– Я с тобой не поеду!

Голос взвился; мне показалось, ещё немного – и я завизжу. Нельзя. Нельзя.

– Я его никогда не видела. Я не знаю этого человека. Я его боюсь!

– Леночка, – медово вклинился отец. – Ты маленькая была, я в гости к вам приходил…

– Я тебя не знаю! Я с тобой не пойду! – отчаянно крикнула я, мечась взглядом с судьи на отца. – Пожалуйста, пожалуйста, разрешите мне остаться с тётей Линой!

Подавилась воздухом. Нашарила под трибуной тётину руку, сцепила зубы, но не заплакала.

В перерыв отец подошёл и резко притянул меня к себе – я не успела увернуться.

Он процедил:

– Я тебя, Леночка, люблю. И маму твою любил. А тётка с бабкой тебе, конечно, всякой дряни наговорили. Ты их не слушай. Мы с тобой заживём!

Он сжал моё плечо. Я вдруг представила, что меня оставят с ним. И тогда наконец завизжала.

***

– Заходи.

Дверь захлопнулась с металлическим звоном, как дверца клетки. Я уткнулась взглядом в пыльный скрученный ковёр. Отец протянул руку – забрать у меня рюкзак. Я помотала головой. Рюкзак был единственной связью с домом; расстаться с ним значило потерять надежду вернуться.

– Я с тобой не останусь, – прошептала я.

Из засиженного мухами зеркала глянула красная, растрёпанная рожа в резной раме – старинной, под стать мебели вокруг: древнему серванту, гробоподобному шкафу.

Я очень устала; пока мы добирались в эту проклятую квартиру, собрали все пробки. Меня страшно укачало и вырвало прямо в автобусе. На отца. Я была уверена, он ударит меня, но Арсений решил изобразить заботливого папу: вытащил из кармана платок, брезгливо сунул:

– Утрись.

В углу платка я заметила вышитые инициалы.

– Да, да, – буркнул он. – Мать твоя вышивала.

В другой ситуации меня разобрало бы любопытство: мама никогда не рассказывала ни как они познакомились, ни вообще ничего, – но теперь я чувствовала только опустошение и тоску. Панику. Происходящее казалось нереальным; я не верила ни одной клеточкой, что буду жить с отцом. Всё казалось сном. Кошмаром.

Когда мы вошли, меня чуть не вывернуло снова – такая вонь стояла в мёртвой, пустой квартире. Арсений пошёл по комнатам, распахивая окна. Внутрь ворвалось солнечное, щебечущее лето; стало чуть легче.

– Иди умойся, – велел отец. – Грязная, как свинья.

Я спряталась в ванной; хотелось сжаться до размера горошины, не чувствующей боль.

Открыла кран. Ждала, что в этом затхлом доме он будет долго плеваться ржавчиной, разбрызгивая ледяные капли, но вода сразу потекла тёплой, ровной струёй. Бабушка говорила, так бывает с теми, кого любят Дом и Город. Не знаю. Может, они меня и любят. Но лучше б меня любила жизнь.

А вот отца, если верить бабушкиным байкам, Город терпеть не мог: чего стоили все эти пробки, красные светофоры, вечно перегоравший свет… Так и сегодня: что в суде отрубили электричество, что тут – стоило отцу шлёпнуть по выключателю, как лампочка – чпок! – и кранты.

– Не копайся! – раздражённо крикнул он, шаря по антресоли. – Когда с матерью твоей тут жили, лампы хранили в этом шкафу собачьем. Может, остались… Ах ты ж чёрт!

Телефон в его кармане завибрировал так, что я вжала голову в плечи; Арсений потянулся за мобильником, качнулся, нелепо рухнул вбок.

– Ах ты ж ядрёна… Чё? Чё тебе?

У него были ужасные глаза; я подумала, он обращается ко мне. Всё внутри сжалось. Стена надвинулась, отделяя меня от разъярённого отца.

Но он говорил вовсе не мне. На каком-то диком, птичьем языке он изъяснялся со знакомым. Я ничего не поняла.

Минуту спустя Арсений ушёл.

Почти сразу же заболела голова. Я не ела с утра – от ужаса, что вот-вот заставят остаться с отцом, постоянно тошнило. Но теперь, когда самое страшное произошло, есть хотелось зверски. Я покопалась в кухонных шкафах: только пыль, крошки и трупы мух. Приоткрыла холодильник, но тут же закрыла; лучше этого не видеть. Выглянула в окно. Через дорогу как раз светилась вывеска продуктового. Конечно, у меня не было ключей. Но…

Вот тупая! Отец ушёл. Кто мешает уйти и мне? У меня веский повод: скажу, что он оставил меня одну, без еды, и свалил непонятно куда!

Я схватила рюкзак и рванула к дверям. Покрутила замок. Нажала. Провернула ручку… Дверь не поддавалась. Этот урод меня закрыл…

Я пнула дверь так сильно, что даже сквозь кроссовку ушибла пальцы. Слёзы сами навернулись на глаза – от боли. А потом пришли и те, другие – за весь этот месяц, с тех пор, как отец появился, и до самого сегодняшнего суда. Соцработники, извещения… Небритый Арсений, тычущий в нос фотографией мамы… Его угрозы…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.