Раннее утро было теплым. В тишине отчетливо слышалось щебетание лесных птиц и голоса людей у соседних самолетов. Везде царил мир и покой.

Но вот голоса стали громче. У самолетов усилилось движение. Вдруг воздух содрогнулся от запускаемых моторов, и все звуки потонули в их мощном реве. На взлет пошли СБ из эскадрильи капитана Горева. Начался еще один будничный день войны.

Летчики Горева первыми наносили бомбовый удар по ельнинским укреплениям. Мы на своих "пешках" должны были развить их успех.

СБ улетели. Мы закурили по новой самокрутке и стали ждать своей очереди.

Снова установилась тишина, и птичий гомон возобновился.

Константин лежал рядом со мной. По своему обыкновению, он был неразговорчив, упорно думая о чем-то своем. Я незаметно наблюдал за ним и старался угадать, о чем он думает. Сделать это было нетрудно, так как у Кости все на лице было написано. Но не успел я сосредоточиться, как Усенко погасил окурок, резко встал и стремительно подошел к своей машине. Там он принялся ощупывать подкосы стойки.

- Что случилось, Костя? - крикнул Устименко.

- Та, ничего! - отмахнулся тот. - Проверяю узлы. Я стал следить, что будет дальше. К Усенко уже подошел воентехник второго ранга Гаркуненко. Константин стал сердито ему выговаривать:

- Николай! Тебе не стыдно смотреть на такую боевую машину? Во что ты ее превратил? Сколько дырок - столько заплат, и все разного цвета! Не машина, а... пятнистый ягуар! Неужели трудно закрасить одной краской?

- Ну и лихой же ты парень, Усенко, - добродушно сказал техник. - Я делаю дырки, что ли? Это ж вы их привозите из каждого боя. Мы еде успеваем заплаты ставить. А чем, вы поинтересовались? Дюраля нет. Сдираем куски с разбитых самолетов, и тех не хватает! Посчитайте, только на "семерке" почти две сотни дырок! Где столько краски достать? У других и такой нет. Спасибо, Володя Цеха выручает.

- Разве Цеха не такой же техник, как ты? Почему же у него есть, а ты побираешься? Как хочешь, друг, но чтобы на моем самолете все заплаты были покрашены в один цвет. Все!

Усенко отвернулся от техника, потрогал шайбу киля, руль поворота, одобрительно кивнул и подошел к стойке шасси. Там он потянул с плеча кожаное пальто-реглан, хотел бросить его на траву, раздумал и вдруг принялся разглядывать. Мне было видно, как лицо летчика то хмурилось - и тогда его высокий чистый лоб прорезала недавно появившаяся суровая складка, то расплывалось в доброй улыбке.

Я понял Костю. Понял и причину, заставившую его так внимательно изучать свое кожаное пальто. Совсем недавно этот реглан из отличного хрома черного цвета был совершенно новеньким, без единой царапины.

Прошло всего два месяца, и теперь пальто было не узнать: порыжевшее, побуревшее, с дырами, заплатами и пятнами, со следами ожогов, оно было подобно старому воину, иссеченному боевыми ранами. Реглан был свидетелем всех испытаний, выпавших на долю летчика.

Константин не швырнул, как обычно, реглан на траву и не лег на него отдохнуть, а аккуратно свернул и осторожно положил на колесо шасси.

- Костя! - крикнул я ему. - Хочешь, скажу, о чем ты сейчас думал? О том, что у моряков есть песня про бушлат, а у летчиков про реглан нет! Угадал?

Усенко изумленно посмотрел на меня и улыбнулся.

- А ведь верно, Павло! Думал про реглан! Понимаешь?..

Но договорить ему не дал подошедший Лопатин, летавший теперь в Костином экипаже.

- Возьми-ка эту справку, Константин Степанович! - Напевая песенку, адъютант раскрыл картодержатель и извлек листок бумаги. - Сохрани! Авось пригодится на старости лет! - Он оглянулся на меня и озорно подмигнул.

Пилот в недоумении развернул листок.

- Зачем он мне? Любите вы, штабисты, эту канитель!

- Не канитель, а документ! Читай, читай да нос не задирай! Я ж обещал проверить твою боевую работу? Сказано-сделано! Заяц, он хоть и косой, а трепаться не любит!

По мере чтения справки худое загорелое лицо Константина стало покрываться румянцем. Я удивился: что могло так взволновать невозмутимого Усенко? Сгорая от любопытства, спросил.

