Старший о/уполномоченный ОГПУ Лисицын».

«Сов. секретно

Товарищу Лисицыну.

Говоря об усилении нажима, мы имели в виду создание некоторых ограничений в режиме содержания (лишение книг, уменьшение пайка, недостаточное протапливание помещения), но ни в коем случае не меры физического воздействия, каковые строжайше запрещены, равно как и грубое обращение. Таковыми мерами можно грозить, но в очень осторожной форме, только по отношению к другим лицам, находящимся на положении источника. И то только в крайнем случае.

С комприветом, Менжинский». (без даты.)

«Сов. секретно

7 февраля 1925 года

Председателю ОГПУ по Уралу

тов. Балицкому.

Информируем Вас, что в 1918 году, во время нахождения бывшей царской семьи Романовых в Тобольске, с помощью епископа Варнавы был допущен в дом бывшей императорской семьи быв. священник тобольской Благовещенской церкви Алексей Васильев, который совершал для царской семьи культовые обряды и на момент их предварительной высылки являлся духовником, имевшим право на вход в арестное помещение. А. Васильев вскоре завоевал доверие и пользовался большим авторитетом у царской семьи. Перед отправкой б. царской семьи из Тобольска, когда последние стали беспокоиться о сохранении своих ценностей, быв. царицей Александрой Федоровной было поручено указанному А. Васильеву вынести чемоданчик с бриллиантами и другими ценностями. При содействии тогдашнего начальника охраны полковника Кобылинского и прислужника Николая Романова Кирпичникова Александра Петровича находящиеся ценности в кожаном чемодане были вынесены Васильевым из охраняемого дома. Позднее Кирпичниковым А. П. вынесены также из охраняемого помещения шпага в золотых ножнах с рукояткой червонного золота, которую он также должен был передать А. Васильеву. К указанному делу также имела отношение бывшая прислужница в арестном доме Межанс Паулина (возможно, Гаспаровна или Каспаровна). Примите меры к розыску и аресту указанных лиц, допрос которых не проводить без уполномоченного из Москвы.

С комприветом, Уншлихт».

Это цитаты из подлинных документов, приведенные в книге И. Бунича «Династический рок» (роман написан в 1995-м, тогда я впервые встретила фамилию прадеда в историческом контексте). Шифровки перемежаются с донесениями, ощущение судорожной неразберихи, всесильные чекисты еще только осваивали непростую профессию.

В екатеринбургских материалах следствия сообщения куда более бесхитростны. Они конкретны:

«Как удалось выяснить, шпага в золотых ножнах с рукояткой из червонного золота была передана Кирпичниковым А. П. на хранение Алексею Васильеву, который прятал ее вначале в дымовой трубе, а затем – под крыльцом Благовещенской церкви. Оперативно-розыскные мероприятия позволили установить, что в 1929 или 30 году Алексей Васильев вместе с женой Лидией Ивановной выехал из Тобольска в город Омск к своему сыну Александру, который покинул Тобольск еще в 1922–23 году. По дороге Алексей Васильев на ст. Тара умер. Оставшиеся ценности хранят жена Васильева Лидия Ивановна и сын Ал. Алексеевич, проживающие в городе Омске. Эти ценности частично ими расходованы. Например: несколько штук бриллиантовых ожерелий, колец и браслетов проданы бывшему крупному торговцу, купцу города Тобольска, Печекосу Константину Ивановичу, который, кроме этого, и у других лиц скупал золотую монету и изделия и который два-три года назад скрылся. Разысканы и взяты под стражу другие участники этого дела: Межанс Паулина и монашка Ивановского монастыря Марфа Ужинцева. Розыск продолжается.

Нач. ЭКО ПП ОПТУ по Уралу Самойлов.

Нач. 8-го отдела ЭКО Шумков». (Из материалов следствия по делу «О царских драгоценностях», архив КГБ, Екатеринбург.)

И все-таки: люди исчезали бесследно при малейшем подозрении, а тут жена и пятеро детей священника давали показания о драгоценностях – «ничего не знаю, не ведаю» – и ведь не тронули никого. И драгоценности царские не нашли, и подозреваемых целыми и невредимыми отпустили. Почему?

