него! Не люблю его больше!» А он всегда первый мириться приходил… с цветами. Даже когда я не права была. Вот так сорок пять годков и прожили вместе. Куда же без ссор? Они у всех бывают.
– Да, но у нас с мужем ссоры стали обычным образом жизни. Последние полгода мы даже не разговаривали нормально, только огрызались друг на друга. А ведь в начале нашей совместной жизни мы совсем не ругались. Конечно, у него бывали вспышки. Но это было так несущественно.
– А что же случилось?
– Мы решили завести ребенка.
Лидия Михайловна округлила глаза:
–Так это же дело хорошее. Дети – это прекрасно. Это цветы жизни, как ни банально звучит.
– Да, вот и мы, прожив в браке два года, подумали: не посадить ли нам самим эти прекрасные цветы… для начала хотя бы один. В первый месяц нашего планирования… Я раньше даже слов таких не знала… Я по своей наивности мечтала и представляла, как покажу ему тест на беременность, где я ему сообщу эту радостную новость. Выбирала имя для девочки и для мальчика, заглядывала в витрины детских магазинов и присматривала понравившиеся комбинезончики. Не ходила, а порхала в радостном предвкушении. Но ничего не получилось. Я подумала, что это какое-то недоразумение, ошибка. Но не получилось ни во второй, ни в третий, ни в четвертый месяц. Тогда во мне поселился страх. А что, если никогда не получится? Состояние паники и бесконечной тревоги мучило и не покидало меня. И я плакала каждый раз, когда понимала, что вновь не беременна.
– А что же твой муж?
– А что он? Сначала в шутку, а потом и всерьёз стал называть меня бесплодной и никудышной.
К горлу подкатил ком.
Я вспоминаю, как пила настойки каких-то трав, читала заклинания, объедалась витаминами вперемешку с валерьянкой, даже фикус посадила, прочитав в интернете, что это помогает. В общем, сходила с ума, как умела. На что только не толкают отчаяние и одиночество. Да, одиночество, потому что мой муж настолько отдалился от меня, что, казалось, этот ребенок нужен мне одной. Он даже дома перестал появляться. Хотя, когда дома ждет вечно плачущая жена, а супружеский долг превращается в ежедневную пытку… разве от такого не захочется сбежать?
– Знаете, – сглатываю намечающиеся слезы, – я ведь пошла к врачам, обследовалась, и мне сказали, что я полностью здорова. Доктора лишь развели руками, потому что лечить меня было не от чего.
– А муж проверился? Сейчас мужики совсем хилые пошли.
– Я предлагала ему несколько раз, но он отказывался и возмущался, мол, точно здоров, это я -больная и неполноценная.
– Так это из-за него не получалось, Витоша! Сам он больной!
– Нет, – я грустно улыбаюсь своему новому прозвищу. – Нет, он не больной. Через год наших мытарств мне позвонила женщина и сказала, что они с Пашей давно встречаются, любят друг друга, и у них скоро появится ребенок.
– Вот кобель! – вырывается у всегда интеллигентной Лидии Михайловны.
– Мне тогда так больно было, просто физически больно. Это же настоящее предательство. Как он мог… Он мне изменял, да ещё и подарил ребёнка другой, чужой женщине, не мне. Я чувствовала себя такой одинокой, совершенно растоптанной. После того, как всё открылось, я собрала его вещи и подала на развод. Хотя мне показалось, что он не очень хочет уходить. Ему и так было удобно: тут одна кормит, там другая холит. Да только вот, видимо, забылся и сделал ребёнка любовнице. А может, решил так проверить свои возможности.
Я закрываю глаза, пытаясь скрыть слезы обиды.
Зачем я всё это рассказываю этой пожилой женщине? Наверное, она и сама не рада моей исповеди. Видимо, это стихи настроили меня на такой откровенный лад. Может, мне просто необходимо было выговориться, ведь я ни с кем этого не обсуждала. Подруги – в других городах, а маму я не хотела лишний раз расстраивать своими проблемами в наших редких разговорах по телефону. Я просто поставила её перед фактом, что развожусь. А она не стала спрашивать о причинах, и, кажется, даже обрадовалась. Паша ей никогда не нравился. Она считала его слишком импульсивным, горячим и почему-то нечестным. Как в воду глядела.