- Та, вот! Понимаешь? - Он растерянно отдал бумагу.

Я быстро пробежал ее глазами. На бланке со штампом и гербовой печатью войсковой части за подписью врио начштаба авиаполка капитана Власова удостоверялось, что младший летчик 13-го скоростного бомбардировочного авиационного полка ВВС Западного фронта младший лейтенант Усенко Константин Степанович действительно с 16 июля по 19 августа 1941 года лично совершил сорок один успешный боевой вылет и при этом уничтожил четыре танка, три железнодорожных эшелона, шесть артиллерийских батарей, три дота, семь складов, ангар, двадцать две автомашины, семнадцать повозок, до роты солдат и офицеров, разрушил две переправы, создал семь очагов пожаров, провел тридцать восемь воздушных боев, в ходе которых экипаж сбил четыре Ме-109. Данные подтверждались боевыми донесениями, свидетельствами других экипажей и сообщениями войск фронта.

Я во все глаза смотрел на Костю, гордясь своим скромным другом. Потом вскочил, в избытке чувств хлопнул его по плечу:

- Молодец! Всего-то за месяц боев! Поздравляю! Усенко смутился еще больше и отвернулся. Лопатин задымил папиросой и принялся рассказывать:

- Сегодня в штабе закончили подбивать "бабки", итоги боевой деятельности. Оказалось, что ты, Константин, и вот еще Саша Устименко сейчас лучшие летчики в полку. Но Устименко сменил две боевые машины, Челышев - три, а ты летаешь на одной и той же "семерочке". А это ой как много значит! Сегодня, хлопцы, вас познакомят с документом о порядке награждения летною состава. Так вот, согласно этому документу за сорок боевых вылетов положено представлять... Макар Давыдович хитро оглядел столпившихся летчиков. - Положено представлять к званию Героя Советского Союза!

Мы от неожиданности онемели.

- Выходит... Выходит, Костя Усенко первым у нас вытянул на Героя?! Вот это да, Костя! Поздравляю!

- Я-а?.. На Героя? - опешил летчик, краснея еще больше, и недоверчиво махнул рукой. - Шутите, товарищ лейтенант? Розыгрыш, да? И потом, я ж ничего такого... Как все! - и не досказал: волнение перехватило его дыхание.

Адъютант добродушно проговорил:

- Ну, ну! Смущаться-то зачем? Нелегким трудом заработал! Гордись и держи выше нос! Устименко! А ты пока не дотянул. У тебя тридцать шесть успешных вылетов!

- А разведку учли? - озабоченно спросил Александр. - Костину тоже? Мы ж с ним много летали на разведку!

- Разведка - по другой статье. Штаб учитывал только бомбардировочные удары. А с разведкой... От соседних самолетов донеслась команда:

- Летный состав! На построение!..

2

Командир сводной группы "петляковых" капитан Челышев, прохаживаясь перед строем, давал последние перед вылетом указания, когда на газике подъехал озабоченный Власов. Отмахнувшись от команды, он приказал:

- Удар по Ельне для вашей группы отменяется! Есть другое задание. Его надо срочно выполнить. Сейчас в районе Ярцева противник большими силами штурмует наши укрепления. Ему на помощь из Духовщины спешит сильная танковая колонна. Генерал Мичугин лично приказал вашей группе, Челышев, найти эту колонну и разгромить, как вчерашнюю. У вас какие бомбы? Бронебойные? Очень кстати! Маршрут проложите в воздухе. Времени на подготовку нет. Все! Действуй, Ефим Иванович! По-быстрому!

- Есть! По самолетам!

Натужно ревели моторы: "петляковы" набирали высоту. Справа почти у линии горизонта тянулось желтое полотно железной дороги, блестела пустая лента автострады, дымились пожарища. К пикировщикам подлетала группа прикрытия восьмерка МиГ-3. Хорошо! С левой стороны от маршрута среди лесов вилась синяя полоска реки Угры. Она несла свои воды на юго-восток к Калуге, где вливалась в Оку, а Ока огибала Москву...

Усенко смотрит на Угру, а думает о Москве. Как же близко она отсюда! Лететь до нее всего полчаса! Летчику кажется, что он своей спиной ощущает дыхание этого огромного города, сердца Родины, чувствует его пульс. Мысли и чувства Кости отданы столице, ее судьбе. Враг неудержимо рвется к ней. Надо сдержать его! Устоять, пока не подойдет подмога. Она будет! Не может быть, чтобы не было...