Я многим в сибирском городе задам этот вопрос – «Почему?» – и каждый раз на меня смотрят так, будто впервые видят, выражение лиц при ответах непередаваемое: лукавое и отстраненное, – как это сочетается, мне до сих пор непонятно. «Дальше Сибири не сошлют» – это не Александра Романовна сказала, это я позже много раз услышу вместо привычного в других краях «семь бед – один ответ».

Александра же Романовна (по телефону, напоминаю) успокаивала мои сомнения примерно так:

– Это поверхностное мнение, сейчас модно такое писать: всех расстреляли, никто не избежал. Сибиряки, во-первых люди упрямые, во-вторых, изворотливые, в-третьих… да вы сами поймете, когда приедете. Сейчас время такое, сюжетные линии как по стойке «смирно» стоят, вытянувшись в струнку. У каждого времени свой соцзаказ.

А у жизни другие правила. Судьбы очень по-разному складывались, персональная история каждого здешнего человека отдельная и индивидуальная. Нельзя говорить «тогда всех под одну гребенку» – не бывает такого времени. Одногребеночного. Чекисты не сразу научились систематизировать, долгое время сплошной стихийности и неорганизованности. Ваших и допрашивать начали только в 1932–1934-м годах, а до этого никто и не слыхал о таком. Неразбериха, пыль и туман.

Поздно спохватились, в то время уже и отец Алексий умер. Что с детей спросишь? А мамаша, по слухам, не вполне «в себе»: она женщина странная, замкнутая. Но это по рассказам. В жизни нет общих правил «для всех». Чекисты тоже люди. Порасспросили – и отпустили с миром, у нас таких случаев видимо-невидимо. Сибирь, знаете ли, полна секретов. В истории нашей как в лесу – медведи, грибы и тайны, в землю закопанные.

Часто навсегда.

Да вам обо всем Полина Сергеевна доложит, я договорилась. Лучше ее не найдете, еще спасибо скажете!

Спасибо я Александре Романовне каждый день говорю, Веденеева оказалась сущим кладом. Ярко-синяя юбка в пол, вишневый пиджак, лучащиеся слегка иронической приветливостью серые глаза. И непременная улыбка, в улыбке никакой иронии. Светлая она, Полина, я ей на голову свалилась, а ни тени раздражения ни разу не ощутила. Будто она меня ждала. «Здесь вещи оставить можете, водички попить или еще что – в любое время, мой кабинет в вашем распоряжении, девочки пустят, предупреждены. А то забегаетесь по Тобольску, присесть негде. А тут дворец, царские выставки, кресла удобные. Пока не устали? Пойдемте, я вам покажу кое-что».

Я еще много раз услышу это «пойдемте» – она будто знала, когда и что мне показать, следовала сценарию. А я так боялась ехать: найду ли хоть кого-нибудь, кто поможет?! Полина мне помогла.

– Реставрировали, чистили до блеска – Дворец наместника, Кремль, музей истории края, библиотека, архив. Мебель в библиотеке – восемнадцатый век! Сказочно у нас. Купола горят, собор многоглавый и семинария. Святые молитвы, история в глубь веков.

Мы обогнули дворец, и взору открылась широкая лестница, уходящая вниз, к домам. И дощатые ступени вычищены.

– Это в последние десять лет так. Раньше город заброшенным был. А стал духовным центром России, он третьим в списке сейчас идет – Москва, Петербург, Тобольск.

– Да. Я знаю, директор гостиницы моей в курс дела ввел немного.

– Кто это, Максим наш? Он, конечно, в курсе, духовность его в первую очередь интересует. – Искрились, переливались крохотные колокольчики, Полина Сергеевна смеялась, я тоже. Скорее улыбалась осторожно; понятия не имею, какие отношения у них, в городе все друг друга знают – это мне Максим еще по дороге из аэропорта объяснил. – Президент к нам с визитом прибыл, пришел в восторг от Тобольска. Распоряжения сделал соответственные – тут же городок в порядок привели. Не сразу, конечно. Все по европейским стандартам, да и в Европе такие музеи редкость, а уж о храмах и монастырях – чудес насмотритесь!